опасения усилились, когда Алим по наущению Миллера сменил Бурхан ад-Дина, крайне консервативного кази-калана и исхан-раиса, на людей более приемлемых для джадидов и в большей степени симпатизирующих делу реформирования страны. Убеждая Петроград в необходимости действовать быстро, чтобы избежать проблем в Бухаре, Миллер тем временем старался через правительство эмира успокоить духовенство и лично пытался держать в узде джадидов.
Созданное меньше месяца назад Временное правительство было занято более насущными делами, чем вопрос о реформах в Бухаре. Речь шла о таких общедемократических реформах, как отмена всех законодательных запретов, основанных на вероисповедании или национальности; о первых проявлениях крестьянских волнений середины марта; об острой проблеме снабжения городов и армии продовольствием; о проблеме поддержания дисциплины в армии и продолжении войны, чьи захватнические цели были отвергнуты Петроградским Советом и народными массами. Тем не менее к концу марта Временное правительство нашло время рассмотреть бухарский вопрос и отправить Миллеру предложение о включении в манифест своего рода представительного законодательного органа – меджлиса. Используя в качестве аргумента против введения представительного правления отсталость Бухары, резидент предсказывал, что «большинство в меджлисе будут составлять фанатичные реакционеры», и предупредил, что «создание меджлиса и предоставление самоуправления местным группам, которые по большей части, я повторюсь, являются противниками реформ, приведет к анархии, свержению эмира как отступника и к возникновению антирусского движения на панисламистской основе».
Пока проект манифеста Миллера все еще находился на стадии рассмотрения, бывший генерал-губернатор Куропаткин дал свой совет по бухарскому вопросу. Куропаткин, которого Миллер держал в курсе происходящего в ханстве, одобрил проект резидента, но посоветовал Милюкову, что для России было бы лучше избежать необходимости аннексии Бухары и оставить ее «автономным регионом, подчиняющимся России и управляемым эмиром», предоставив резиденту официальное право надзора за бухарским правительством. Вкратце, Куропаткин предлагал применить в Бухаре «систему, которую я разработал для военного комиссариата в Хиве, внеся в нее необходимые изменения». Миллер был так же категорически против предложения Куропаткина, как и против предложения Петрограда об учреждении меджлиса. С учетом присутствия в Бухаре «организованной либеральной группы», хотя и небольшой, но громогласной, влияние которой непрерывно росло, Миллер чувствовал, что для России было бы ошибкой напрямую присвоить себе проведение реформ. Подобный курс восстановил бы против России и сторонников, и противников перемен в ханстве. Куда более разумным было поработать с чиновниками эмира и попытаться примирить и либералов, и консерваторов с реформами, проводимым их собственным правительством.
С нетерпением ожидая из Петрограда одобрения манифеста, Миллер разработал собственный план проведения реформ. Алим изъявил намерение создать для этой цели местные комиссии, состоящие из видных бухарцев, но Миллер согласился с джадидами, что подобные комиссии были бы неадекватны такой огромной задаче, и, чтобы реформы шли успешно, непременно требуется руководство со стороны России. «Без участия наших людей все заявленные реформы останутся на бумаге», – откровенно заявил резидент Петрограду. Миллер предлагал, чтобы в Новой Бухаре был создан централизованный штат русских технических советников по следующим направлениям: сельское хозяйство, финансы, промышленность и торговля, образование, почта и телеграф, общественные работы и общественное здравоохранение. Русский резидент стал бы председателем Совета, состоявшего из ведущих специалистов различных департаментов, задачей которого была бы разработка реформ и надзор за их проведением. Департаменты должны были работать совместно с местными комиссиями, постепенно замещая их. На местном уровне представители семи основных департаментов должны были «следить за тем, что реформы действительно проводятся», а в качестве дополнительной гарантии резидент делегировал шесть региональных инспекторов, чтобы они возглавили в ханстве сеть из 34 русских татар, выполняющих функции директоров канцелярий провинциальных беков, что фактически лишило бы этих беков любой независимой власти. Оплачивать содержание этого весьма обширного корпуса русских «советников» предлагалось за счет русских таможенных сборов на бухарско-афганской границе или за счет средств бухарского казначейства. Несмотря на жесткое неприятие Миллером предложения Куропаткина о расширении на Бухару плана, разработанного им для Хивы, резидент предлагал административный механизм, который при отсутствии формального права контролировать правительство эмира означал бы вмешательство во внутренние дела Бухары в не меньшей степени, чем план Куропаткина.
После все более тревожных призывов Миллера как можно скорее обнародовать манифест, чтобы не допустить возникновения проблем как с реакционерами, так и с реформаторами, что поставило бы русскую общину в ханстве в крайне уязвимое и беспомощное положение, Петроград наконец одобрил и проект манифеста, и предложенный Миллером механизм проведения реформ с привлечением русских «советников». Таким образом, Временное правительство фактически решило продолжить более широкое применение в своих центральноазиатских протекторатах политики контролируемых реформ, которую в последние недели своего существования проводил царский режим в отношении Хивы. 7 апреля 1917 года эмир Алим подписал манифест, подготовленный Миллером, с одним-единственным дополнением – для успокоения демократов в Петрограде – в виде туманного обещания поддержать «дальнейшее развитие в ханстве Бухара самоуправления в той степени, которая потребуется».
Последствия манифеста
7 апреля на официальном оглашении манифеста в цитадели Бухары присутствовала приглашенная публика в составе двухсот духовных лиц, знатных бухарцев и купцов плюс несколько русских представителей резидентства и Советов из Новой Бухары и Самарканда. Во второй половине дня джадиды вместе с представителями Самаркандского Совета собрались, чтобы обсудить свои дальнейшие действия в свете того, что эмир согласился со всеми их требованиями. Нараставшие в последние несколько лет разногласия между умеренными, выступавшими за действия в сфере культуры, и радикалами, выступавшими за действия в сфере политики, теперь приняли форму раскола на тех, кто хотел сотрудничать с монархом-реформатором, и тех, кто, не доверяя Алиму, хотел остаться в оппозиции. Спор разгорелся, стоит ли на следующий день проводить демонстрацию. Писатель, мелкий чиновник и председатель Центрального комитета джадидов Абду Вахид Бурханов возглавлял умеренных, выступавших против демонстрации, на том основании, что она может напугать эмира, подтолкнуть его к консерваторам и стать предлогом для отказа от обещанных реформ. Во главе радикалов стояли 19-летний сын богатого купца, давно связанного с джадизмом, Файзулла Ходжаев и Абурауф Фитрат, писатель, опасавшийся, что пассивность бухарских масс позволит эмиру ограничиться несущественными реформами, если не принять меры для предотвращения этого. Демонстрация благодарности Алиму за манифест могла послужить пропаганде пунктов манифеста, до сих пор мало известных широким массам, и, таким образом, убедить эмира посвятить себя делу реформ. Несмотря на настойчивые предостережения Миллера против любых демонстраций, радикальное меньшинство при содействии гостей из Самаркандского Совета убедило всех, кроме ядра умеренных, выйти на демонстрацию.
8 апреля свыше 8000 человек пришли в столицу эмира, но вскоре обнаружили, что у них есть конкуренты в лице гораздо более многочисленной демонстрации, организованной клерикальными силами, агрессивно настроенными против сторонников реформ, включая вновь назначенных кази-калана и исхан-раиса. То, что в демонстрации за реформы участвовали шииты и бухарские
