Ознакомительная версия.
Сохранился указ, изданный правительницей Кокэн о помиловании «людей, совершивших тяжкие прегрешения». В русском переводе его приводит А. Н. Мещеряков в комментариях к «Сёку нихонги».
«Возвещается указ великой государыни нашей, дочери Ямато, что, как богиня явленная, великой страной восьми островов правит, – и вы – принцы, владетели, вельможи, ста управ чиновники и народ Поднебесной – все внимайте – так возглашаю.
Слуги злокозненные, мятежные похитить, отнять, украсть замыслили наследование престола высокого, от солнца небесного унаследованное, установленное прародителями могучими, богом и богиней, на Равнине Высокого Неба божественно пребывающими.
Разум потеряв, с пути сбившись, Татибана-но Нарама-ро, Оотомо-но Камаро и прочие с ними, шайку мятежную собрав, хотели сначала дом министра окружить и убить его, потом дворец великий окружить, изгнать принца наследного, затем свергнуть вдовствующую императрицу, завладеть колокольчиками, печатями и бирками, после этого правого министра призвать хотели и приказать ему Поднебесной указ возвестить. После же замыслили они государыню оттеснить и, одного из четверых принцев выбравши, владыкою сделать.
И вот, в ночь двадцать девятого дня месяца минадзуки, подошли они к дому канцлера, принесли там клятву, соленой воды напившись, и вознесли моления четырем сторонам
Неба-Земли. Во второй же день месяца фумидзуки они порешили войско поднять. В час овцы второго дня Оно-но Адзума-хито призвал к себе служащего во дворцовой управе охраны, Камуцумути-но асоми Хидацу на земли Бидзэн, и велел тому: «То-то и то-то нам помоги сделать», – так ему указал. «Хорошо, сделаю», – согласился он. И в час кабана того же дня все нам рассказал. Тогда мы обо всем разузнали и вникли, и оказалось, что обо всем он правду поведал, и все они в том признались. Когда же рассмотрели мы законы, то вышло, что все эти люди подлежат смертной казни[16]. Но хоть и так, решили мы их помиловать и наказание на одну степень облегчить: имена семейные переменить и наказать далекой ссылкой.
И думаем мы божественной сутью своей, воистину, благодаря защите и милости богов Неба-Земли, а также благодаря тому, что души императоров великих, о коих молвят с трепетом, что Поднебесной правили со времен начала Неба-Земли и поныне, слуг грязных призрели и оставили, а также благодаря силе чудесной богов величественных – Русяна-нёрай, Канд зэ он – босати, чтящих закон – Бонъо и Тайсаку и четырех великих владык небесных [всем им благодаря], слуги эти супротивные, нечистые себя обнаружили и во всем признание принесли. И великому изреченному повелению государыни внимайте все – так возглашаю.
Особо говорю: что же до тех людей, что к заблудшим примкнули, то осквернят они землю столицы, если по ней ступать будут, посему перевести их в землю Идэхи в деревню Огати, в дома за частоколом – и сему великому повелению все внимайте – так возглашаю».
Этот указ решительно менял расстановку сил в пользу клана Фудзивара. Их соперники из клана Татибана – принц Кибуми, принц Фунадо, Оотомо-но Комаро, Тадзихи-но Усикахи, Ону-но Адзумабито, Комо-но Цунэтари – были казнены, принц Асукабэ и многие другие были отправлены в ссылку. Правый министр Фудзивара-но Тоёнари, старший сын Фудзивара-но Мутимаро, за участие в заговоре был отослан служить на Кюсю в военном округе, но доехал только до Нанива (нынешний Осака), где тяжело заболел. В 764 году он был восстановлен в правах, но умер в 765 году.
Камуцумути – но асоми Хидацу, раскрывший заговор императрице, получил в награду повышение и фамильный титул оми.
Через год после мятежа «злокозненных и мятежных людей» в 758 году после девяти лет правления Кокэн отреклась в пользу внука императора Тэмму принца Оои (Оисинно), представителя одного из ответвлений многочисленного императорского рода. Правление 47-го императора – Дзюннин-тэнно, императора «Чистая гуманность», в отличие от его непосредственных предшественников, было окрашено скорее в конфуцианские, нежели в буддийские тона.
Отречение императрицы Кокэн – одна из не очень ясных страниц в этой истории, мотивации ее спорны для историков, тем более что впоследствии она вернулась на трон. Но не будем забегать вперед… Летопись лапидарно отмечает, что «между экс-императрицей Кокэн и императором Дзюннин обнаружились разногласия, после чего Кокэн удалилась в буддийский храм Хокэдзи».
Спустя какое-то время Кокэн публично объявила, что принимает монашество и меняет имя на Сётоку. Уход в монахини вписывался в общепринятые нормы. Но вот окончание указа было шокирующим. Она распорядилась, что малые дела в управлении государством она оставляет Дзюннину, а «большими» отныне станет заниматься сама. «Постоянными праздниками и делами мелкими пусть нынешний правитель ведает, а важными делами державными – наградами и наказаниями, этими двумя заботами мы ведать станем» («Сёку нихонги»). До этого времени монахи и монахини никогда страной не правили. В течение двух лет из дворца и храма исходили противоречащие друг другу указы. Императрица Кокэн хоть и отошла в тень, но продолжала пользоваться немалой властью.
Молодого императора Дзюннина поддерживал Фудзиварано Накамаро, известный также как Осикацу. Накамаро, которому было разрешено даже чеканить собственную монету, при Дзюннине фактически управлял страной.
Советником же экс-императрицы стал тот персонаж, чьим именем историки назовут попытку одного из самых дерзких дворцовых переворотов в японской истории. Кокэн сменила фаворита. Теперь то место, что раньше занимал Фудзивара Осикацу, занял буддийский монах по имени Докё (7700—772). Его имя переводится как «зеркальный путь». Предполагалось, что обладатель этого имени вобрал в себя все премудрости священного учения. Но в биографии этого человека много неясного. Происходил он из рода Югэ, проживавшего в провинции Кавати (сегодня Осака), однако неизвестно, ни когда точно Докё родился (предположительно в самом начале VIII века), ни кем были его родители, ни чем он занимался до 747 года. Монашескую жизнь Докё начал в среде буддийских отшельников, обитавших в храмах и скитах, которые не входили в систему монастырей, контролировавшихся государством. В религиозной практике этих отшельников основное место занимали упражнения в различных магических приемах. Вполне вероятно, что Докё приобрел какие-то таинственные познания в эзотерическом буддизме во время учебы в горных монастырях провинции Ямато. Не в этом ли нужно искать корни того, что он так ополчился, придя к власти, на ямабуси («горных воителей», тоже сведущих в тайных знаниях)? Своим возвышением Докё не в последнюю очередь был обязан своему «магическому искусству». Позже Докё обучался у Гиэна, известного наставника школы Хоссо (он в свое время обучался в Китае). Скорее всего от Гиэна Докё узнал о дхарани[17] и научился произносить их на санскрите.
В штате придворных монахов Докё появляется в начале 50-х годов VIII века. В довоенной официальной японской историографии Докё считался одиознейшей фигурой в японской истории. Его называли «монахом-развратником», а в наше время говорят, что он сыграл роль японского Распутина при императорском дворе, ведь он тоже пользовался репутацией мага-врачевателя. Когда в 761 году императрица Кокэн заболела, он был призван во дворец, чтобы исцелить ее. Императрица исцелилась. И репутация Докё как искусного лекаря еще более упрочилась. После выздоровления императрицы он получил доступ ко двору и в течение восьми лет пользовался огромным политическим влиянием.
Докё был осыпан почестями, получал высокие посты в буддийской храмовой иерархии, а императрица все больше подпадала под его влияние. Она повелела Докё заказать бронзовые статуи Ситэнно – четырех божественных королей, которым надлежало карать врагов трона так же, как они попирают своими ногами демонов: именно в таком виде было принято изображать этих стражей Закона. Так было положено начало храму Сайдайдзи, строительство которого было поручено Докё.
Судьба Докё в определенном смысле уникальна. Надо сказать, что социальная структура японского общества VIII столетия достаточно жестко определяла судьбу человека. При присвоении придворных рангов и распределении государственных должностей играла определяющую роль родословная (к какому клану принадлежит человек), и питать надежду выдвинуться можно было, только имея «нужную» фамилию (времена, если подумать, меняются очень мало).
С самого рождения японские аристократы получали так называемые теневые ранги. Пока дети играли в куклы кокэдзи, они получали одно повышение за другим, так что к достижению совершеннолетия (а оно, как и сейчас, наступало к 21 году) молодой человек вполне мог претендовать на высокую должность при дворе. И конкурсные экзамены на занятие чиновничьего поста, позаимствованные у Китая, играли здесь весьма ограниченную роль. Поэтому важно было появиться на свет в высокородной влиятельной семье. Другим же оставалось прозябать в захолустье.
Ознакомительная версия.
