Ну, а для публики Англия и Франция в один голос орали, что благородно защищают бедную Турцию от агрессора Николая… А заодно защищают и тех самых «притесняемых христиан» от турецких супостатов. Благодетели, одни словом…
Интересно, что нашелся польский болван, который этому всерьез поверил. Был такой мелкий шляхтич Чайковский, участник польского восстания, после его подавления сбежавший в Турцию и обитавший там под именем Садык-паша. Воспрянув духом при известиях о начале войны и стремясь насолить москалям, он заявился в английское министерство иностранных дел
с проектом создания в турецкой армии христианских батальонов…
Вежливо выпроводив прожектера, английский дипломат лорд Рэдклиф рявкнул собратьям по министерству вошедшие в историю слова:
Этого не должно быть! Мы вовсе не для того заботимся о неприкосновенности Турецкой империи!
Яснее и не скажешь. Шла нормальная экономическая война. Ввязавшись в нее, Николай крупно просчитался но, повторяю и особо подчеркиваю, вовсе не из-за каких-то романтических заблуждений. Промахи, если можно так выразиться, были насквозь нормальными. Так оплошать могло любое государство, любой лидер. Примеров в европейской истории предостаточно.
Доля вины лежит и на военных, и на разведке. Господа генералы виновны в том, что не рискнули должным образом объяснить императору всю степень военно-технической отсталости России, убаюкивая бодрыми заверениями: всех побьем, шапками закидаем. Тем более что русский флот только что одержал блестящую победу над турецким при Синопе. И это прибавило самоуверенности.
Крупно промахнулась и разведка…
В Париже на протяжении тридцати лет сидел резидентом Яков Толстой, секретный сотрудник III отделения, работавший под «крышей» атташе российского посольства. Человек был интересный приятель Пушкина в молодости, участник декабристских кружков. 14 декабря застало его за границей, и возвращаться он побоялся, справедливо опасаясь угодить во глубину сибирских руд ну а потом его вербанули люди Бенкендорфа и пристроили к делу. Занимался он тем, что нынче называется политической разведкой: организовывал во французской прессе нужные России статьи (и сам недурно пописывал). Налаживал контрпропаганду, качал информацию из политических кругов. Личность, как отмечают историки, безусловно, незаурядная. Парижских газетчиков покупал пачками — они и не противились, кстати.
Одна беда: Толстой сделал непростительную для настоящего разведчика промашку - со временем откровенно стал подстраиваться под начальство. Его донесения меняются резко. Когда III отделением заведовал Бенкендорф, Толстой гнал в Петербург серьезные, обстоятельные отчеты. Когда Бенкендорфа сменил Орлов, откровенный любитель светских сплетен «из самого Парижа», пикантных историек и прочих легкомысленных курьезов, Толстой, моментально уловив текущий момент, начинает набивать нужным материалом свои обзоры - в ущерб серьезному делу, понятно. Чтение, конечно, интересное даже сегодня - чего стоит подробный рассказ о скандалах, устроенных в палате депутатов Александром Дюма (тем самым, папенькой д'Артаньяна) и его попытках драться на дуэли с родовитыми дворянами…
Знаменитый романист, можно признаться по секрету, всю жизнь гонялся за всевозможными орденами и знаками отличия - а также самозваным образом приписал себе титул маркиза де ля Пайетри. И однажды, поссорившись с неким де Мальвилем (настоящим дворянином, чуть ли не от крестоносцев ведущем родословную), отправил тому вызов на дуэль. Де Мальвиль ответил, что, к его великому прискорбию, вызова принять не может, поскольку дворянином не является. И подписался: маркиз де Мальвиль…
Интересно, кто ж спорит… Но разве для того человек сидит резидентом в Париже, чтобы посылать в Центр такие истории? Ну вот нравились они Орлову, что поделать…
Последствия такой деятельности оказались самыми печальными. Толстой, увлекшись сбором для начальства пикантных светских сплетен, совершает один промах за другим. Он шлет в Петербург подробнейшие донесения о многочисленных романах президента Луи-Наполеона и ухитряется проглядеть подготовку к перевороту, которую означенный Луи ведет. Когда он все-таки этот переворот устраивает и провозглашает себя императором Наполеоном III, для русского резидента это станет громом с ясного неба…
Но и это еще не самое печальное. Уже летом 1853 года, когда война буквально на пороге, Толстой громоздит ошибку на ошибке. Шлет в Петербург «достоверные сведения», не имеющие ничего общего с реальностью. Пишет, что недовольство императором «распространяется по Франции с изумительной быстротой и охватывает все классы общества», а оттого, мол, за границей уже действует некий могущественный «революционный комитет», который давным-давно подготовил восстание, и оно грянет по всей стране сразу после того, как Наполеон III объявит войну России…
Это совершеннейший вздор. Нет никакой подготовки восстания, а «революционный комитет» состоит из нескольких литераторов-эмигрантов с Виктором Гюго во главе, которые всего-навсего ругательски ругают Наполеона за бутылкой вина в кабачке…
Но в Петербурге Толстому верят - как же, резидент с тридцатилетним стажем, знает в Париже все и каждого, везде вхож! Самое печальное, что это чистая правда: у Толстого в Париже знакомства самые обширнейшие. Вплоть до того, что информацию ему поставляет личный секретарь Наполеона III. И тем не менее в своих донесениях бывший декабрист раз за разом попадает пальцем в небо. Пишет, что Франция накануне банкротства и всерьез воевать не сможет, а французские финансы стоят прочно. Докладывает, что иностранные банкиры отказывают Парижу в займах, а в действительности дело обстоит как раз наоборот. Но именно на «достойных доверия» рапортах Толстого в значительной степени строят политику и Николай, и его министры…
Эти донесения настолько последовательно расходятся с истиной, что у меня порой возникают нешуточные подозрения: что, если Толстого французы перевербовали? И начали гнать дезинформацию? Очень уж зловещую роль сыграли его донесения в принятии Петербургом серьезных решений. Как на заказ… Истину мы никогда уже не узнаем, конечно.
Как видим, у поражения России в Крымской войне немало причин, и они далеко не так примитивно-плакатны, как об этом порой можно прочесть. Но я повторяю снова и снова, что для основной идеи этой книги чертовски важно: поражения и промахи Николая I были, если можно так выразиться, «нормальными». Они не имели ничего общего с просчетами его преемников, проигравших по совершенно другим причинам из-за того, что оказались в плену дурацких мифов и самых что ни на есть вредных иллюзий.
Об этом - дальнейшее повествование. Но напоследок еще немного о Николае. Лично я категорически не верю в расхожую легенду о том, что он не умер своей смертью, а, потрясенный крымским крахом, принял яд. Есть веские причины думать именно так. Государь Николай Павлович был человеком по-настоящему верующим, а для христианина самоубийство - смертный, непростительный грех.
Точно так же напоминают скорее легенду якобы предсмертные слова, обращенные к сыну: «Прощай, Сашка. Сдаю тебе Россию в дурном порядке». Кто их пустил в обращение, толком неизвестно - но серьезных свидетельств нет.
Когда умер Николай, у кровати стояли поношенные, дырявые туфли. Как у Сталина…
Его смерть была концом целой эпохи. У этой эпохи много имен, но мне представляется, что, помимо всего прочего, это была еще и великая, прекрасная эпоха политического реализма. При Николае, несмотря на неизбежные ошибки и промахи, все же твердо придерживались реализма: не гнались за миражами, не тешились иллюзиями, во главу угла ставили не эмоции и «человеческие чувства», а исключительно интересы государства.
Потом все это рухнуло. Напрочь.
О том и книга.
Глава вторая.
Зыбкая прелесть миражей
1. О либеральных цигарках и заморских землях
Еще в мае 1837 года, отправив наследника Александра в «образовательное путешествие» по России, Николай писал сыну, призывая любить «матушку-Россию»: «Люби ее нежно; люби с гордостью, что ей принадлежен и родиной называть смеешь, ею править, когда Бог сие определит для ее славы, для ее счастья. Молю Бога всякий день в всяком случае, чтоб сподобил тебя на сие великое дело к пользе, чести и славе России».
Я не в силах отделаться от впечатления, что Бог Николая не услышал. От долгого царствования Александра II России не прибавилось ни пользы, ни славы, ни чести. Скорее наоборот.
После кончины Николая I в России пышным цветом расцвели либерализм и свобода. На городских улицах в одночасье объявилось столько либералов, что яблоку негде упасть. Куда ни глянь - узришь либерала…
