Но несмотря ни на что, уровень миграции сельского населения и тогда был достаточно высок:
Через речку нет моста –
Брошена колодина.
Уезжаю в Ленинград
До свиданья, родина.
* * *
Задушевная, на станции
Гудели поезда,
В Ленинград уехал дролечка,
Наверно, навсегда.
* * *
В комсомол я запишусь
И шапочку одену.
На милой своей женюсь,
В Ленинград уеду.
Чаще всего покидали деревни юноши. Менее обремененные семейными обязанностями, более приспособленные к жизни, что называется, в походных условиях, они чаще и решительнее, чем их робкие подруги, пытались переломить судьбу. Столица манила сказочными прелестями свободы и красивой жизни. Не зря Петербург долгое время считался «мужским» городом. Доля женского населения на протяжении всего XIX века едва доходила до 32 %. Но и девушки, особенно самые юные, стремились сменить тяжкий крестьянский труд на вольную жизнь в столице. Их борьба за раскрепощение и равные права с парнями стала постоянным сюжетом сельского фольклора. Хотя надо оговорить одну крайне любопытную деталь: борясь за равноправие, девушки не подвергали никакому сомнению свою зависимость от молодых людей. Независимость, со всеми пагубными последствиями этого в условиях жизни в огромном и чужом городе, появится потом. А пока – только в Петербург и только с милым:
Милый в Питере живет,
А я к Питеру глядеть.
Замечаете, подружки,
Без него стала худеть.
* * *
Дайте паспорт, я уеду,
Дороги родители.
Не хочу в деревне жить –
Мой миленок в Питере.
* * *
Говорят, Питер далеко,
Питер – наша сторона.
Весна придет – туда поеду,
Там залеточка моя.
* * *
Мой миленок хитер, хитер –
На метле уехал в Питер.
А я маху не дала –
На ухвате догнала.
* * *
– Дорогой, куда поехал?
– Дорогая, в Ленинград.
– Дорогой, и я с тобою.
– Дорогая, очень рад.
В северной Карелии записана одна весьма выразительная пословица, смысл которой, очевидно, хорошо понимали вступающие в самостоятельную жизнь молодые селяне: «От каждого порога на Питер дорога». Отходники Галичского уезда Костромской губернии работали в Петербурге в основном малярами. Среди земляков за ними закрепилось прозвище: «Питерщики». О них слагали частушки:
Петербургская телега,
Костромское колесо.
И куда тебя, беспутный,
В сенокос-то понесло?
Нарицательным именем ярославских крестьян, отправлявшихся на отхожий промысел в столицу, в противоположность «оседлым» или «домачам», стало: «Питерщики», «Питерцы» или «Питеряки».
Миграция сельского населения сделалась массовой с середины XIX века, когда сформировалась сеть железных дорог. В столицу буквально хлынул поток крестьян и ремесленников из Псковской, Витебской, Ярославской, Тверской, Новгородской губерний. Переселенцы становились кузнецами и текстильщиками, портными и сапожниками, работницами табачных фабрик и прачками. К концу века в Петербурге бытовала уже известная нам пословица, наиболее точно выражавшая суть сложившейся ситуации: «Псковский да витебский – народ самый питерский».
Следы псковского влияния на рост численности петербуржцев были заметны в фольклоре вплоть до середины XX века. В конце 1930-х годов на углу Косой и Кожевенной линий Васильевского острова находился продовольственный магазин, известный в то время в просторечии под названием «Скобарский». Им, по воспоминаниям горожан, пользовались так называемые «лимитчики» – переселенцы из Псковской области, работавшие на Кожевенном заводе. Там же, на Косой линии в 1920-х годах стояло огромное бесхозное здание, в котором обитали проститутки и бездомные. Командовал ими небезызвестный Мотя Беспалый, этакий питерский Робин Гуд, благородный вор, который занимался бандитизмом и разбоем, помогая при этом нищим и обездоленным. Это о нем, Моте Беспалом, бытовала в те годы поговорка: «Где Бог не может – Мотя поможет». Даже милиция среди бела дня старалась обходить этот дом стороной. От греха подальше. Дом этот в народе окрестили: «Скопской дворец». Сейчас в нем располагается одно из общежитий Балтийского завода.
Не отставала от Псковской и Витебская губерния. Распространенным промыслом крестьян Витебщины была поденная работа по разгрузке кирпича с барж на Калашниковской пристани. Кирпичи с судов переносили на берег на специальных подвесках, укрепленных на плечах носильщиков. За лето холщовые рубахи мужиков насквозь пропитывались красной кирпичной пылью и, возвращаясь в свои деревни, крестьяне, побывавшие в столице, с гордостью показывали на свои спины: «Наша деревня Питером красна».
Понятно, что и крестьяне обширной Петербургской губернии также занимались отходничеством. Так, например, женщины из старинного села Копорье, известного еще с 1240 года и ныне расположенного в Ломоносовском районе, часто подряжались в богатые барские усадьбы огородницами. Этот промысел у петербуржцев был в почете и копорок охотно нанимали. В конце концов за ними закрепилось устойчивое прозвище: «Копорки-огородницы», или просто «Копорки». Все хорошо понимали, что за этим стоит.
Одновременно с появлением в городской среде нового, если можно так выразиться, крестьянского типа петербуржца, пореформенная эпоха 1860 – 1870-х годов способствовала возникновению и в крестьянской среде неизвестного ранее социального типа. Крестьянин, поживший некоторое время в городе, да к тому же еще и грамотный, да если еще он привез из столицы две-три лубочные книжки, получал прозвище: «Полированный питерец». Этот образ потершегося среди горожан провинциала жив и сегодня. Еще совсем недавно можно было услышать ироническую кличку незадачливого неофита: «Оленинграженный».
Далеко не всем провинциалам Питер оказывался по плечу. Вблизи свобода превращалась в иллюзию, богатство – в призрак. Помятые столичной жизнью и отрезвевшие псковичи и ярославцы становились извозчиками и лакеями, чернорабочими и носильщиками. До сегодняшнего дня в петербургском городском фольклоре сохраняется множество пословичных вариантов на одну и ту же болезненную тему: «Хорош город Питер, да бока вытер»; «Питер – карман вытер»; «Батюшко Питер бока наши повытер»; «Матушка Нева испромыла нам бока». Пословицам и поговоркам вторят частушки:
Уж как с Питера начать,
До Казани окончать.
Уж как в Питере Нева
Испромыла нам бока.
Среди лихих петербургских ямщиков и извозчиков существовала разудалая поговорка: «В Питере всех не объедешь». Велико было желание выделиться, обойти соседа, понравиться клиенту. Глубокий социальный смысл этой поговорки появился позже. Подтекст оказался до обидного прост и философски мудр. Он уточнялся и конкретизировался в других пословичных формулах народной мудрости: «Питер кому город, а кому ворог»; «Кого Питер полюбит – калач купит, кого не полюбит – и тулуп слупит». Да, в Питере всех не объедешь. Вот они – величественные дворцы, в которых наслаждаются жизнью зажиточные вельможи, роскошные экипажи, в которых катаются красивые и довольные люди, богатые магазины с пугающими ценами на товары в ярких витринах. Деньги в Петербурге, надо полагать, есть. Но вот пословицы и поговорки, записанные в Вологодской губернии: «В Петербурге денег много, только даром не дают»; «В Питере денег кадка, да опущена лопатка; кадка-то узка, а лопатка-то склизка»; «В Питере деньги у потоки не вися» (потока – водотечник, нижний свес кровли, желоб). О том же – в деревенских частушках:
В Петербурге жизнь хороша,
Только денег нет ни гроша;
Заведется пятачок
И бежишь с ним в кабачок.
* * *
Наши дома работают,
Мы во Питере живем;
От нас денег ожидают,
Мы в опорочках идем.
* * *
В Питере жизнь хороша,
Не принес я вам ни гроша.
Извините, родители,
Проигрался в Питере.
Естественный отбор, или, как говорили в народе, «Питерская браковка», была жестокой и беспощадной. Сословный и чопорный Петербург отторгал, как инородные тела, слабых и неспособных, мягкотелых и неудачливых. Великая одиссея, как правило, заканчивалась в родной деревне. Трудное возвращение в убогий сельский быт скрашивалось неприхотливым деревенским юмором под неизменную гармошку:
Меня Питер оконфузил,
Но и я его срамил.
Из-за питерской заставы
Босиком домой катил.
* * *
То ли я не молодец,
То ли я не Фомка.
Как из Питера бежал –
Прыгала котомка.
* * *
Я во Питер-то на троечке,
А из Питера пешком,
А из Питера пешком
Со своим худым мешком.
* * *
Я во Питер собирался,
Думал в барины попасть.
Только в бары не попал,
В лапотках домой придрал.
* * *
Пришел с Питера домой.
Говорит мне батька мой:
– Ну-ка, питерский сынок,
Выкладай-ка на оброк!
– Ну какой, отец, оброк –
Насилу ноги уволок.
* * *
Ванька с Питера приехал,
Гармонь новую привез.
Гармонь новая потерта –
Гармонист похож на черта.
Впрочем, иногда было и не до шуток:
