class="p1">
— Важным подспорьем для Советского Союза стала материальная помощь союзников.
Советская промышленность выдерживает испытание
В результате поражений начального периода войны основные силы регулярной Красной Армии были истреблены, но не меньший урон понесла и советская экономика. На потерянной территории до 22 июня 1941 года добывалось две трети советского угля, выплавлялось почти 70 % чугуна и почти 60 % стали, производилась половина продукции сельского хозяйства. Валовый объем промышленности к концу года сократился в два с лишним раза. Вся индустриальная «ось», тянувшаяся от Ленинграда до Азовского моря, была утрачена. Заводы центрального промышленного района хоть и остались по эту сторону фронта, но находились в пределах бомбового удара немецкой авиации, господствовавшей в небе.
Новой техники в действующую армию поступало мало, а старая почти вся была разбита или брошена. В декабре в строю осталось 1730 танков — из 24 598, имевшихся в июне по официальным данным.
После наступления на востоке в Рейх пошли эшелоны с донбасским углем, криворожской сталью, украинским зерном. В 1942 году Германия выпустила в четыре раза больше стали, в три раза больше чугуна, добыла вчетверо больше угля, чем Советский Союз. Помимо собственно немецких заводов на экономику Рейха работало пять тысяч предприятий оккупированной Европы. На них использовалась дополнительная и даровая рабочая сила — более полутора миллионов пленных, захваченных еще в 1939–1940 гг. Казалось, что, не сумев разбить СССР военным напором, Германия додавит противника индустриальной мощью.
Но этого не произошло. Уже в конце 1942 года советская промышленность стала выпускать не меньше вооружения, чем германская, а затем и обогнала ее.
Здесь безусловно сказались сильные стороны так называемого «ордынского государства»: его высокая способность к быстрой мобилизации всех ресурсов. «Командные» методы управления экономикой очень средне, а то и плохо работали в мирное время, но в условиях предельного напряжения национальных сил оказались весьма действенными. Германское правительство размещало заказы на частных предприятиях, оплачивало их, должно было тратить массу усилий на логистику и согласование производственного процесса, разделенного на составляющие, потому что одна фирма делала моторы, другая ковала броню, третья изготавливала ходовую часть или шасси, и так далее. В советском государстве достаточно было выделять бюджетные средства и отдавать приказы. Это была изначально военизированная экономика. Германия пойдет по тому же пути лишь в 1943 году — в куда менее жестком варианте.
Во время войны настоящим правительством Советского Союза являлся Государственный Комитет Обороны, состоявший в 1941 году из пяти, а с 1942 года из восьми членов. Каждый из них, помимо прочих обязанностей, лично курировал какую-то отрасль промышленности: Вячеслав Молотов — танковую, Георгий Маленков — авиационную и так далее.
Но был и уполномоченный, который руководил всей экономикой в целом — Николай Вознесенский, первый заместитель председателя Совнаркома, занявший столь высокий пост в 37-летнем возрасте. Это был классический управленец сталинской школы — авторитарный, требовательный, грубый, но обладавший незаурядными организаторскими способностями. На протяжении всей войны Вознесенский был при Сталине главным экономическим стратегом. Молотов вспоминает, что Вождь по всякому поводу непременно спрашивал, согласовано ли решение с Вознесенским.
Перевод советской экономики в чрезвычайный режим проводился по нескольким направлениям.
Во-первых, конечно, по линии финансовой политики. Она и до войны была сильно милитаризована, на оборонные нужды тратилось в среднем более 30 процентов бюджета, теперь же эти статьи расхода достигли 60 % (1943 г.). То есть (можно сформулировать и так) на 11-миллионную армию тратилось в полтора раза больше денег, чем на 80-миллионное население тыла и на все «невоенные» потребности страны.
Во-вторых, была осуществлена невиданного масштаба эвакуация заводов на восток. 1 500 крупных предприятий переместились в Поволжье, на Урал или еще восточнее — подальше от бомбардировок. Для перевозки оборудования и квалифицированной рабочей силы понадобилось полтора миллиона вагонов. Станки демонтировались, собирались заново — нередко прямо под открытым небом — и сразу начинали работать.
В-третьих, несмотря на очень тяжелую ситуацию с материальными и человеческими ресурсами, развернулось строительство новых военных предприятий и проводилась модернизация уже существующих. В 1942–1945 гг. появилось три с половиной тысячи новых заводов и фабрик, а семь с лишним тысяч были реконструированы. Для добычи электроэнергии спешно строились новые электростанции. Уголь Донбасса был утрачен, но эту потерю компенсировала усиленная эксплуатация восточных бассейнов — Кузнецкого, Карагандинского.
В-четвертых, СССР сразу же (а не на третий год войны, как Германия) перевел на военные рельсы всю свою промышленность, включая самые мелкие предприятия и даже кооперативы. Всё производство работало только на нужды фронта. Вместо тракторов выпускались танки, вместо обычной одежды — военная форма или парашюты, из обуви — только солдатские сапоги, и так далее. Производство товаров потребления фактически прекратилось.
Все эти экстренные меры начали давать результат во второй половине 1942 года, так что к Сталинградской битве снабжение армии начало налаживаться. В это время авиационная промышленность выпускала уже по 2 000 самолетов в месяц, а к 1945 году эта цифра увеличилась до 3 400. Всего же за годы войны советская индустрия произвела 130 тысяч самолетов, 100 тысяч танков и 800 тысяч артиллерийских орудий — вдвое больше, чем Германия. На финальном этапе при наступлении плотность использования боевой техники в местах удара достигала 300 пушек и 60 танков на один километр. Это преимущество и обеспечило победу.
Не менее важной для ведения войны была проблема продовольственного обеспечения. Советское сельское хозяйство, как мы помним, и в мирное время пребывало в довольно жалком состоянии, подорванное колхозной системой. Теперь же, после потери основной житницы, после мобилизации работоспособных мужчин, при полном прекращении работы тракторных заводов и перенаправлении всего горючего на нужды фронта ситуация стала совсем критической.
Плакат с лозунгом, адресованным тылу: «Всё для фронта, всё для победы!»
Государство разрешило ее теми методами, которыми только и владело: максимальным принуждением, еще большим «закручиванием гаек». В городах повсеместно были введены продовольственные карточки, продукты исчезли из свободной продажи.
Крестьян, и так задавленных нуждой, обложили удвоенным сельхозналогом. Колхозы отдавали государству практически всю свою продукцию, и выжить в деревне можно было только за счет личного хозяйства — сохранились колхозные рынки. Цены на них по сравнению с довоенными выросли в 18 раз — это был показатель реальной инфляции, которую официальная статистика тогда не высчитывала.
Все эти драконовские меры так и не восстановили довоенный объем госзаготовок, но с учетом продовольственной помощи из-за рубежа, о чем будет рассказано ниже, позволили обеспечивать всем необходимым армию. В тыловых регионах несколько раз приходилось снижать норму выдачи по карточкам, но хроническое недоедание не разрослось до размеров повального голода, как во
