Уже было известно, что сотни полицейских опрашивают тысячи петербургских дворников, чтобы определить квартиру Желябова-Слатвинского, узнают, кто из жильцов не ночевал дома.
Суханов в морской офицерской форме прикрыл Перовскую и помог ей вынести из их с Желябовым квартиры вещи, оружие, нитроглицерин. Кибальчич, Суханов, Грачевский, Фигнер и Перовская готовили четыре метательных заряда в квартире на Вознесенском, Исаев и Фроленко приготовили мину к взрыву в сырной лавке. Когда за несколько дней до этого народовольцы, работавшие в подкопе уже лежа, наткнулись на деревянную канализационную трубу, ее нельзя было обойти, как перед этим они обошли снизу водопроводную трубу, чуть не потеряв направление подкопа к центру Малой Саловой улицы. Метровый деревянный короб обойти было нельзя, потому что внизу подпирали почвенные воды, а вверху и так дрожала мостовая. Деревянную обшивку чудом пробили в верхней части и весь подкоп и сырная лавка мгновенно наполнилась зловонием. Несколько ночей народовольцы герметически закрывали трубу и уничтожали в лавке запах сероводорода и копали, копали, копали. Наконец, через несколько дней копатели услышали над головой цокот копыт ночного извозчика и шорох его саней, и поняли, что все-таки совершили невозможное. Мужество отчаяния толкало и толкало Исполнительный Комитет к цели, и в ночь на 1 марта 1881 года мина на Малой Садовой улице была установлена и подключена к электрическим проводам, которые оставалось только замкнуть в сырном подвале, в котором то ли пахло, то ли не пахло канализацией.
В квартире на Вознесенском проспекте, насквозь пропахшей смесью бертолетовой соли, серы, сахара, студня гремучей ртути, пироксилина, нитроглицерина и серной кислоты, уже ночью Фигнер силой уложила спать свою подругу Перовскую, которой утром предстояло выполнять роль Желябова и руководить метальщиками. Заменить ее было невозможно, и Софья, наконец, заснула среди кучи бомб. Они были в пять раз мощнее известных в мире аналогов. Позднее, на суде, военные эксперты будут просить Кибальчича списать им рецепт, чтобы принять уникальные гранаты на вооружение русской армии, а генерал-губернатор Э. Тотлебен станет просить за террориста номер 3, чтобы его не убивали, а оставили жить и дали ему институт военно-стратегических исследований. Перед сном Перовская попросила сделать пятую бомбу для себя, но Кибальчич уже не успевал. Заготовленные впрок динамитные заряды были взяты на квартирах Михайлова, Баранникова, Колодкевича.
Тем же вечером Александр II сказал в узком кругу на своем императорском третьем этаже Зимнего дворца: «Поздравьте меня. Лорис возвестил мне, что последний заговорщик схвачен, и что травить меня уже не будут». В царских покоях немного поговорили о странном случае. Несколько дней назад огромный коршун поселился на крыше Зимнего дворца и бил голубей и ворон, которые падали на выступ окна в спальне императора. Александр II распорядился прекратить это, но пули коршуна, или орла, или ястреба не брали. 28 февраля громадную птицу поймали в такой же огромный капкан, но исполин взлетел вместе с ним и упал на Дворцовой площади, на то место, где в царя стрелял злоумышленник Соловьев. Кто-то из придворных напомнил, что знаменитая французская гадалка напророчила царю восемь покушений, а пока их было только шесть. Император хотел наутро выехать, все же, в Манеж на развод полков, на его отговаривали. Наконец, Зимний дворец погрузился в сон. Прямо напротив него, через стометровую Неву, в Петропавловской крепости, тоже все затихло, хотя многие узники в ней не спали. Не спали еще не погибшие двадцатипятилетний Александр Дмитриевич Михайлов, двадцатидвухлетний Александр Иванович Баранников, тридцатилетний Николай Николаевич Колодкевич, двадцатитрехлетний Степан Григорьевич Ширяев, двадцатишестилетний Аарон Исаакович Зунделевич, двадцатисемилетняя Софья Андреевна Иванова, двадцатидвухлетний Савелий Соломонович Златопольский, тридцатилетний Михаил Николаевич Тригони. То ли спали, то ли не спали в ночном Петербурге двадцатишестилетняя Софья Львовна Перовская, двадцативосьмилетний Лев Александрович Тихомиров, тридцатилетний Михаил Федорович Фроленко, двадцатичетырехлетний Григорий Прокофьевич Исаев, тридцатилетняя Татьяна Ивановна Лебедева, двадцативосьмилетняя Вера Николаевна Фигнер, двадцатипятилетняя Екатерина Дмитриевна Сергеева, тридцатилетняя Мария Николаевна Оловенникова-Ошанина, двадцатичетырехлетняя Анна Васильевна Якимова, тридцатилетний Юрий Николаевич Богданович, тридцатилетний Михаил Федорович Грачевский, тридцатилетняя Анна Павловна Корба, двадцатисемилетний Мартин Рудольфович Лангане, двадцатичетырехлетняя Наталья Николаевна Оловенникова, двадцатисемилетний Николай Евгеньевич Суханов. В Москве спали и не спали двадцатисемилетний Петр Абрамович Теллалов и двадцатитрехлетний Степан Николаевич Халтурин, в Женеве спали и не спали двадцатичетырехлетняя Ольга Спиридоновна Любатович и двадцатишестилетний Николай Александрович Морозов.
Карета Александра Второго
Как спал свою последнюю ночь шестидесятитрехлетний Александр Николаевич Романов, неизвестно, но почти точно известно, что из Петропавловской крепости через Неву, Дворцовую набережную, сквозь Зимний дворец, Адмиралтейство, мимо Морских улиц, через Мойку и Екатерининский канал по Вознесенскому проспекту к дому 25 летел мучительный немой крик Андрея Желябова, услышанный, конечно, Софьей Перовской:
«Софья! Соня!! Сонечка!!! Убей Вешателя! Взорви Гадину! Товарищи под виселицами хотят дожить и узнать. Хоть кто-нибудь, кто еще остался! Я должен дожить, должен услышать это. Теперь мой кинжал только у тебя.
Слышишь меня, Софья?!»
«Слышу… Мы доживем все, кто еще не убит. Я слышу тебя Андрей, Тарас мой. Я слышу вас всех, братья. Давай, венценосный убийца, врывайся в смерть. Сегодня мы ждем тебя везде».
«И прольется царская кровь...» Эти невозможные люди
Вот удобное место! Софья Перовская шла по Инженерной улице к пересечению её с набережной Екатерининского канала. Здесь царская карета на повороте едет очень медленно, потом набирает ход по набережной и опять замедляется у Конюшенной площади, перед мостом. Надо промерить расстояние по Екатерининскому каналу. Шаг у дворянки Лидии Войновой составляет пятьдесят сантиметров. Пошли, барышня.
1 марта 1881 года
Софья зашелестела по набережной от Инженерной улицы до Конюшенной площади. Справа почти трехметровая стена Михайловского сада, слева метровая ограда Екатерининского канала, прохожих много, но сегодня будний день, а взрыв будет в воскресенье. Надо прийти сюда в воскресенье. Триста шагов, сто пятьдесят метров. Метальщики встанут каждые сорок метров, один за одним. Надо попросить Кибальчича рассчитать по его хитрым формулам, как расставить ребят, чтобы было надежно и точно.
Теперь нужно определить, где встать нашим саням с извозчиком, чтобы вывести метальщиков. Бомбы взрываются с замедлением в две секунды, и у них есть шанс. Первым надо поставить Тимофея Михайлова, громадного рабочего, похожего на медведя. Андрюша называл его «Сугубым». Перовскую вдруг окутала такая ярость, что она испугалась, что это будет заметно прохожим. Последний из оставшихся на свободе старых членов распорядительной комиссии социал-революционной партии «Народная воля» должен доделать цареубийство и она его доделает! Перовская вошла в руководство Исполнительного Комитета в январе 1880 года, после ареста Квятковского. Потом, осенью, арестованного Михайлова заменил Желябов. Они и Тихомиров были едины в том, что императора надо было взрывать. Который год по стране катился этот кошмар, и они ничего не могли сделать. Мундирные из дома у Цепного моста достали Андрея. Они думают, что дело партии проиграно и кончено. Теперь она и ударит. Теперь получится.
Перовская хотела перестать думать, но у нее ничего не вышло. Умирать последним членам Исполнительного Комитета ради бесконечной царской сволочи было нельзя. За последний год двадцать товарищей повисли в петлях. Еще немного, и империю можно будет назвать страной, где со времен Ивана Ужасного меньшая часть населения издевается над большей, и меньшей и большей части это нравится. Перовская, наконец, смогла вздохнуть и попыталась успокоиться. Надо было смотреть, думать, искать пути отхода для товарищей и считать, считать, считать метры.
1 марта 1881 года
За Михайловым надо ставить Гриневицкого. Его хоть и зовут Котик, но он самый сильный, за него не страшно, вон какое завещание написал. Может, все же не погибнет! Эх, ему эти две секунды Кибальчича точно не понадобятся.
Михайлов, Гриневицкий, Емельянов, Рысаков. Вот так будет хорошо, если Кибальчич не забракует. Ей самой тоже нужна бомба, а то стыдно. Рысакову девятнадцать лет, он несовершеннолетний, плохо еще, наверно думает, куда ему гибнуть. Так просился кинуть бомбу в царя, что надо было соглашаться, а то еще натворит что-нибудь. Зря, может, Желябов его взял в метальщики, наблюдал бы за маршрутами и наблюдал. Может быть, надо было ставить метальщиками членов Исполнительного Комитета? Андрей, наверно, пожалел, их и так всего четырнадцать осталось. Кто поднимет империю, если 1 марта получится?
