Во время этих отлучек графа королем овладевал все тот же безумный страх заразиться дурной болезнью. Но оставить любовные забавы было свыше его сил. Достаточно было ему заглянуть за корсаж дамы или увидеть женскую ножку на качелях, как этот несчастный (или очень счастливый) буквально пламенел. Но пламя он привык гасить немедля. «Порыв не терпит перерыва» — была его любимая присказка.
И тогда верная мадам де Помпадур придумала, как соединить постоянное желание этого Мученика Любви с его безопасностью. Девственницы! Они не только гарантированно безопасны, но эти едва распустившиеся розы должны были поддержать огонь в, увы, хладеющей крови постаревшего монарха. Маркиза сама подыскивала ему этих юных любовниц, как ваш Потемкин подыскивал молодых любовников вашей стареющей Екатерине.
Так они оба придумали сохранять свое влияние в покинутой ими царственной постели.
«Олений парк» — старинное название отдаленного квартала в Версале. Он был создан на месте древнего лесопарка, где когда-то в изобилии водились олени. Здесь, в Оленьем парке, были спешно построены несколько очаровательных «петит мезон» для безумств (folies) короля. В этих домиках и поселили несколько тринадцатилетних фей. Людовик навещал их инкогнито, под именем кавалера из свиты польского короля. Тени оленей, прежних рогатых обитателей этого места, породили множество шуток. Впрочем, не только мадам Помпадур, эта великая Муза всех тогдашних поэтов Франции, была королевской сводней... Сводниками с удовольствием и добровольно становились отцы юных фей.
Вот что писал Людовику старый воин, узнавший о королевском гареме... Я держал это письмо в руках, но владелец не согласился мне его продать. Сейчас оно хранится в Парижском архиве:
«Ведомый горячей любовью к королевской персоне, имею честь быть отцом прелестной девочки, настоящего чуда Свежести, Красоты и Здоровья. Я был бы счастлив, если б Его Величество соблаговолили нарушить ее девственность. Подобная милость была бы для меня наградой за мою долгую и верную службу в армии короля».
В отличие от знаменитых придворных любовниц короля нежные обитательницы Оленьего парка остались безымянными. Их неопытность, долгая возня с лишением девственности, слезы, боли и страхи раздражали монарха. Так что надкушенный плод второй раз к королевскому столу подавали редко. Вчерашних избранниц короля обычно быстро выдавали замуж, и заботливый король обеспечивал приданое. Повторных посещений короля, пожалуй, удостоилась только она — ирландка О'Морфи.
Ей было тринадцать, когда ее нашел Казанова. Сестра-актриса торговала ее девственностью. Когда Казанова отмыл нищую девчонку, он понял, что не ошибся. У нее оказалось божественное тело и восхитительное личико. Но, как часто говаривал этот веселый распутник: «Любовь, как война, должна кормить самое себя». Так что он сразу предназначил продать ее для королевской постели. Ночами Казанова посвящал ее в тонкости любви, оставляя нетронутым главный приз. Не мог же он подсунуть венценосному Адаму надкушенное яблоко... Впоследствии ее много рисовали художники. Буше обессмертил ее обнаженное тело: она лежит на животе, щеголяя несравненной попкой: поза, сводившая с ума мужчин. Один из таких портретов Казанова отправил королю. И тотчас юная прелестница очутилась в Оленьем парке. Когда малютка впервые увидела Людовика, она... расхохоталась. Изумленный король спросил:
— Почему ты смеешься?
— Потому что Вы как две капли воды — шести-франковый экю!
Эту монету с изображением короля простодушная О'Морфи хорошо запомнила — она получала ее после каждой ночи с Казановой.
Так она сразу разоблачила королевское инкогнито. Но вскоре дурочка осмелела и стала дерзкой. На правах цветущей юности как-то безжалостно спросила монарха:
— Как поживают ваши старушки, сир?
— Ты о ком? — удивился король.
— О Ее Величестве и Вашей маркизе.
Король молча ушел из комнаты. О'Морфи в тот же день отправили вон из Оленьего парка. Свою супругу король глубоко уважал, Несравненную маркизу любил. Он удалил ее из постели, но не из сердца. Но Несравненная и вправду стала стремительно стареть. Притирания перестали помогать. Ибо, став сводней, Несравненная стала отвратительна себе самой. Теперь все зеркала в ее комнатах в Версале были тщательно завешены черной материей. Призванный на помощь Сен-Жермен объявил со вздохом, что сделать, увы, ничего не может, ибо у нее постарела... душа! Мадам де Помпадур поняла приговор... Она предпочла поторопиться. Ее нашли мертвой среди траурных зеркал. При дворе все были уверены, что маркиза умерла от яда. На самом деле, она просто сумела заснуть... навсегда. Как заполучить такой благодетельный сон? Этому научил ее граф Сен-Жермен.
В тот день шел проливной дождь. Граф приехал во дворец тотчас после того, как маркиза закрыла глаза. Но согласно этикету в королевском дворце не могло оставаться мертвое тело. Так что, торопливо накрыв простыней, ее понесли прочь из дворца. Вчерашнюю некоронованную королеву Франции, чей благосклонный взгляд ловили принцы крови, чью красоту воспевали поэты, торопливо выносили прочь, как подохшую собаку. Только граф Сен-Жермен шел за носилками. Когда-то мокрая простыня в ванне облегала ее совершенное тело. И теперь под проливным дождем простыня так же нарисовала ее мертвую плоть. Король, стоя у окна, проводил глазами носилки, столь знакомое тело и шедшего за ними графа. И даже махнул платком вослед. «Это все, что я смог для нее сделать», — вздохнул Людовик. Он постарался забыть маркизу. Галантный король ненавидел думать о неприятностях, он верил, что от этого появляются морщины. Единственной, кто позаботился заказать мессу по некоронованной королеве Франции, была королева коронованная — Ее Величество Мария Лещинская, жена Людовика XV.
Интрига в галантном веке
После смерти мадам Помпадур Сен-Жермен остался без главной покровительницы. Конечно же, тотчас объявился могущественный враг. Первый министр короля герцог Шуазель всегда действовал в союзе с мадам де Помпадур. И пока была жива некоронованная королева, первый министр был самым добрым знакомым Сен-Жермена. Он великодушно мирился с опасной близостью графа к Людовику, с дипломатическими поручениями короля, которые Сен-Жермен выполнял, не советуясь с первым министром. Но тотчас после смерти маркизы Шуазель начал действовать. Сначала он убеждал короля, что граф — опаснейший шпион Англии. Но блеск бриллиантов, созданных графом, затмил наивную интригу. Через некоторое время Шуазель сообщил королю, что граф хранит еретические, развратные книжонки Аретино и проклятые церковью «Ключ Соломонов» и «Пикатрикс», позволяющие вычислять влияние планет на судьбы смертных, вступать в сношения с духами и исполнять обряды черной магии. Это было посерьезнее. Людовик призвал графа и показал ему донос. Граф расхохотался. Он объяснил, что эти книги написаны проходимцами, мало смыслящими в астрологии. Держат их у себя шарлатаны вроде Казановы, чтобы завораживать ими простодушных богачей. И хотя граф знает, как вступить в сношения с духами, он никогда этого не делал. Такое общение — самый верный путь угодить в руки дьявола. Что же касается книги великого Аретино «Сладостные сонеты», — это описание самых соблазнительных любовных поз. Ее всегда возил с собой великий Леонардо. Именно этот экземпляр действительно имеется в библиотеке графа, и он с удовольствием преподнесет его государю.
Он преподнес королю бесценный экземпляр, принадлежавший несравненному да Винчи. И Его Величество смог сравнить любовные фантазии Аретино с позами, которые были известны ему прежде. Все последующие месяцы девочки в Оленьем парке овладевали знаниями Аретино. Именно тогда взбешенный Шуазель придумал воистину мудрый ход.
Самое постыдное для легкомысленных французов — стать смешным. Шуазель нанял некоего актера, умеющего великолепно имитировать голоса.
Здесь тяжелые веки месье Антуана раскрылись, и в ледяных глазах загорелся огонь, и он сказал с удивившей меня ненавистью:
— Этот гнусный комедиант, этот презренный фигляр посмел ходить по парижским салонам, выдавая себя за Сен-Жермена. Не знавшие графа с хохотом принимали россказни потешного мерзавца за чистую монету. Он быстро превратил в карикатуру монологи графа — его путешествия в прошлое. Голосом графа презренный шут заявлял: «Как же, как же, мы с Иисусом были очень близки. Но он был слишком романтичным и очень любил преувеличивать. Как сейчас слышу, он рассказывает эту потешную историю про семь хлебов, которыми он будто бы накормил тысячи. Я уже тогда предупреждал его, что с такими выдумками он непременно плохо кончит...» Слушатели умирали от смеха. Презренные проходимцы Калиостро, Казанова — те, кто завидовал графу, — приняли участие в поношении.
