к этому с технической и культурной точек зрения. В обоих случаях выбор становился еще более сложным, когда обращение к материально более привлекательной ирригационной экономике приводило к снижению и без того очень низкого социального и политического статуса людей.
Именно по этой причине многие сообщества, занимавшиеся дождевым земледелием в Юго-Западном Китае, Индии и Мезоамерике, а также большое число охотничьих, рыболовных и пастушеских племен, живших на границе с миром, занимавшимся орошаемым земледелием, отказались от этого выбора. Их ждала разная судьба, но, какой бы она ни была, история предложила им этот выбор, и люди его сделали, но не как пассивный инструмент судьбы, а как разумные существа, активно участвовавшие в формировании своего собственного будущего.
Если… то…
Ирригационное сельское хозяйство всегда требует от людей более крупных физических усилий, чем дождевое, но оно приводит к радикальным социальным и политическим переменам только при наличии особых геоисторических условий.
Строго локальные задачи копки, сооружения дамб и распределения воды может выполнить любой крестьянин в одиночку, одна семья или небольшая группа односельчан. В этом случае крупных организационных шагов не требуется. Гидроагрокультура, то есть фермерское хозяйство, основанное на мелкомасштабной ирригации, увеличивает количество продуктов, но оно не требует той организации и социального контроля, которые были характерны для гидравлического сельского хозяйства и восточного деспотизма.
Подобная организация появляется лишь тогда, когда экспериментирующие сообщества фермеров обнаруживают крупные резервуары воды в засушливых, но потенциально плодородных районах. Если ирригационное сельское хозяйство зависело от эффективного управления большими объемами воды, то решающим фактором становилась главная особенность воды – ее тенденция скапливаться в больших водоемах.
Большие объемы воды можно распределить и держать в нужных границах только с помощью массового труда; а труд больших масс людей должен быть скоординирован, подчинен строгой дисциплине и возглавлен. Так, крестьяне, желавшие превратить аридные низменности и равнины в плодородные земли, вынуждены были вырабатывать организационные структуры, которые – в условиях, когда еще не существовало машин, – давали лишь один шанс на успех: надо было работать совместно со своими товарищами и подчиняться управляющему органу.
И снова история следовала не линейным путем, а тем, который был продиктован необходимостью. Имелись альтернативы, и те люди, которые их видели, могли сделать свой выбор. Но каким бы этот выбор ни был, он существовал лишь в рамках, которые устанавливало ограниченное число возможностей.
Таким образом, переход к гидравлическому сельскому хозяйству или отказ от него проходил вовсе не беспорядочно, ибо он подчинялся заданному направлению. Различные решения демонстрировали регулирование условий и мотивации. Однако относительное равенство выборов вовсе не означало равенства в конечном результате. Подавляющее большинство охотников, рыболовов и крестьян, которые сохранили привычный образ жизни, превратились в бедняков, а некоторые из них вообще прекратили свое существование. Но некоторые группы, занимавшиеся смешанной экономикой с небольшой долей гидроагрокультуры, оказались достаточно сильными, чтобы навязать свою волю соседним гидравлическим цивилизациям.
Кочевники появились как самостоятельные народы сравнительно поздно и в особых географических условиях. Они часто выступали против всех видов сельского хозяйства и в ряде случаев совершали набеги и завоевывали народы, коренным образом изменяя политическую и социальную структуру подчиненных им аграрных цивилизаций.
Представители дождевого сельского хозяйства творили историю в отдельных районах Запада, природные условия которых подходили для этого типа экономики. Но все гидравлические агрокультуры сумели перерасти и победить большинство соседних народов только в тех случаях, когда местные условия и международные события были благоприятны для агроуправляемой экономики и государственных методов управления.
Пионеры гидравлического сельского хозяйства, как и пионеры дождевого земледелия, не знали, к чему, в конечном счете, приведет их выбор. Стремясь достичь преимущества, они начали создавать у себя институты власти, которые увели их далеко от начального пункта. Их наследники и последователи создали колоссальные политические и социальные структуры; но это было сделано за счет ущемления многих свобод, которые консервативные люди пытались сохранить и частично сохранили.
Аридные [1], семиаридные и гумидные [2] области: гипотетические образцы взаимодействия и развития
В поисках преимуществ крестьяне, жившие в районах с достаточным увлажнением, стали экспериментировать с гидроагрокультурой не только в пустынных областях и в степях, но и там, где влаги было достаточно и где можно было выращивать растения, требующие орошения, и в первую очередь рис.
Первые два типа ландшафтов, взятые вместе, покрывают почти три пятых земной поверхности. В пределах этой области каждый из трех типов потенциальных гидравлических ландшафтов мог играть особую роль, особенно в период формирования гидравлической экономики. В главном секторе, который включает в себя все три типа, в семиаридных (полупустынных) регионах условия очень хорошо подходят для небольших, постепенно разрастающихся предприятий водного контроля. Аридные регионы представляют собой прекрасную опытную площадку для испытания новых технологий. Семиаридные регионы и регионы с достаточным количеством влаги еще больше выигрывают от технического и организационного опыта, приобретенного в успешной борьбе человека с пустыней.
Таким путем, вероятно, и распространялось гидравлическое сельское хозяйство в столь удаленных друг от друга регионах, как Древняя Месопотамия, Индия и западная часть Южной Америки. В пустынных ландшафтах, вероятно, развитие шло другим путем, а там, где большую часть занимают полупустыни, был избран третий путь.
Во всех этих случаях наличие или отсутствие рядом гумидных районов усложняло развитие. В Египте у собирателей, охотников и рыболовов сельское хозяйство, по-видимому, играло второстепенную роль. Люди, жившие по берегам Нила, которые ежегодно во время разливов реки затопляла вода, освоили сельское хозяйство еще задолго до того, как оно приобрело в стране ведущую роль. В Центральной Америке и в Китае нельзя исключать вторжения захватчиков из Южной Америки и из Внутренней и Южной Азии соответственно. Но эти внешние вторжения были не нужны; если они происходили на самом деле, они были эффективны только потому, что крестьяне, жившие в районах с обилием дождей, помогали соседям признать преимущества новой технологии.
В Древнем Китае полуаридный Север и Юг, где выращивали рис, создали весьма эффективные способы сотрудничества. Под влиянием рисовой культуры Юго-Восточной Азии в районе реки Янцзы появились древние государства; но именно полуаридный (полупустынный) Север долгое время служил доминантным центром власти и культурного развития во всей Восточной Азии. В Индии пустынные, полупустынные и влажные регионы Севера опередили в своем развитии чрезмерно влажные районы Бенгалии.
Все эти идеи о причинах неравномерного развития относятся к разряду гипотез. Однако вопрос, соответствуют ли они истине или нет, никак не влияет на наш анализ общественной структуры. Тем не менее о них следовало упомянуть, ибо наши современные археологические данные и исторические знания сообщили нам о высокодинамичном взаимодействии различных типов ландшафтов, которые, комбинируясь, сформировали крупные области гидравлической
