Преобладающими видами нарушения воинской дисциплины являются: перепалки с начальниками, нарушение строевого устава, уставов внутренней и караульной службы, небрежное отношение к сбережению оружия и боеприпасов, самовольные отлучки и дезертирство».
Весьма значительно выросло число самоубийств, всевозможных аварий, чрезвычайных происшествий и катастроф. Французский посол в Москве заметил по поводу Большого террора: «На Западе подобное положение быстро привело бы к революции. Здесь же народ использует оружие слабых — плохо работает».
Часть командиров, пытаясь укрепить дисциплину, принялась широко практиковать «применение силы», то есть бить подчиненных. Другие просто махнули на все рукой. Репрессии вызывали у командного состава неуверенность в себе и боязнь любой ответственности.
Будущий генерал армии А.И. Грибков (1919 г.р.), досрочный выпущенный из училища в 1939 году, вспоминал:
«На должности разной высоты были расставлены слабо подготовленные командиры, многие из которых не отвечали требованиям занимаемой должности, но зато умели помалкивать. Из войскового обихода исчезли такие понятия, как «думать», «обсуждать», а фразы «это не ваше дело» или «это не мое дело» превратились в формулу жизни».
С помпой проводимые праздничные парады и показательные маневры не могли служить показателем действительного состояния Красной Армии, как и доказательством ее высокой боеготовности, умные люди это понимали.
Генерал П.Н. Краснов писал еще в 1927 году:
«Коммунистическая власть устраивает перед многолюдной толпой, толпой в несколько десятков тысяч человек, показные маневры. Пускают газы, мечутся люди в противогазных масках, скрипя и гремя движутся танки, в небе реют аэропланы, крадутся в дымовой завесе цепи, скачет конница, тянут громадные пушки. Все это так нелепо поставлено, что с военной точки зрения это недостойный балаган. Но балаган этот действует на толпу, он внушает ей представление о советской мощи и о непобедимости красной армии.
В толпе говорят: «Разве при царях на это показывали? Разве при царях мы такое видали?».
Коммунисты — большие знатоки психологии толпы. Они неустанно внушают обществу порабощенной ими России, что они непобедимы, что их армия великолепна, что если бы они были побеждены, то все, кто имеют землю, потеряют ее, понесут наказание за все совершенное, и этот внушаемый массе страх ответственности и еще худшего будущего заставляет ее терпеливо сносить все ужасы настоящего».
Французский военный атташе январские учения 1935 года оценил как организованные в чисто пропагандистских целях и изобилующие тактическими ошибками, а посещение училища связи в Ленинграде в 1936 году — как специально организованное для него шоу.
Маршал Тухачевский в заметках по поводу больших маневров Московского военного округа, проходивших в сентябре 1936 года, отмечал, что ни выучка войск, ни работа штабов, ни взаимодействие войск не находились на должной высоте:
«Мехкорпус прорывал с фронта оборонительные полосы противника без артподдержки. Потери должны были быть огромны… Действия мехкорпуса вялы, управление плохое… Действия мехкорпуса не поддерживались авиацией… Авиация использовалась недостаточно целеустремленно… Плохо работала связь… Высадку авиадесантов следовало бы обеспечить истребителями… Парашютисты прыгают без оружия. Это надо изменить… Работа штабов, в частности разведка, очень слаба во всех частях…»
Но ничего не изменилось в лучшую сторону и после Тухачевского. Скорее в худшую.
Во время конфликта в районе озера Хасан, «горячая фаза» которого пришлась на 29 июля — 9 августа 1938 года, аукнулись и пренебрежение боевой подготовкой, и блюхеровские хозяйственные эксперименты. На совещании командного и политического состава Посьетского погранотряда, посвященном итогам операции, бригадный комиссар К.Ф. Телегин записывал за выступавшими:
«Растянулись по фронту, а во время боя сгруппировались на необорудованных позициях. Связь только телефонная, после потери ее много израсходовали живой силы… Не было увязки между подразделениями, даже стреляли по своим танкам… Военком 40-й стрелковой дивизии боялся взять на себя ответственность за мобилизацию плавъединиц для подброски грузов на фронт («а если сорву путину?»). Округ прислал гранаты Ф-1, а пользоваться ими не могли… Бинокли на 40 процентов негодны… Вначале полевые части работали без кода. Пеленгаторной службы нет… Полевые части от Новой деревни до Заозерной побросали ранцы, пулеметы. Пренебрегали штыковым боем. Боевой подготовкой не занимались, потому что превратились в хозяйственных командиров. Сено, дрова, овощи заготавливаем, строительство ведем, белье стираем».
В приказе наркома обороны К.Е. Ворошилова № 0040 от 4 сентября 1938 года указывалось, что «боевая подготовка войск, штабов и командно-начальствующего состава оказались на недопустимо низком уровне». Войска выступили к границе совершенно неподготовленными, советские части были «раздерганы и небоеспособны», снабжение их не организовано:
«Начальники управлений фронта и командиры частей не знали, какое, где и в каком состоянии оружие, боеприпасы и другое боевое снаряжение имеются. Во многих случаях целые артбатареи оказались на фронте без снарядов, запасные стволы к пулеметам заранее не были подогнаны, винтовки выдавались непристрелянными, а многие бойцы и даже одно из стрелковых подразделений 32-й дивизии прибыли на фронт вовсе без винтовок и противогазов».
Рота 118-го стрелкового полка 40-й дивизии прибыла к месту боевых действий с холостыми патронами и деревянными гранатами. Когда же были доставлены боевые гранаты, то оказалось, что пользоваться ими не умеют ни рядовые, ни командиры. Все рода войск обнаружили полное неумение действовать в реальной боевой обстановке. Артиллеристы не знали куда стрелять, танковые части использовались неумело и понесли большие потери. Помимо этого, несмотря на «громадные запасы вещевого имущества, многие бойцы были посланы в бой в совершенно изношенной обуви, полубосыми».
Этим же приказом маршал Блюхер был отстранен от командования Дальневосточным фронтом, а сам фронт расформирован в две отдельные армии. В приказе Ворошилова, естественно, не было упоминаний о том, что непосредственно перед началом боев производились аресты комбригов и комбатов — чекисты работали по собственному плану.
Мехлис, выступая в начале декабря 1938 года на заседании Военного совета при Наркомате обороны, сообщил, что во время событий на озере Хасан на передовые линии выделяли стрелков, «не умеющих стрелять из винтовки и даже открыть замок», многие красноармейцы прибыли громить японскую военщину «в таком рваном обмундировании, что, по сути дела, они оставались в нижнем белье».
В итоге, в ходе небольшого столкновения с неподвижно сидевшим в обороне противником, при пятикратном превосходстве в живой силе и абсолютном — в технике (так, с советской стороны, кроме танков 2-й механизированной бригады, были задействованы 250 самолетов, с японской — ни одного), людские потери РККА составили 3500 человек убитыми и ранеными, потери японских войск — 500 человек убитыми и 900 ранеными. Потери командно-политического состава оказался «неестественно велик» — около 40 процентов.
При этом выбить японские подразделения с сопок Заозерная и Безымянная так и не удалось, конфликт был разрешен дипломатическим путем, после чего японцы сами очистили высоты.[17]
В заключительной части приказа нарком обороны поставил перед вооруженными силами стандартную задачу — всегда быть в состоянии полной боевой готовности, а начальник Политуправления потребовал от комиссаров "повернуться лицом" к боевой подготовке:
«Нет более важного дела для командира и комиссара, чем боевая и политическая подготовка. Если товарищи не хотят сориться с командованием округа — они должны помнить: на занятиях по боевой подготовке должны присутствовать все, все без исключения — все командиры, все комиссары, все политработники, все до единого красноармейцы, ибо занятия по боевой и политической подготовке — это наша священная обязанность».
Руководящие указания сопровождались звуками победных фанфар и привычными славословиями в адрес мудрого руководства:
«Победа у Хасана произвела сильнейшее впечатление во всем мире. Проба сил японской военщины, решившей прощупать твердось советских дальневосточных границ… закончилась позорным провалом. Отборные части Квантунской армии были разбиты и вышвырнуты с советской территории».
Правда, на закрытых совещаниях признавалось, что «были и отрицательные моменты», но в целом «наши бойцы и политработники показали непревзойденной качество советского патриотизма и боевой подготовки», а японцы «пролили втрое больше крови, чем мы».
