временем некоторые из вождей наемников составили заговор для передачи города римлянам. Считая, что подчиненные последуют за ними, они ночью тайком прошли из города в римский лагерь и с консулом вступили в переговоры об этом. Однако Алексон, который первый узнал о заговоре, заявил о нем карфагенскому главнокомандующему. При этом известии главнокомандующий тотчас собрал оставшихся в городе вождей, убеждал и просил их, обещая при этом большие подарки и милости, если только они останутся верны ему и не примут участия в замыслах покинувших город товарищей. Так как предложение было принято охотно, то он немедленно отправил с ними к кельтам Ганнибала, сына того Ганнибала, который кончил жизнь в Сардинии, участвовал вместе с ним в походе и был им хорошо известен; к прочим наемникам послан был Алексон, пользовавшийся их расположением и доверием. Посланные созвали отряды, обратились к ним с увещеваниями и, поручившись за подарки, обещанные каждому из них военачальником карфагенян, без труда уговорили их пребывать в верности договору. Поэтому когда заговорщики с целью склонить солдат к измене и передать им обещание римлян, наемники не только не последовали за ними, но не хотели и слушать их; метали в них камни и стрелы и так прогнали от стены.
Между тем в Карфагене не знали об этом ничего. Принимая в соображение обычные нужды осаждаемых, карфагеняне посадили команду на пятьдесят кораблей и повелели начальнику их Ганнибалу, сыну Гамилькара поспешно выступать в поход, при этом велели не медлить и при первом удобном случай смело подать помощь осажденным. Ганнибал вышел в море с десятью тысячами войска. Воспользовавшись попутным сильным ветром, он распустил все паруса и за ветром понесся прямо к самому входу в гавань. Команду свою он вооружил и готовую к бою поставил на палубах. Римляне частью вследствие внезапности появления неприятеля, частью из опасения, как бы ветер не загнал их вместе с неприятелем в гавань противника, изумленные отвагою врага, остались на месте у морского берега. Между тем толпа людей, находившихся в городе, собралась на стенах в страхе за успех предприятия; теперь они были преисполнены радости по случаю неожиданного прибытия помощи и рукоплесканиями и криками ободряли подходящее войско. Смело и быстро пошел вперед Ганнибал, бросил якорь в гавани и беспрепятственно высадил свою команду. Все горожане радовалось не столько тому, что получили подкрепление, хотя от этого надежды и силы их значительно возросли, сколько тому, что римляне не осмелились воспрепятствовать движению карфагенян.
При виде возбуждения и ревности в горожанах по случаю прибытия вспомогательного войска, а равно и в новоприбывших воинах, которые не испытали невзгод осаждаемых, военачальник Имилькон пожелал воспользоваться не охладевшим еще пылом тех и других, чтобы напасть на неприятельские осадные сооружения и поджечь их, а потому созвал всех на собрание. Он обратился к ним с пространной речью и воспламенил в них рвение к битве обещанием щедрых наград за храбрость, напоминанием о милостях и подарках от карфагенян. Все в один голос изъявили согласие и громко требовали, чтобы их немедленно вели в битву. Имилькон похвалил собравшихся за ревность и распустил, отдав приказ пока отдыхать и ждать дальнейших распоряжений начальников. Вскоре после этого он созвал начальников, разделил между ними удобные для нападения пункты, объявил время и сигнал к нападению и приказал быть с своими подчиненными на назначенных местах ранним утром. Распоряжения были точно выполнены. Тогда Имилькон на рассвете вывел свое войско из города и во многих местах напал на римские сооружения. Римляне предвидели нападение и потому были готовы и сражались мужественно. Вскоре все силы противников были в деле, и около стены завязался жестокий бой, ибо из города вышло не менее двадцати тысяч человек. Сражение было тем ожесточеннее, что боевой строй не соблюдался, солдаты дрались в беспорядке, кто с кем попало; в такой массе войск отдельные воины или отряды дрались между собой с жаром, обыкновенно отличающим единоборство. Шум и смятение были особенно слышны у самых сооружений. С обеих сторон воины проявляли величайшее усердие; сражающиеся погибали на тех самых местах, на которые поставлены были вначале. Между сражающимися кидались люди с факелами, паклей и огнем. Они нападали на машины разом со всех сторон и с такой отвагой, что римляне очутились в опаснейшем положении и не в силах были отражать нападение врага. Однако карфагенский военачальник видел, что многие его воины уже пали в битве, что он все-таки не может взять сооружений, ради чего и было начато дело; поэтому приказал отступить. Зато римляне, едва не потерявшие всего, овладели наконец своими укреплениями и все их удержали за собою нерушимо.
После этой битвы Ганнибал в ночную еще пору тайком от неприятеля отплыл во главе своих кораблей в Дрепаны к карфагенскому военачальнику Атарбалу. Удобства местоположения и высокие достоинства дрепанской гавани побуждали карфагенян неослабно заботиться об охране местности. От Лилибея она отстоит стадий на сто двадцать.
Остававшиеся дома карфагеняне желали узнать о положении дел в Лилибее, но не имели такой возможности. Тогда некий знатный гражданин Ганнибал, по прозванию Родянин, предложил, что он проникнет в Лилибей и потом как очевидец доставит обо всем точные сведения. С радостью выслушали это предложение карфагеняне, но не верили в его осуществление, как римский, флот стоял на страже у входа в гавань. Между тем Ганнибал снарядил свой собственный корабль и вышел в море. Достигнув Лилибея, он, гонимый попутным ветром, вошел в гавань, на виду у всех римлян, пораженных его отвагой. На другой день он немедля пустился в обратный путь. Между тем римский консул с целью надежнее охранить вход в гавань снарядил ночью десять быстрейших кораблей, сам стал у гавани и наблюдал за происходящим; корабли подошли возможно ближе и с поднятыми веслами выжидали момента, когда карфагенский корабль будет выходить, чтобы напасть на него и захватить. Родянин вышел в море на глазах у всех и до того изумил неприятелей дерзостью и быстротою, что не только вышел невредимым с своим кораблем и командой и миновал неприятельские суда, остававшиеся как бы в оцепенении, но, отойдя на небольшое расстояние вперед, остановился и вызывающе поднял весло. При быстроте его гребли, никто не дерзнул выйти против него в море, и Ганнибал с единственным кораблем ушел, к стыду всего неприятельского флота. Так как он повторял то же самое многократно и впоследствии, то оказал карфагенянам большую услугу: их он извещал обо всех нуждах, осаждаемых ободрял, а римлян повергал
