— Империя окружена могущественными врагами. Еще Юстиниан Великий говорил, что для победы над врагом надо его знать. Мы же знаем о многих из варваров только то, что они хотят. Послы, которых я направляю в разные страны, вместо того чтобы находить и подкупать соглядатаев, сами оказываются подкупленными. Ты знаешь об этом.
— Государь! Вы говорите со мной так откровенно, как говорят либо с очень близкими друзьями, либо с осужденными на казнь.
— Как знать, — с легкой, печальной полуулыбкой ответил император, — может быть, тебе предстоит именно этот выбор.
Стилион, хотя ничем не выдал себя, внутренне содрогнулся. Он хорошо знал эту печальную полуулыбку, с которой император, не задумываясь, отправлял на гибель тысячи людей, как это было во время памятной экспедиции на Крит в прошлом году.
— Что ты знаешь о pyccaх? — внезапно спросил император.
— Почти ничего, — пожал плечами Стилион. — В прошлом году шестьсот руссов, служивших в твоей армии, высадились вместе с нами на Крите. Сражались они храбро и почти все погибли.
— Так вот слушай. Мне было всего два года, когда русский архонт Олег едва не взял Константинополь и прибил свой щит на Золотых воротах, а еще через четыре года нам пришлось заключить унизительный договор с Русью. Девять лет назад, когда мы разорвали этот договор, новый русский архонт, Игорь, на множестве кораблей подошел к Босфору. Мы сожгли эти корабли греческим огнем, но варвары перебрались насушу и провели в империи еще два месяца, грабя Вифинию.
— Об этом я кое-что знаю, — процедил Стилион. — Тогда был убит мой отец.
— Через три года, — словно не слыша слов Стилиона, продолжал император, — Игорь направился в новый поход, и только ценой дорогого откупа и нового договора удалось остановить его войска в низовьях Дуная. Теперь на Руси правит архонтесса Ольга. Она благосклонно внимает канонам нашей святой веры, но я не думаю, чтобы это могло помешать новому вторжению. Руссы — опасный противник. Они мужественны и храбры. Особенно опасны руссы тем, что о них мы мало что знаем.
Ты будешь моим послом в стране руссов, но послом тайным. Ты будешь жить одной жизнью с ними и изучишь все: их военную мощь, их религию, их экономику. Ты узнаешь, как они строят и любят, воюют и ненавидят. Возвращайся через год. Если ты будешь ранен, болен или попадешь в плен, пришли мне донесение и запечатай его вот этим перстнем.
Император снял с пальца тяжелый серебряный перстень с печаткой.
— Готов ли ты? Запомни! У нас нет сил для победы в открытом бою. Зло, преступление, смерть во имя процветания и могущества империи есть благо.
Оставаясь все так же равнодушно-бесстрастным, Стилион сказал:
— Я готов.
Через несколько месяцев после этого разговора в погожий летний вечер на утлой лодке пересёк один из рукавов Дуная высокий человек в темном плаще, заколотом у плеча круглой железной фибулой. Из-под плаща его виднелся кожаный передник и висевшие на широком поясе клещи, молоток, напильник, волочило. Обутый в сыромятные постолы, он шел неспешной, развалистой походкой простолюдина. Так вступил византийский патриций Стилион на берег дунайской старицы, где возвышались каменные стены крепости ромеев, где вспомогательные войска состояли из воинов-печенегов, а оружие для византийского гарнизона ковали болгарские кузнецы.
"Дамиан, кузнец из Фессалоник" — так назвал он себя старосте общины болгарских оружейников и в тот же день приступил к работе, получив в помощники русского пленного Горислава.
Следующие две недели кузнец и его помощник работали с утра до вечера до полного изнеможения, перебрасываясь лишь короткими фразами, необходимыми для дела. Но все же Дамиан узнал, что Горислав происходит из русского города Корчедара, неподалеку от Днестра (Тираса). Вместе с другими своими соплеменниками-тиверцами в составе большого русского войска под командованием самого киевского князя Игоря Горислав принимал участие в походе на Константинополь. Здесь, в низовьях Дуная, во время стычки небольшого передового отряда с византийцами он был тяжело ранен и попал в плен. Когда князь, получив откуп от Византии золотом, драгоценными камнями и заключив выгодный договор, повернул восвояси, о Гориславе, да и не только о нем, наверное, просто забыли.
Дамиан тоже рассказал, как вырос он в болгарской общине славного ромейского города Фессалоники. Как во время нападения арабских пиратов была убита его мать, отец увезен в рабство на Крит. Он поделился с Гориславом и своей мечтой заработать деньги на выкуп отца, а потом...
— Я пойду с тобой, — сказал Горислав, — одному трудно. А на Данастре, в земле руссов, моя родина. Я еще пригожусь тебе там.
И настал день, когда все было готово к побегу. Кандалы Горислава надпилены так, что еле-еле держались, запасены продукты, два крепких лука и стрелы, откованы засапожные ножи. Горислав взял несколько высоких камышинок, вытащил из них сердцевину, а возле султанчиков сделал по небольшому надрезу, чтобы в случае надобности дышать, спрятавшись под водой. Дождавшись вечера, когда частый здесь густой туман плотно закрыл все вокруг, Дамиан и Горислав переплыли на левый берег Дуная и, спрятав лодку в камышах, отправились дальше пешком. Они благополучно миновали раскинувшиеся на десятки километров плавни, где болота чередовались с заросшими осокой старицами, и трясины с открытой черной водой, и вышли наконец в степь. По степи пришлось пробираться ночами, далеко обходя дымный пламень костров у печенежских юрт. Впрочем, путникам все же удалось пополнить запасы продовольствия в одной из болгарских деревень, жавшихся к берегам больших озер с густыми зарослями ив. Степь сменилась постепенно лиственным лесом. Он обступил путников со всех сторон. Плотные кроны дубов и буков надежно скрывали не только от палящих солнечных лучей, но и от вражеского глаза. В зыбкой лесной тишине слышалось только пение птиц да журчание родников. Горислав уверенно вел Дамиана сквозь чащу.
Неожиданно рельеф опять изменился. Местность стала холмистой. Поднимаясь на вершины, путники видели внизу в просветах между деревьями изгибающиеся черно-зеленые волны леса, многочисленные разбросанные в долинах села. Когда же они спускались вниз, их поглощал золотистый сумрак.
— Это Русь, — сказал Горислав, жадно вдыхая острый свежий запах листвы и влажной плодородной почвы.
Здесь шли уже не таясь, и к утру шестого дня Горислав вывел Дамиана на вершину холма, где сразу оборвался лес. Внизу, на обоих склонах неширокой лощины, как на двух сложенных вместе гигантских ладонях, лежало большое поселение, целый город!
Оба путника, взволнованные, хотя и каждый по-своему, молча смотрели вниз. По дну лощины протекала речка. Сотни невысоких двускатных крыш, обложенных сверху дерном, то большими, то меньшими кругами — по 3-5 домов в каждом — были разбросаны по всему поселению. Возле многих домов возвышались легкие наземные здания — сараи или мастерские. То там, то здесь белым жарким пламенем полыхали печи, в которые рослые люди мехами накачивали воздух; взмахивали, блестя на солнце, молоты, слышался звон металла. На одном из уклонов лощины, там, где ее пересекали два небольших оврага, помещался детинец. Широкий, наполненный водой ров опоясывал его. Второе защитное кольцо составлял крутой высокий вал, поверх которого находились дубовые городни, а на них забороло. Внутри на плато виднелись расположенные по кругу жилища, блестела в большом прямоугольном бассейне вода. В детинце было два входа. Один внизу, где через речку и ров были переброшены деревянные мостки, которые вели к узким воротам. Над ними на четырех столбах возвышалась островерхая бревенчатая башня. С двух сторон от нее находились две мощные катапульты. Второй проход, еще более узкий, виднелся с противоположной, напольной стороны детинца.
Первым нарушил молчание Горислав. Положив руку на плечо Дамиана, он тихо сказал:
— Вот и Корчедар. Добро пожаловать, брат.
На этом я прервал свой рассказ и сказал, обращаясь к Георге:
— Путники добрались до Корчедара. Передаю их в твои надежные руки..
Георге, бросив сигарету в костер, подхватил:
— Горислав отвел Дамиана к одному из гнезд жилищ. Это было его родное гнездо, состоявшее из четырех домов. Они расположились подковой вон там, — показал Георге на опушку леса. — Ровно через тысячу лет, во время первого сезона раскопок на Корчедаре, там стояла моя палатка.
Обрадованные возвращением Горислава, его родичи приняли и Дамиана как своего. Оба путника поселились в доме Горислава. Дома были небольшие, площадь их не превышала 20-25 квадратных метров. Дамиану они показались примитивными, даже жалкими, особенно после каменных зданий Константинополя. Это впечатление еще усилилось, когда пришлось спускаться вниз, как в подвал, на глубину полутора метров. Полом была просто утрамбованная глина, стены обшиты толстыми рублеными досками. Мебелью служили деревянные столы, лежанки, покрытые льняными простынями и грубыми шерстяными одеялами. Сидели на фигурных вырезах в глине, оставленных нарочно во время копания ямы. Над ямой возвышалась двускатная кровля с каркасом из жердей, опирающихся на столбы, вкопанные прямо в пол жилища, и на наземные стены, сделанные из плетня, обмазанного глиной, и побеленные. В стенах, обращенных к центру круга, образованного жилищами, находилась входная дверь и маленькое оконце, затянутое бычьим пузырем. Внутри дома почти четверть его занимала большая печь, сложенная из множества известняковых камней.
