«Персида давно пропадает»: посольство Артемия Волынского
Теперь внимание царя все больше привлекал слабевший Иран, из которого вернулся его посол — знаменитый впоследствии Артемий Волынский. 27-летний подполковник летом 1715 года возглавил миссию из 72 человек — посольских дворян и чиновников, солдат конвоя, учеников «латынских школ», посланных для обучения восточным языкам. В числе спутников Волынского оказался врач Джон Белл, оставивший подробные записки о странствиях по Востоку, и двадцатилетний крепостной астраханского коменданта, «зело искусный» в восточных языках Семен Аврамов — ему предстояло стать первым российским резидентом в Иране. С грузом ценных подарков (кречетами, соболями, «мамонтовой костью» и зеленым чаем) посольство неторопливо — с зимовкой в Казани — достигло Астрахани и после трехнедельного плавания высадилось в Низовой пристани.
За время путешествия по Ирану с долгими остановками в Шемахе и Тебризе посольство наблюдало повсеместное ослабление центральной власти и произвол местных правителей, у которых «никакова суда не можно сыскать». Посланцы русского царя были свидетелями бунтов городской бедноты во время зимовки в Тебризе и в самой столице Исфахане, куда добрались весной 1717 года.
Задачи посольства были изложены в инструкции, лично исправленной и дополненной Петром I. Царь четко ориентировал посла «проведывать» экономические и географические особенности северных прикаспийских провинций Ирана, узнать «все места, пристани и городы и прочие поселения и положения мест», а также получить информацию, «есть ли на том море и в пристанях у шаха суды военные или купеческие» и «какие где в море Каспийское реки большие впадают». К последнему указанию Петр добавил: «…и до которых мест по оным рекам мочно ехать от моря и нет ли какой реки из Индии, которая б впала в сие море…» Еще царя интересовало, «какие горы и непроходимые места… отделили Гилян и протчие провинции, по Каспискому морю лежащие, от Персиды». Но получить все эти сведения надо было «так, чтоб того не признали персияне».
Столь же важной задачей был сбор информации об укрепленных городах и вооружении шахских войск: «…тщательно ль или слабо в том всем поступают, и не видят ли силу российских обычаев ныне». Особо интересовали Петра отношения соседей с Османской империей: Волынский должен был «сколко мочно им, персам, добрыми способы внушать, какие главные неприятели они, турки, их государству и народу суть, и какова всем соседям от них есть опасность». Если бы оказалось, что иранские власти желают «против их, турок, для безопасности своей с кем в союз вступить», послу предоставлялось право начать переговоры об антитурецком военном союзе.
Другие пункты инструкции предписывали заключить торговый «трактат» для обеспечения благоприятных условий деятельности русских негоциантов в Иране: «Домогаться… чтоб позволено было росийским купцам во всей Персиде свободной торг и повелено б было покупать всякие товары, как и у его царского величества в землях. А особливо трудится ему пристойными способы, чтоб во области его шаховой в Гиляне и в протчих провинциях позволено было росийским купцам шолк сырец покупать и… вывозить, в чем до ныне от шаха росийским купцам по проискам армянским веема заказано». Шаха же надлежало «склонить» к тому, чтобы он повелел армянским торговцам «весь свой торг с шолком сырцом обратить проездом в Росийское государство, в чем им поблизости пути и в безопасном проезде великая будет польза». Ради «пресечения» караванной торговли Ирана со средиземноморскими турецкими портами обычно скуповатый царь даже был готов предоставить послу нужную сумму для взятки «шаховым ближним людям». И по-прежнему Петра волновало, «не возможно ль чрез Перейду учинить купечество в Индию, и о том пути, и о торгах, какие у них, индейцов, с персами, оные обретаются; и какие товары им потребны и от них вывожены быть могут».
Наконец, Волынский должен был связаться с сидящим под арестом бывшим грузинским царем Вахтангом Леоновичем и осведомиться о положении армянского народа («в которых местех живет и есть ли из них какие знатные люди из шляхетства или из купцов, и каковы они к стороне царского величества») и по возможности склонить его «к приязни»{62}.
Поставленные перед Волынским задачи как будто свидетельствуют о том, что, отправляя посольство для заключения торгового договора, Петр уже наметил направления своих действий в отношении южного соседа. Повышенное внимание к прикаспийским провинциям с развитым шелководством, поддержка и использование в своих целях христианских народов Закавказья, заключение военно-политического союза с Ираном против Турции — все эти меры будут более или менее удачно реализовываться во время Персидского похода 1722-1723 годов и впоследствии. И опять-таки интересовал царя не столько сам Иран, сколько поворот «шелкового потока» от Алеппо и Смирны на Волгу и установление через персидскую территорию «коммерции» с Индией — «водяным путем» (в 1715 году Петр еще верил в возможность использовать для этого Аму-Дарью) или сухопутным.
У Волынского начались трудные переговоры с главным фаворитом и первым вельможей шаха Султан-Хусейна — «эхтима-девлетом»[2] Фатх Али-ханом Дагестани. С одной стороны, сыпались «обнадеживания» в «крепкой его царского величества дружбе и приязни»; с другой — восточная утонченная вежливость сменялась недипломатичным отказом в шахской аудиенции, изоляцией посла и его людей, бесконечными протокольными придирками.
В конце концов упорство посла в сочетании с обходительностью и — в нужный момент — угрозами прервать дипломатические отношения позволили добиться искомого результата, хотя и не в полной мере. Волынский был принят шахом, а переговоры завершились заключением 30 июля 1717 года торгового договора. Волынскому не удалось добиться права строить в Иране православные церкви для купцов и учреждения нового порта на Каспии вместо неудобной Низовой пристани, не говоря уже о претензиях на отправку всего гилянского шелка через Россию. Но договор дозволял русским купцам свободную торговлю на всей территории Ирана с уплатой обычных пошлин и давал им право закупать в любом количестве шелк без уплаты лишних сборов за вывоз, ограждал их от злоупотреблений чиновников, которые раньше брали у них товары даром или по крайне дешевой цене, и обязывал персидские власти предоставлять им охрану и не навязывать недобросовестных переводчиков{63}. На основании договора в 1720 году в Исфахане и Шемахе появились русские консулы. Они должны были собирать относящиеся к торговле сведения, выдавать паспорта русским подданным, заверять их обязательства, завещания и сделки, а в случае смерти купца описывать и сохранять его имущество для передачи наследникам.
1 сентября 1717 года посольство Волынского, за исключением оставленного при шахском дворе толмача Семена Аврамова, отправилось в обратный путь. Для следования посол избрал маршрут на Гилян и далее по побережью Каспийского моря на Кескер, Астару и Муганскую степь на Шемаху — через те земли, которые особенно интересовали царя. Путь занял три месяца и 16 дней, не считая вынужденной месячной остановки в Тебризе. Волынский не торопился — и потому успел выполнить еще одно задание: ознакомиться с состоянием приморских провинций.
Путевой «журнал» посла обстоятельно описывал главный город Гиляна Решт с его площадями, базарами и пятью тысячами домов. Волынский собрал информацию о развитой шелкоткацкой промышленности, выделывавшей «парчи изрядные» — не случайно Гилян давал шахской казне, «как нам сказывали, тысяч по триста, а времянем и больше», всяких сборов и пошлин. Ниже посол подчеркнул, что там не только «множество родится шолку», но и «здешний шолк выше протчих», и уточнил доход провинции: «Шолку… зело оного родитца много, с которого только одних пошлин (как слышал я сам от эхтадевлета шахова) собирается в казну шахову до 900 000 рублей, кроме иных доходов. Также и пшена (риса. — И. К.) зело много родитца, и такова во всей Персии нет, откуды весь дом шахов довольствуетца».
Шелк и лучший во всем Иране рис, по мнению Волынского, стали основой благополучия жителей, которые «все особливо богаты, и некоторые персианы не так денежны, как гилянцы». Однако посол был вынужден отметить и менее приятные особенности столь богатых земель. В 1717 году Гилян был охвачен эпидемией- «поветрием», от которого умерло, «как сказывают… с 60 000 человек здешних жителей, кроме приезжих, которые приезжают для покупки шелка из Алепа, из Вавилона и из протчих мест из Арабии; также и от Константинополя, как турки, так и греки и армяне». Места в Гиляне «зело сырые и непрестанно ложатця от гор великие туманы и мглы, от которых зело нездоровый и заразительный воздух; и редкой год, чтоб поветрия не было». В другом месте посол сообщал, что города и селения провинции расположены «в великих лесах и в болотах, где ни малых поль (полей. — И. К.) нет, токмо болота и непроходимые леса». Поэтому гилянцы, «мощно сказать, что вне света живут, в пропастях».
