ЖИВАЯ ВОДА
Доктор исторических наук Георгий ФЕДОРОВ.
Молодой человек в прошитых белыми нитками джинсах и рубашке навыпуск легко перепрыгнул через забор и подошел ко мне. — Это база археологической экспедиции? — непринужденно спросил он.
— Да. Садитесь.
Молодой человек бросил на стол тощую сумку авиационного агентства "Сабена" и сел рядом со мной на один из брезентовых стульев, стоящих под деревьями возле нашего склада.
— Можно видеть начальника экспедиции? — так же непринужденно спросил он.
— Я начальник.
— Видите ли, — серьезно сказал молодой человек, — я ветеринар и нахожусь здесь на отдыхе. С детства интересуюсь археологией. Хочу принести посильную пользу. Может, у вас тут коровка заболела или лошадка, так я вылечу.
— Нет у нас ни коровок, ни лошадок. Но вот наши куры страдают мигренью, и это отражается на их вкусовых качествах. Если накормите их пирамидоном, сделаете большой вклад в науку.
Молодой человек отер пот со лба шелковым клетчатым платком и, улыбаясь, заявил:
— Да, вижу, что вас бесполезно разыгрывать. Я корреспондент... — тут он назвал известный московский журнал, — Григорий Турчанинов, — и показал удостоверение. — Приехал к вам, чтобы поработать в экспедиции и собрать материал для очерка. Какую работу вы мне можете предложить?
— Что ж, — покорно согласился я, — есть работа. Нам нужны здоровые рабочие руки. Вон видите там, на бугре, стоит высокий человек в очках? Это наш старший архитектор Барабанов. Скажите ему, что вы зачислены рабочим-землекопом. Он вам даст работу.
— А какие условия? — насторожившись, спросил Турчанинов.
— Восемь часов землекопной работы. Оплата — один рубль двадцать копеек в день. Воскресенье не оплачивается. Жилье и питание дает экспедиция.
— А другой работы, более квалифицированной, для меня не найдется? — осторожно спросил Турчанинов.
— Для другой надо быть археологом.
Саша Барабанов не любил пижонов. Оглядев Турчанинова и выслушав его, он угрюмо сказал:
— Возьми лопату. В двух метрах от забора, вон у того кола, выкопай яму метр на метр, глубиной два с половиной метра. Чтоб к обеду была готова. Покажи ладони. — Турчанинов показал. — Хм, — удивленно буркнул Саша, — греблей, что ли, занимался? Все равно бинтуй.
Турчанинов бинтовать не захотел и, положив на плечо лопату, отправился к колу. Он аккуратно повесил на забор рубашку и джинсы и, оставшись в одних трусах, стал копать. Непривычка и жаркое молдавское солнце вскоре взяли свое. Чтобы пот не заливал глаза, Турчанинов повязал лоб шелковым платком, что стоило ему еще одного презрительного взгляда Барабанова.
Я уехал по делам в Кишинев, а когда часа через три-четыре вернулся, Турчанинов все еще копал. Яма была уже такая глубокая, что Турчанинов умещался в ней целиком. Видны были только его руки и лопата, выбрасывающая на поверхность землю. Да из глубины доносился его приглушенный страстный голос, распевающий цыганские романсы. Время от времени Саша Барабанов подходил к яме и придирчиво промерял длинной рейкой отвесность стенок и глубину. Наконец Турчанинов, отсалютовав лопатой, доложил Барабанову:
— Товарищ начальник, работа закончена! Саша, еще раз промерив яму рейкой, сказал:
— Вон видишь то сооружение из камыша? Перетащи-ка его сюда и поставь над ямой, а то старая уже отслужила.
— Вы, кажется, имеете в виду ватерклозет? — дрогнувшим голосом спросил Турчанинов.
— Вот именно, ватер! — злорадно отбрил Саша.
"А, черт бы побрал этого Саньку, — с досадой подумал я, — что за штучки с новичками! А впрочем, дело-то ведь нужное. Все равно кому-нибудь надо его делать".
Турчанинов между тем, подойдя к сооружению, кряхтя, стал вытягивать опорные колья. Это, однако, оказалось не так легко. Тогда белобрысая Зина, студентка-практикантка, которая умудрялась одновременно окать и якать, оторвалась от описи керамики, которую она вела. Подойдя к сооружению, Зина стала окапывать лопатой один из опорных кольев и пробормотала:
— Ты все сам хочешь делать, как лорд Байрон?
Несколько озадаченный Турчанинов раскланялся.
— Сударыня, вы достойны вдыхать все ароматы Аравии, но не этот. Эта работа не для вас.
Однако Зину не так-то легко было сбить с толку, и она тут же изрекла: — Над плохим бурдюком не смейся, не зная, что в нем находится.
Турчанинов сквозь приступ смеха проговорил:
— Господи! Почему бурдюк?
— Это такая черкесская поговорка, — авторитетно заявила Зинка, наморщив свой и без того курносый нос.
Георге, который вместе со мной приехал из Кишинева и наблюдал эту сцену, не мог оставаться пассивным. Вскочив из-за стола, он подбежал к Зине и Турчанинову и закричал:
— А я вам говорю, нечего тут возиться! Сейчас обвяжем веревкой и вытянем.
Он действительно достал из полевой сумки крепкую тонкую нейлоновую веревку и принялся обвязывать сооружение. В это время подошел Саня Барабанов. Молча растолкав собравшихся, он без видимого усилия взвалил на свои широченные плечи шаткую конструкцию и перенес ее на новое место. Остальные плелись за ним в почтительном молчании и лишь слегка поддерживали сзади.
— "Что же, — подумал я, — может быть, таким несколько странным способом и начал формироваться коллектив злосчастного Корчедарского отряда".
Дело в том, что раскопки в Корчедаре велись уже 14 лет. Они составили целую эпоху в работе экспедиции и дали огромные материалы. Были открыты мастерские литейщиков и гончаров, металлургов и ювелиров, оружейников и косторезов, множество жилищ, всевозможных сооружений, могильник. Конечно, раскопано почти целиком было и городище, цитадель, окруженная высоким валом и глубоким рвом. Мы оставили на городище небольшую площадку для археологов будущего, которые смогут копать более совершенными способами. Почти все плато, на котором возвышалось когда-то огромное древнерусское поселение, было раскопано. Почти все, но не все. В его нижней части находилась круглая западина метров 20 в диаметре. Еще в 1950 году в маленьком шурфе, заложенном нами в центре западины, были обнаружены илистые отложения. Кроме того, на другом таком же древнерусском городище, в Молдавии, такая же западина и в наше время была полна водой. Почти наверняка это был водоем для жителей городища, особенно необходимый во время осады. Почти наверняка, но все-таки закон археологии гласит, что нужно докапывать любое сооружение, любой слой до материка, то есть до почвы, в которой нет следов человеческой деятельности. Только тогда можно уверенно судить о том, что раскопал. Вот для этих-то контрольных раскопок да еще и для уточнения конструкции вала и должен был провести последний сезон полевых работ Корчедарский отряд. Никто не спорил — нужно так нужно, но кому хочется тратить хотя бы часть сезона на бесперспективные раскопки, особенно когда остальные отряды ведут работы на совершенно новых, неизученных объектах, где каждый день может принести что-нибудь интересное. Потому и было каверзным делом формирование Корчедарского отряда.
— Ну вот, Юра, — бодро сказал я, когда Георге вернулся к столу, — видишь, коллектив отряда уже создается. Тебе сам бог велел быть начальником: ведь это ты своими руками в 1950 году выкопал шурф в западине. Ты начал, ты и кончай. А коллектив у тебя прекрасный. Зина — энергичный, умелый археолог.
— Да, — хмуро прервал меня Георге, — студентка, всего второй год в экспедиции.
— Ничего, ничего, зато какой напор! Саня Барабанов — прекрасный архитектор и художник.
— Грубиян, — все так же хмуро отрезал Георге.
— Какие люди, ей-богу, даже завидно! — убеждал я, стараясь не сбиться с тона. — Ты подумай, у тебя даже рабочим, землекопом, будет корреспондент столичного журнала, интеллигентный человек!
— Землекоп должен землю копать, а с интеллигентным только намучаешься, одни разговоры, — отпарировал Георге.
— Зато поварихой у тебя будет Митриевна, это тебе что — пустяк? — пустил я вход последний козырь.
Тут уж Георге ничего не смог возразить.
— В общем, основные кадры я тебе подготовил, а остальные сам доберешь, — торопился я окончить не очень-то приятный разговор. — Формируйся, выезжай в лагерь, и — с богом, А я дней через десять приеду в отряд посмотреть, как дела.
К вечеру нагруженный оборудованием, продуктами и материалами экспедиционный фургон выехал в Корчедар во главе с сумрачным Георге и с кое-как сформированным коллективом. А я с неутомимым Гармашем поехал в очередной объезд отрядов.
Прошло немало времени, прежде чем мне удалось снова попасть в Корчедарский отряд. Мы приехали глубокой ночью — шофер Гармаш, профессор-остеолог Вениамин Иезекильевич и я. Чтобы не разбудить кого-нибудь, Гармаш осторожно провел машину с потушенными фарами по хорошо знакомому мостику прямо в лагерь. Мы с Вениамином Иезекильевичем пробрались к палатке Георге, где было несколько свободных коек, а Гармаш улегся в машине. Как ни старались мы укладываться тихо, Георге все же проснулся и, поздоровавшись, перевернулся на другой бок.
