Перовская напомнила всем очередность действий и на плане города Санкт-Петербурга показала места метальщиков на Малой Садовой и набережной Екатерининского канала. Обстановка несколько разрядилась, Кибальчич сказал, что все, очевидно, закончится у Сырной лавки. Он сказал, что больше четырех метальщиков находиться на небольшом уличном пространстве нельзя, через десять минут большее количество бросится в глаза царской охране. Кибальчич сказал, что ребята должны постоянно перемещаться и по Садовой и по каналу, в зависимости от количества прохожих менять свое положение, останавливаться только мотивированно, напомнил, что вовремя проезда царя прохожие останавливаются и снимают шапки.
Перовская повторила еще раз. Если царь повернет с Невского на Малую Садовую, он будет там взорван. Если царь после взрыва или отказа бомбы уцелеет, метальщики должны бросить в него бомбы и убить. Двое ребят должны находиться на углах Невского и Малой Садовой, двое – на Малой Садовой ближе к Итальянской улице. Перовская будет на углу Малой Садовой и Итальянской. Если царь проедет в Манеж не по Малой Садовой, то метальщики должны подойти к Перовской и пройти с ней по Итальянской улице через Большую Садовую, Михайловскую площадь до набережной Екатерининского канала. Михайлов встанет на повороте с Инженерной улицы, подальше от городового, за ним по набережной рассредоточатся Гриневицкий, Емельянов и Рысаков. Перовская от Михайловского дворца махнет Михайлову белым платком, вернее, подержит его около лица. Сто двадцать метров от дворцового подъезда по Инженерной улице до поворота на набережную Екатерининского канала царская карета пронесется быстро, секунд за тридцать. Михайлов после сигнала Перовской должен снять шапку и встряхнуть ее так, чтобы это увидели остальные метальщики и приготовились. Карета замедляется на повороте, потом выезжает на набережную и Михайлов бросает под нее бомбу. Гриневицкий, Емельянов и Рысаков при необходимости кидают свои снаряды и добивают Вешателя. Затем они должны бежать до Конюшенной площади, через Садовый мост к Марсову полю по направлению к Мраморному дворцу, там будут их ждать легкие сани с одной лошадью, с кучером и одним седоком внутри, на деревянном заднике саней слева будет небольшой вылом. Тех, кто останется в живых или добежит, отвезут на Тележную. Если Михайлов взорвет царя и останется жив, то остальные помогают ему скрыться, если он погибнет, при взрыве, то метальщики не обнаруживают себя, аккуратно покидают Екатерининский канал и отправляются на Тележную улицу. Кибальчич еще раз напомнил всем о двух секундах между ударом бомбы о землю и взрывом. Перовская сказала, что все должны быть на набережной Екатерининского канала, как можно ближе ко времени царского проезда, и у них всё получится. Все выжившие народовольцы говорили, что от Перовской било колоссальной силой и верой в успех, и она каким-то образом передалась всем покушавшимся вместе с хладнокровием, решительностью, находчивостью.
Основные надежды Исполнительный Комитет возлагал на взрыв мины на Малой Садовой улице. Богданович-Кобозев должен в двенадцать часов покинуть Сырную лавку, а Якимова подать сигнал находящемуся внутри Фроленко замкнуть провода, когда царская карета въедет на бомбу. Исаев будет находиться рядом, если у Фроленко до царского проезда случатся какие-то сложности.
В начале двенадцатого часа Перовская, Михайлов, Гриневицкий, Емельянов и Рысаков с завязанными узелками-бомбами вышли из квартиры на Тележной улице и пошли по Невскому проспекту взрывать имперского самодержца. Времени до государственного выезда было ещё много, и на Невском, напротив Гостиного двора, пятеро народовольцев вошли в кафе-кондитерскую. Все пили только чай, поскольку кусок в горло не лез, и поел только один Игнатий Гриневицкий. Раньше половины первого на Малой Садовой им появляться было нельзя, так рассчитал Николай Кибальчич.
Утром 1 марта к Александру II с докладом приехал министр внутренних дел Лорис-Меликов. Царь, кажется, подписал «Проект извещения о созыве депутатов от губерний» и прочитал показания Андрея Желябова: «Я служу для освобождения Родины. Жил на средства из фонда освобождения народа, под многими именами, которые называть не буду». Позднее возникла легенда, что Желябов при допросе его откровенно радовавшимся полицейскими сказал: «Не рано ли, господа, радуетесь?», но это была, конечно, поздняя литературная выдумка.
Лорис попросил императора, чтобы он не выезжал из Зимнего, пока министр не доловит революционеров. Александр II ответил, что ему в конце концов надоело находиться под домашним арестом в собственной столице и велел приготовить карету, чтобы ехать в Манеж на развод полков. Один из его многочисленных племянников-гвардейцев впервые должен был маршировать на смотру, и Александр II хотел порадовать его мать, и свою родственницу вниманием к ее сыну. Часы в императорском кабинете пробили полдень.
В двенадцать часов сорок пять минут царь вышел из своего напрочь закрытого подъезда, вошел прямо в подогнанную дверцами ко входу карету и сказал кучеру Фролу «Вперед». Кучер тут же с места перевел великолепных орловских рысаков чуть ли не в галоп. Впереди кареты скакали два терских казака, слева и справа от дверок кареты неслось по одному лейб-гвардейцу, сзади в семи метрах не отставали еще двое. На козлах с кучером сидел ещё один терский казак. За царской каретой в двадцати метрах двигались открытые сани, запряжённые серым в яблоках Варваром, в которых сидели полицмейстер первого отдела полковник А.Дворжицкий, начальник личной охраны капитан К.Кох и начальник казачьего конвоя ротмистр П.Кулебякин. Невский, по которому растеклись охранники и полицейские, уже был освобождён от телег и извозчиков от Зимнего до Аничкова дворца. У Манежа конные жандармы встали у пересечении Итальянской улицы с Садовой и Караванной улицами, Садовой с Инженерной и на набережной Фонтанки.
Когда царский выезд поравнялся с Казанским собором, стоявшая на той же стороне, где собор, между Публичной библиотекой и Гостиным двором, член Исполнительного Комитета Анна Корба замахала рукой мнимой знакомой на той стороне, у пассажных лавок. Наблюдавший за ней член Исполнительного Комитета Мартин Ланганс от Большой Садовой быстро и аккуратно переместился ближе к Малой Садовой, так, что стал виден члену Исполнительного Комитета Анне Якимовой, находившейся слева от входа в свою Сырную лавку Кобозева. Анна Якимова подала знак члену Исполнительного Комитета Михаилу Фроленко, сидевшему у проводов мины в закрытой от случайных посетителей лавке, и члену Исполнительного Комитета Григорию Исаеву, который предупредил члена Распорядительной комиссии Исполнительного Комитета Софью Перовскую, специально от угла Малой Садовой и Итальянской передвинувшейся ближе к Невскому. Перовская нашла глазами стоявшего почти рядом агента Исполнительного Комитета Игнатия Гриневицкого, который тихо-тихо улыбнулся ей чуть заметной улыбкой, не проявляя ни тени страха или волнения. Прошла всего минута от сигнала Анны Корбы и ещё минута оставалась до поворота царской кареты на бомбу.
Михаил Фроленко
Выезд императора свернул на Большую Садовую, пролетел сто пятьдесят метров, свернул направо на Итальянскую, и мимо Софьи Перовской быстро прошелестел к Манежу. Перовская прошла по Малой Садовой мимо метальщиков на Невский, увидела, что он быстро заполняется задержанными на царский проезд извозчиками, ломовыми подводами, гуляющими, и поняла, что царь поедет назад через Михайловский замок. Перовская спокойно обошла метальщиков и повела их на Екатерининский канал. У них были или час, или полтора, если царь после Манежа заедет к сестре в Михайловский дворец, и ребята с барышней опять зашли в кондитерскую. Куда-то подевался Михайлов, наверно сам пошёл осваиваться на место. Через минуты группа вышла из кондитерской и метальщики, каждый отдельно, по Итальянской и Инженерной улицам, пошли на набережную Екатерининского канала. Перовская прошла по маленькой Михайловской улочке, вернулась, вышла на площадь и через несколько минут увидела, как главная карета империи из Манежа по Инженерной улице процокотала к Михайловскому дворцу. Софья вдруг испугалась, что забыла белый платок. Если царь не заедет к сестре, ей надо будет сразу же чем-то предупредить Михайлова. Платок был на месте, в муфте, ещё один, поменьше, на случай если первый вырвет ветер, находился в радикюле, дамской сумочке. Царь, кажется, вышел из кареты и вошёл во дворец, а Михайлова на углу Инженерной и канала не было. Внезапно пошёл снег и даже поднялась метель, поворот на канал стол плохо виден, и Перовская пошла на набережную, на которой с узелками перемещались Рысаков, Гриневицкий и Емельянов, вместе с прохожими, случайными зеваками, скалывающими лёд рабочими, подмастерьями. От Конюшенной площади медленно шёл какой-то мальчик-посыльный. Между ним и Перовской на ста пятидесяти метрах набережной Екатерининского канала вперемешку стояли городовые, сыщики в штатском, народовольцы с бомбами, приставы и околоточные надзиратели. Она, кажется, подумала, что хорошо, что нет Михайлова. Двухметровый «сугубый» великан был бы на забитой набережной явным перебором. Перовская сказала Гриневицкому, что остались минуты и она будет стоять почти на углу Инженерной и Екатерининского, иначе метальщики её не увидят. После взмаха белого платка у них будет меньше минуты до проезда царя. Ни о каком стоянии метальщиков на назначенных им номерах не могло быть и речи. Перовская прошла мимо городового и стала ждать царского проезда. Любопытные, кроме неё, были ещё и никто не вызывал подозрения у императорской охраны, жалованье членов которой не превышало средней заработной платы обычного мастерового.
