том, чтобы не пустить к себе в дом чужое тлетворное влияние – дом был крепок и любое поветрие подобного рода унималось, не успев набрать силы. Но духовенство наше смело шагало в незнаемые края, на дикие земли, в глушь, доселе не знавшую креста, и там утверждало истину.
Что ж теперь, забыть обо всем этом? Оставить несчастному, сжавшемуся, едва живому Катехону функцию простого ночного сторожа с ключами от бесчисленных ворот и берданкой за плечами?
Ни в коем случае.
Ибо у него опять появилась территория, где необходима проповедь, где маленькие «островки спасения» всё никак не сомкнутся в единое пространство.
Христианство изветшало и в России, и в Америке, и, особенно, в старой Европе. Прохудилось, дыра на дыре, и уже не хватает материала на заплаты, а потому нужен новый материал на замену старому. Иными словами, речь идет о необходимости рехристианизировать колоссальные регионы, где вера Христова была проповедана очень давно, укрепилась, прожила многовековую жизнь, порой весьма богатую в культурном смысле, и умерла. Или, во всяком случае, находится в предсмертном состоянии. Теперь нужна ее реставрация, никак не связанная с незначительными «количественными» улучшениями. Нужно очищение, несущее в себе мощный заряд культурных ограничителей, без которых европейское и, шире, европеизированное общество расползается на гнилые тряпки, травится оккультизмом, принимает провинциальных азиатских гуру как великих духовных учителей, кланяется шаманам, заглядывается на прелести вуду… да и просто впадает в состояние варварства. Первобытная аномия всё больше превращается в идеал, и нет средства, противостоящего ей, помимо рехристианизации.
Области Европы, обладающие высокой культурой со времен античности, в том числе земли Франции, Германии, сверхмодернизированного Бенилюкса, с точки зрения веры ныне могут рассматриваться наравне с Амазонией. С тем незначительным отличием, что кое-где всё еще работает полиция (это плюс) и весьма строго взимаются налоги (это минус). И христианскому проповеднику следует действовать в каменных лесах мегаполисов точно так же, как его коллеги действуют где-нибудь в тундре или тропических джунглях.
Рехристианизационная волна может прийти только от православия. Многочисленные деноминации протестантизма и разваливающееся на глазах единое сообщество католиков избрали путь адаптации к варварству, т. е. постепенной собственной варваризации.
Христианство в современной европеизированной ойкумене представляет собой россыпь островов в унылом океане культурной невнятицы, мешанины всего со всем, первобытного магизма. Или, может быть, не россыпь островов, а, скорее, ожерелье крепостей посреди пустыни.
Возрождение катехонической власти означает прежде всего не «укрепление обороны», а начало наступления. Войско выйдет из крепостей и примется преображать пустыню в сады, иными словами, увеличивать ту самую территорию спасения… Как только новый «Удерживающий» окрепнет, ему предстоит миссия, превосходящее всё то, что может быть поставлено в заслугу предыдущим «удерживающим». Речь идет о духовном просвещении Старого Света. Земли, от которых по причине собственного бессилия и общей варваризации отступили католики и протестанты, земли, где кирхи и католические церкви переходят к мусульманам, пестрым сборищам нью-эйджевцев, да просто используются как здания для удовлетворения каких-то светских нужд, эти земли должны постепенно переходить под церковную юрисдикцию православных иерархов. Эра католического прозелитизма исчерпана. Начинается эра неспешного перекрещивания католиков и протестантов в истинную веру, а в первую очередь тех, кто опустился до утраты всякой осмысленной религиозности. Хотелось бы подчеркнуть: успех этой новой глобальной миссии измеряется не только и даже не столько тем, сколько удастся крестить таджиков, китайцев, корейцев или индусов, но прежде всего тем, сколько русских и европейцев окажется в крестильной купели.
Москву часто ассоциируют с теми образами, которые стали частью ее культурного лица еще в XVI веке. Тогда ее часто называли вторым Иерусалимом, видя в Великом городе центр «нового Израиля», т. е. государства, где истинная вера сохраняется в чистоте и неприкосновенности, видя в нем также своего рода каменную чашу, куда перелилась благодать из Иерусалима древнего и иных городов, претендовавших на эту роль, – например, Киева. Реже именовали Москву Третьим Римом – новым средоточием имперской власти, оберегающей христианство. Впоследствии амплуа Третьего Рима оказалось ведущим. Роли эти красивы, и хорошо будет, если град Москов вернется к полноценному их исполнению. Пока российская столица тянет груз собственного предназначения… слегка. В полруки. Не решаясь впрячься по-настоящему.
Однако сейчас одних этих старинных ролей недостаточно. Помимо гордого звания «Третьего Рима» и «Второго Иерусалима» городу пора становиться «Москвой единственной». А Москва единственная представляет собой Дом Пречистой и город, откуда пойдет великая христианская реконкиста. Соответственно миссия города – создать плеяду конкистадоров, способных повернуть в верном направлении колесо истории, погружающее христианство в закатную мглу.
Кому этим еще заняться, помимо Москвы?
Какой православный центр способен на это?
Уж верно, не Константинополь, первый по «чести» среди восточно-христианских иерархий, но в политическом и экономическом отношении совершенно бессильный. Фанариоты слишком несамостоятельны и слишком далеко ушли по пути подчинения внешним силам, чтобы претендовать на подобную роль. Верно сказано: «В ситуации вызовов различных глобальных идеологических систем современного мира Православная Церковь нуждается в собственном глобальном проекте – проекте мировой православной экспансии, – то есть последовательной борьбы за единственную Истину. Идеологическим, геополитическим и стратегическим центром этого глобального Православного проекта может быть только Россия…» (Елена Малер-Матиязова).
Можно долго, приводя веские аргументы, спорить о том, за каким из центров православия накоплено больше благочестия, больше святости и т. п. Но, во-первых, серьезная государственная сила может сопутствовать усилиям одной лишь Московской патриаршей кафедры. И, во-вторых, Русская церковь на протяжении XX века претерпела такой опыт мученического исповедничества за Христову веру, жизни в столь враждебных условиях, коих Фанар давно не знает. Наши архиереи, священники, дьяконы и простые иноки, умирая за веру, принимая жестокие испытания, теряя всякую надежду, помимо упования на Божью милость, создали духовную основу, на которой всякая ложь и фальшь церковной жизни слишком хорошо видна. И эта чистота, очищающая всё кривое и неправедное, что может встать рядом с нею, – лучший фундамент для грядущей христианской реконкисты.
Чего не хватает Москве для того, чтобы приступить к исполнению этой новой роли? Не материальной мощи и не веры. Постепенно множится вера, и к тому моменту, когда потребуется действие, её станет достаточно.
Нет. Не в том камень преткновения.
Сегодня Порфирородной требуется одно: уничтожить в себе то странное двоедушие, которое раздирает город. Москва-темная, Москва-пустая, Москва-тень должна сгинуть.
Тогда у светлой ее души хватит сил на самую великую миссию.
Приложение 1. Размышления о смене столицы
Я родился и вырос в Москве. Я люблю наш город. Я хочу, чтобы столица России осталась здесь. Если бы нужды страны требовали перенести столицу в
