144
Paris de l'Epinard — l'Humanite meconnue.
Следует припомнить, что скромность самой Марии-Антуанетты не была пощажена, и в ее спальне дежурил жандарм; но вот менее известный факт: «бесцеремонность дошла до того, что в комнату одной молодой женщины, под предлогом обыска, вошли в момент самых родов, когда хирург Дэзормо принимал у ней новорожденного. Сэру, прокурор парламента, поплатился жизнью за дурной прием, оказанный им людям, производившим этот обыск. Он только что заснул, как был разбужен этими посетителями, которым служанка вынуждена была открыть дверь, и обошелся с ними довольно сурово. Те сочли себя оскорбленными, арестовали его, отвели в тюрьму, где он был убит в числе прочих 5 сент. 1793 г.». Hist. secrete du Tribunal revolutionnaire, t. I.
Вот оно: «Мои дети, вот мои волосы; я хотела сама отрезать это печальное наследие, чтобы передать его вам; я не хотела, чтобы это было сделано рукой палача, и я могла это сделать только таким путем. Я провела лишний день в агонии, но я не жалуюсь на это; я прошу, чтобы волосы были помещены под стекло, покрытое черным крепом, пусть они будут всегда под замком, но пусть их выносят три, четыре раза в год в ваши комнаты, чтобы вы имели перед глазами останки вашей несчастной матери, которая умерла, любя вас».
Гувернантке, которой она посылала на память кольцо, она писала: «пусть Луиза узнает причину, почему я отсрочила свою смерть, и пусть она не подозревает меня в слабости».
Фукье подшил письма принцессы Монакской в ее дело, где их и нашли. Что касается волос, то они дошли до своего назначения, но каким образом, — этого потомки доныне не знают. Они, однако, припоминают что видели их.
Граф Фортюнэ де Шабрильян, ее правнук, сохранил ее волосы как благоговейные останки, которые его бабушка, верная обету данному своей матери, выказывала своим детям. Это была роскошная коса, заплетенная самой жертвой; ее хранили неприкосновенно в бумаге, в которую она их завернула, отправляя из тюрьмы для передачи дочерям. Эти реликвии сохраняются и до сих пор в семье Шабрильянов.
Газета «L'Espion de la Revolution francaise» опубликовала в 1797 г. следующее: «Одна беременная женщина явилась к Давиду, живописцу и члену Конвента, прося освободить ее мужа; почти умирающая, она падает к ногам этого тигра: „верните мне моего мужа, он не виновен, он один кормит семью“. Художник, не отвечая и делая вид, что пишет, набрасывает карандашом беременную женщину, голова которой лежит у его ног: „Вот мой ответ“, — говорит он, закончив рисунок, и, взяв несчастную за руку, выталкивает ее за дверь».
3 сентября Давид спокойно срисовывал умирающих, которых бросали в одну кучу с покойниками. Проходит его коллега Ребуль, замечает его и спрашивает: «Что вы здесь делаете, Давид?» — «Я изучаю последние моменты этих мерзавцев». — «Вы внушаете мне омерзение, — отвечает ему Ребуль, — с этой минуты у нас с вами нет ничего общего; завтра я отошлю вам обратно все ваши картины».
Вдова Гебера, осужденная на смерть 24 жерминаля, также была казнена, невзирая на заявление о беременности, которое в дальнейшем не подтвердилось.
Пальэс. Du Douveau sur Joubert, стр. 29 (п.). Валлон. Histoire du Tribunal revolutionnaire, т. III.
Доктор Шарие. La medicine legale au Tribunal revolutionnaire см. в Archives d'antropologuie criminelle, год 15-ый, № 86.
Олимпия де Гуж — псевдоним госпожи Обри: революционная писательница. (1748–1793). — Прим. пер.
Леопольд Люкур. Trois femmes de la Revolution.
Нижеследующие подробности мы заимствуем из интересной брошюры С. Стрыенского: «Deux victimes de la terreur». Эта брошюра показалась нам заслуживающей полного внимания и доверия, так как автор ее цитирует все источники, которыми он пользовался.
8 жерминаля II-го года Мюскар писал членам Нантской военно-судной комиссии: «Я только что приказал расстрелять десять негодяек. Одиннадцатая, столько же виновная, как и другие, так как она жена и соучастница разбойника, беременна на пятом месяце. Военный суд, собравшийся судить ее, боясь оскорбить природу и следуя „велениям рока“, счел нужным направить ее к вам. Ваша мудрость сумеет согласовать это исключительное положение с непреклонной строгостью закона». Не стоит и говорить, что она была, конечно, немедленно казнена.
Тотчас также была казнена в Лионе и другая беременная женщина, бывшая в рядах контрреволюции в форме пехотного солдата.
Императорская летняя резиденция на окраинах Вены. — Прим. пер.
«Человек человеку — волк». Плавт, Asinara II. 4, 88. — Прим. пер.
Погромы, разразившиеся в октябре 1905 г. в России, подтверждают справедливость этого положения авторов. — Прим. пер.
Конституция III-го года учредила Законодательный корпус, состоявший из Совета пятисот и Совета старейшин. Упразднены — 18 брюмера 1799 года. — Прим. пер.
Бриё. «La Violation des tombes royales» в «La Vie Contemporaine».
«Местные жители в С.-Дени расплавили свинцовые гробы на отливку пуль, а из каменных обломков гробниц соорудили пирамиду в честь Марата. Каждый патриот внес свою долю труда при выполнении этого „проекта“». Показания очевидца, помещенные в Revues des questions historiques op. cit, стр. 546.
Les Inscriptions de la France du V a XVII siecle t. II, p. 19 и след.
Memoires de l'Academie de medecine, t. XX.
Он был издан Улиссом-Робертом Мишо в Париже у книгопродавца Henry Menu в 1876 г.
Первый доклад епископа Грегуара (ориг. издание) стр. 5.
К счастью, не все драгоценности замка подверглись такой участи. Например, Галльский Геркулес, произведение знаменитого Пюже, было направлено в Люксембургский сад; туда же попала бронзовая статуя Дианы, подаренная Сервиену шведской королевой Христиной, отказавшейся в молодости от власти и называвшей двор «раем злых». Группа «Борцов» из белого мрамора, статуи Силена, Вакха и Антиноя тоже сохранились; библиотека же, заключавшая произведения первой эпохи изобретения книгопечатания, драгоценная по своей редкости, была направлена в один из девяти существовавших тогда в Париже складов казенного имущества. (Делор: «Mes voyages aux environs de Paris», t. I).
Делор. «Mes voyages aux environs de Paris» t. I, стр. 75–76.
Bo все департаменты были разосланы циркулярные приказы об аресте бумаг и документов. Вот выдержка из одного из них:
«Гражданам администраторам Лангрского округа 21 января 1795 г.
Декретом от 5 сего месяца Национальный конвент повелевает, чтобы все на пергаменте написанные книги и документы, находящиеся в Контрольных палатах и общественных учреждениях, равно как и в частных библиотеках и иных местах и пригодные на выделку артиллерийских зарядных капсюлей, были направляемы к морскому министру, для портовых надобностей республики и т. д.». Что не пошло на патроны, было сожжено! На всех площадях при радостных криках черни совершались «ауто-да-фе» подобного рода.
Еще в 1853 году находили в материале для артиллерийских картузов стариннейшие пергаменты: из 4.000 картузов, разделанных и исследованных в Парижском артиллерийском складе 3.000 были признаны сделанными из важных исторических документов, как например, из рукописных счетов французских королей Карла VI, Карла VII, Людовика XI, Карла VIII, Людовика XII, Франциска I и пр.), из папских булл, королевских грамот, бюджетных росписей городов XIV и XV веков и т. д., и т. д. (см. La Revue des questions historiques; 1 октября 1872 года, стр. 331).
Эд. Флери. «Vandales et iconoclastes». Laon. 1850.
Член Конвента Амейльон писал 21 января 1793 года главному прокурору Парижского департамента: «Считаю долгом довести до вашего сведения, что комиссары, назначенные для разбора бумаг собственной канцелярии бывшего короля, хранящихся в Национальной библиотеке, имеют передать представителю департамента около 260 томов и папок бумаг, предназначенных к уничтожению. Департаментское правление обязуется назначить день для их сожжения и известить о сем публику посредством особых объявлений. (Подписал) Амейльон».
14 февраля он пишет тому же лицу:
«Гражданин! При сем препровождаю окончательный список различных предметов из склада бывшей канцелярии бывшего короля, подлежащих сожжению.
