В декабре 1939 года Ефремову было присвоено очередное воинское звание — командарм 2-го ранга.
7 мая 1940 года Президиум Верховного Совета СССР своим Указом ввел генеральские воинские звания для лиц высшего начальствующего состава Красной армии. В соответствии с этим Указом М.Г. Ефремову было присвоено звание генерал-лейтенанта.
Вскоре Ефремов был назначен командующим войсками Северо-Кавказского, а затем Закавказского военного округа.
Июнь 1941 года застал его в должности первого заместителя генерал-инспектора пехоты РККА. 22 июня он подал рапорт наркому обороны Маршалу Советского Союза С.К. Тимошенко с просьбой направить его на фронт в действующую армию в любой должности на любой участок.
Ответа не последовало.
Знал, что многие его боевые товарищи и сослуживцы воюют. Пришло известие, что 14-й корпус, которым командует Даниил Егоров, своей 51-й стрелковой дивизией на судах Дунайской речной флотилии атаковал позиции румынской армии, захватил большие трофеи.
В начале июля, так и не дождавшись ответа на первый свой рапорт, Ефремов подал второй — на имя председателя Государственного Комитета Обороны СССР И.В. Сталина.
В конце июля Ефремова вызвал начальник Генерального штаба Жуков и вручил предписание о назначении его на должность командующего 21-й армией. Поставил задачу: активными действиями сковать силы противника, действующего против фронта 21-й армии, и тем самым ослабить его наступление на Смоленском направлении. Глухая оборона. Наступать осторожно, только ограниченными силами на отдельных направлениях. Жуков предупредил, что соседи у него более слабые. Многие корпуса и дивизии недавно вышли из окружения, приводят себя в порядок.
К тому времени 21-я представляла собой весьма крупное соединение — 20, 28, 63 и 67-й стрелковые корпуса, 25-й механизированный корпус, 50-я и 55-я танковые дивизии, 219-я моторизованная дивизия и 696-й полк ПТО. 162 тысячи человек. Сила. Начальник штаба армии генерал-майор Гордов[20] доложил обстановку, расположение дивизий. И сразу же поехали на передовую, в войска. Гордов Ефремову понравился: оперативную обстановку знает хорошо, все акценты расставляет точно, недостатки не замасливает, правде в глаза умеет смотреть открыто. Они ехали тогда по пыльной дороге в сторону Рогачева, разговаривали и не знали, что судьба проведет их по одним и тем же дорогам. Что вскоре после гибели Ефремова под Вязьмой Гордов примет 33-ю армию и будет воевать с теми офицерами и солдатами, с которыми Ефремов держал фронт в 1941 году под Наро-Фоминском, а в 1942 года по январскому снегу маршем двинулся на Вязьму. Что сразу после войны его направят на работу в Приволжский военный округ, в Куйбышев, где и прервется его в общем-то блестящая карьера.
Прибыли в штаб 63-го стрелкового корпуса, который в предыдущих боях особенно отличился и на который снова ложилась основная тяжесть теперь уже оборонительных боев. Корпусом командовал генерал Петровский[21].
Ефремов знал его историю. Помнил и бывший свой 63-й корпус. Был знаком со многими командирами дивизий и полков. Наслышан был о новом командующем и Петровский. Но о своем недавнем прошлом ни во время этой встречи, ни потом, когда оставались одни и речь заходила о доме и друзьях, они не проронили ни слова. Береженого Бог бережет, а болтливого конвой стережет…
Глава 2
Под Гомелем и Брянском
Август 1941 года. Гибель генерала Петровского. Ликвидация Центрального фронта. Донос Пономаренко: «Он хвастун и лгун». Ответ Сталина: «Вы член Военного совета, а не наблюдатель…» Почему генерал Ефремов не стал пить водку с генералом Еременко. Формирование 10-й армии. Вызов в распоряжение Ставки
8 августа из Ставки пришла телефонограмма о его новом назначении: он вступал в должность командующего Центральным фронтом. Дела ему передавал генерал-полковник Кузнецов[22], которого переводили с понижением в Крым — на 51-ю армию. Снова Ефремову пришлось принимать у Кузнецова дела. Две недели назад, прибыв в 21-ю, он сменял на посту командарма именно его, Федора Исидоровича. Ставку не устраивала медлительность и нерасторопность Кузнецова, его нерешительность как командующего объединением, которое сейчас должно было схватиться с крупнейшей группировкой противника, уже сконцентрированной в исходных районах и изготовившейся для удара.
Центральный фронт в тот период состоял из трех армий: 21, 13 и 3-й. Самой боеспособной была 21-я. 13-ю генерал Голубев[23] только что вывел из окружения. В таком же положении находилась и 3-я. Приводили себя в порядок, пополнялись маршевыми ротами и призывниками, набранными в близлежащих районах военкоматами.
9 августа немцы атаковали. На участке ослабленной 13-й армии прорвали фронт и ввели в брешь более ста танков с пехотой. Голубев запросил разрешение на отход, в противном случае армии грозил полный разгром. Ефремов разрешил отход и срочно перебросил туда, под Хотимск, 155-ю стрелковую дивизию из состава 21-й армии. Если бы этот маневр запоздал, 45-й стрелковый корпус 13-й армии был бы раздавлен в окружении.
Остроту и трагизм событий тех дней может проиллюстрировать фрагмент из боевого донесения командарма-13 в штаб Центрального фронта. Генерал Голубев, только что вырвавший основные силы своих дивизий из окружения, сообщал следующее: «Армия вынуждена действовать при наличии противника с северо-востока и запада. Реальные силы армии — 155-я сд, 52-я кд, слабые части 4-го вдк и 50-й тд, которые в общей сложности имеют около 1600 штыков и 20 танков. Остальные силы ведут бой в окружении в районе Климовичей или выходят из окружения мелкими частями. В некоторых полках осталось по 100–150 штыков. Свои возможности формирования новых частей за счет тылов исчерпаны включительно до саперов и связистов. Оружие также не получаем»[24].
Во время этих боев произошло событие, которое впоследствии войдет в историю Великой Отечественной войны отдельным эпизодом. Но никто из историков и военных писателей не связывал его с тем, что произойдет под Вязьмой в апреле 1942 года. А связь между тем прямая. Судьба командира 63-го стрелкового корпуса генерал-лейтенанта Петровского и судьба командующего 33-й армией генерал-лейтенанта Ефремова сойдутся в наивысшей точке проявления человеческого мужества и солдатского долга — в смерти.
63-й корпус 21-й армии тем временем дрался в полном окружении. Немцы настолько плотно закрыли горловину окружения, что стало понятно: корпусу в полном составе не пробиться. Ефремов, исчерпав все возможные средства вызволить из кольца обреченных на гибель и плен, послал в окруженную группировку самолет. Накануне во время авианалета на штаб 21-й армии был ранен исполняющий обязанности командующего генерал-майор Гордов. Летчик, направленный к Петровскому, имел пакет с приказом, в котором, в частности, было и следующее:
«…2. В командование 21-й армией немедленно вступить комкору-63 генерал-лейтенанту Петровскому.
3. В командование 63 ск вступить командиру по назначению Петровского.
4. О допущенном командире для командования 63 ск Петровскому немедленно доложить Военному совету фронта».[25]
Ефремов знал характер Петровского и поэтому рассчитывал на то, что, получив новое назначение, тот вылетит из окружения, только чтобы выполнить приказ. Приказом о новом назначении Ефремов в какой-то мере убирал ту нравственную преграду, которую явно видел перед собой комкор.
Летчик Р-5 выполнил приказ, благополучно приземлился у села Святого, где находился КП 63-го стрелкового корпуса, вручил Петровскому приказ комфронта. Тот прочитал его и на обороте написал, что просит командующего отложить его назначение до выхода корпуса из окружения.
Когда самолет вернулся назад, начштаба генерал Сандалов[26] с горечью сказал Ефремову:
— Петровский не выполнил приказ. Зря.
Ефремов внимательно посмотрел на своего начштаба и сказал:
— Петровский — настоящий офицер. И до того, как получить наш приказ, он отдал себе свой. И сейчас его исполняет. Как офицер, он имеет на это право.
В районе Чеботовичей близ Гомеля Петровский сосредоточил два полка 154-й и остатки 232-й стрелковой дивизии. И пошли на прорыв через порядки немецкой 154-й пехотной дивизии. Комкор погиб в бою при прорыве.
Центральный фронт просуществовал недолго, 25 августа он был расформирован, а управление и войска были переданы Брянскому фронту.
Перед тем как фронт был расформирован, произошло событие, о котором следует рассказать особо.
Военные люди на войне воюют. Солдат — в своем окопе. Офицеры — каждый на своем месте. Некоторые тоже в окопе, рядом с бойцами, некоторые на КП роты, батальона, полка и т. д. Но были во время Великой Отечественной войны высокопоставленные люди в военной форме, которые всегда видели проблему гораздо шире фронта того соединения, представительствовать от имени Ставки в которое были поставлены. Шире и, главное, глубже. Статистика свидетельствует, что они получали такие же полководческие ордена, которые получали действительно полководцы. Я имею в виду членов военных советов армий и фронтов. Как известно, ими были Мехлис, Хрущев, Булганин, другие. Мехлис, к примеру, умудрился получить все полководческие ордена, кроме ордена Богдана Хмельницкого. Даже Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, о котором вынужденно пойдет речь ниже, имел полководческий орден Суворова 1-й степени. Хотя военным никогда не был. Окончил Московский институт инженеров транспорта. В 1937 году принят в аппарат ЦК ВКП(б). Здесь, видимо, прошел ту партийную школу, которая и помогала ему потом в жизни добиваться высот, должностей, положения.
