Соколовский. Пусть Геббельс объявит…
Кребс [перебивая]. Но Дёниц – беспартийный. Легче решить ему. Пусть он и капитулирует, чтобы не нести напрасных жертв.
Соколовский. Капитулируйте и объявите о новом правительстве. Мы вам дадим для этого рацию в Берлине. Вы свяжетесь и с правительствами наших союзников.
Кребс. Да, Геббельсу, пожалуй, придется на это решиться. Может быть, можно мне поехать к нему?
Соколовский. Можете ехать. Мы говорим вам все напрямую. У вас положение безвыходное; даже нет связи между Геббельсом и Дёницем. А после капитуляции Берлина мы дадим вам самолет или автомашину и установим радиосвязь.
Кребс. Нас не арестуют? Все военные, которые будут руководить капитуляцией, останутся на свободе? Или мы будем считаться пленными?
Соколовский. Мы не знаем, каковы будут решения союзных правительств.
Кребс. Я снова повторяю свой вопрос: что нас ждет после капитуляции?
Соколовский. Мы гарантируем членам нового временного правительства право снестись с союзными правительствами совершенно официально. Решения примут три союзных правительства и, повторяю, вам сообщат…
Кребс. Мне надо узнать, что думает доктор Геббельс. Надо сказать ему о варианте капитуляции Берлина.
Соколовский. Выступайте перед тремя союзными державами. Так как Гитлер умер, то у вас все полномочия.
Кребс. Когда мы получим связь?
(Кребс нервничает. 10 часов 40 минут. Началась наша артподготовка. Пролетели самолеты. Возвращается переводчик, он очень взволнован.)
Переводчик. Когда мы шли, я кричал: «Не стрелять! Мы парламентеры!» Наши мне не ответили. Русский майор тянул провод для связи. На углу улицы Принц-Альбрехтштрассе он был обстрелян и ранен в голову. Полковник фон Дуфвинг шел за мной. Потом он снял шинель, положил оружие на землю и пошел с белым флагом вперед.
Немцы открыли по нему огонь. Тут же стояли русские – ранило несколько бойцов и офицера – командира роты. Они стояли неподалеку, ожидая связи. Но ее нет до сих пор. С русской стороны она включена, а с нашей стороны нет. Вероятно, [немецкая] боевая группа не была информирована. Что же теперь делать? Ждать связи или возвращения полковника? Русские сказали, что с их стороны полковнику будет обеспечено беспрепятственное возвращение.
Кребс. Вернитесь и обеспечьте переход полковника обратно. Ведь все было точно обозначено на карте. Кто стрелял?
Переводчик. Должно быть, немецкий снайпер. К сожалению, русский майор, очевидно, умрет. Жаль…
Отыскали на карте улицу Принц-Альбрехтштрассе. Смотрим. «Тут отель «Эксцельсиф», – показывает переводчик. – Тут мы кричали, тут стрелял наш снайпер. Русские не стреляли по всему участку». Отметили на карте три квартала. Телефонный звонок из нашего батальона: немецкий полковник перешел к немцам, но связи пока нет.
Чуйков [переводчику]. Идите.
Переводчик просит мегафон и белый флаг. Получив их, он четко повернулся, руку вверх, поклон нам – и ушел. Командующий артиллерией генерал Пожарский отдает приказ не вести огня на 35-м участке – от озера и до зоологического сада, вплоть до Фридрихштрассе: здесь пройдут парламентеры.
Кребс. 1 мая у вас – большой праздник.
Чуйков. А как же нам не праздновать сегодня – конец войны, и русские в Берлине.
Кребс. В 1941 году я был в Москве. Я уже говорил, что имел честь быть заместителем военного атташе. 1 мая во время парада я стоял на трибуне, возле Мавзолея. Я бывал и у Жукова. Он тогда был начальником Генерального штаба. Вероятно, он меня помнит».
Далее Чуйков вспоминает:
«После завтрака дали связь с имперской канцелярией. Генерал Кребс приободрился, просит точно записать все пункты капитуляции, предъявленные советским командованием. Берет в руку трубку и начинает говорить. Подчеркивает пункт: по радио будет объявлено о предательстве Гиммлера. Геббельс ответил, что требует возвращения генерала Кребса и тогда лично все с ним обсудит. Мы даем согласие.
Затем Кребс еще раз прочел свою запись наших условий капитуляции:
1. Капитуляция Берлина.
2. Всем капитулирующим сдать оружие.
3. Офицерам и солдатам, на общих основаниях, сохраняется жизнь.
4. Раненым обеспечивается помощь.
5. Предоставляется возможность переговоров с союзниками по радио.
Мы разъясняем:
– Вашему правительству будет дана возможность сообщить о том, что Гитлер умер, что Гиммлер изменник, и заявить трем правительствам – СССР, США и Англии – о полной капитуляции. Мы, таким образом, частично удовлетворим и вашу просьбу. Будем ли мы помогать вам в создании правительства? Нет! Но даем вам право сообщить список лиц, которых вы не хотите видеть в качестве военнопленных. Мы даем вам право после капитуляции сделать заявление союзным нациям. От них зависит дальнейшая судьба вашего правительства.
Кребс. Список лиц, находящихся в Берлине, который мы дадим, не будут рассматривать как список военнопленных?
Чуйков. Это обеспечено. Офицерам сохраним звания, ордена, холодное оружие. Мы даем вам право представить список членов правительства, право связи с Дёницем и так далее. Но все это после капитуляции.
Кребс. С целью образования общего легального правительства Германии?
Чуйков. Только для заявления и связи с правительствами государств нашей коалиции. Их дело решать, как будет дальше.
Кребс. Итак, после капитуляции советское радио даст сообщение о смерти Гитлера, о новом правительстве и о предательстве Гиммлера?
(Он заверил, что постарается быстро обо всем договориться.)».
В 13 часов 08 минут после более одиннадцати часов переговоров обессиленный Кребс покинул дом на Шуленбургринг. С риском для жизни ему удалось пробраться из района Темпельхоф назад в рейхсканцелярию. Здесь его с нетерпением ждали Геббельс и его сотрудники, среди них и Артур Аксман. Аксман свидетельствует:
«Русские отклонили наше предложение о перемирии. Они лишь взяли на себя обязательство обращаться с ранеными и пленными в соответствии с условиями Женевской конвенции об обращении с военнопленными. Они потребовали безоговорочной капитуляции и выдачи всех лиц, находящихся в бункере рейхсканцелярии.
Доктор Геббельс отреагировал на это сообщение словами: «Однажды я отвоевал Берлин у германских красных, я буду до последнего вздоха защищать его от советских красных. Те немногие часы, которые осталось мне еще прожить в качестве германского рейхсканцлера, я не собираюсь тратить на то, чтобы ставить свою подпись под актом о капитуляции.
Когда ближе к вечеру 1 мая я зашел к нему, меня встретила его жена словами: «Господин Аксман, свершилось».
Итак, дети были мертвы. Отравлены. Я не знал, что и сказать. Доктор Геббельс тоже молчал.
Но его жена попросила меня присесть за стол: «Мы хотим еще раз посидеть все вместе, как это было принято во времена борьбы за власть. – Она принесла кофе и спросила: – Вы еще помните то время?»
Теперь я снова обрел дар речи и рассказал, как пятнадцатилетним подростком ходил на собрания ее мужа и как его речи очаровали меня. Доктор Геббельс вспомнил о кровавой бойне в «красном» районе Берлина Веддинге, где в зале Фаруса он впервые выступил с пламенной речью о «неизвестном штурмовике», павшем в борьбе. И с этого вопроса «Вы еще помните?» действительно завязался разговор, который хотя бы на какое-то время отвлек нас от ужасного события и от того, что нам еще предстояло пережить.
При прощании Геббельс сказал: «Мы уйдем из жизни сегодня в 8 часов вечера. Может быть, вы еще зайдете к нам?»
Они оба пожали мне руку – в последний раз.
Где-то в половине девятого я вновь вернулся в бункер рейхсканцелярии. В коридоре я встретил Монке. Он сказал: «Доктор Геббельс и его жена мертвы».
Геббельс пережил своего фюрера только на один день. Он приказал одному из эсэсовцев, имя которого остается до сих пор неизвестным, застрелить себя вместе с женой в саду рейхсканцелярии. Их тела облили бензином и подожгли. Генералы Кребс и Бургдорф, как и некоторые другие военные, застрелились. Остальные стали готовиться к прорыву. Рейхсканцелярия, ставшая в последние месяцы центром германской обороны, прекратила свое существование. Но битва за Берлин все еще не закончилась.
Берлинцы все еще ничего не знали о драматических событиях в рейхсканцелярии и в штабе командующего 8-й гвардейской армией Чуйкова. В то время как часть русских праздновала 1 Мая, бои в центре города продолжались с неослабевающей силой. Немецкие солдаты и офицеры ничего не знали и об успешном наступлении войск 2-го Белорусского фронта Рокоссовского и 1-го Украинского фронта Конева, которые продвигались по направлению к Эльбе севернее и южнее Берлина и под Торгау уже встретились с американцами. Немецким солдатам в Берлине не было также известно, что группа армий «Висла», на стойкость которой еще десять – двенадцать дней назад они возлагали такие большие надежды, получила нового командующего. После прорыва русских под Пренцлау 28 апреля Хейнрици уступил командование генерал-полковнику воздушно-десантных войск Курту Штуденту. Окончательно рухнула надежда на деблокирование Берлина 9-й и 12-й армиями.
