Казалось, впереди у Энцио блестящее будущее. Однако в незначительной стычке с враждебными императору болонцами принц был захвачен в плен. Ни угрозы, ни просьбы императора не убедили непокорный город дать Энцио свободу. Надо полагать, что горожане боялись страшной мести со стороны вероломного Фридриха, лишь только его сын окажется на свободе. Энцио же пленник был гарантией безопасности Болоньи. Из-за пленения сына «император чувствовал боль, словно от пронзившего его меча», — писал современник.
Жена Энцио Аделазия почти сразу перешла на сторону врагов императора, отреклась от жалкого узника и вступила в новый брак.
Друзья Энцио не оставляли попытки освободить его тайно. Вошли в легенду рассказы о том, как сына императора пытались вывезти из его темницы в пустой виллой бочке, и только бдительность стражи помешала осуществить этот смелый план. Другой раз друзьям удалось достать ключи от калитки в сад, но длинные золотистые волосы принца зацепились за засов двери и указали охранникам место, где он пытался скрыться.
Впрочем, заточение Энцио было весьма комфортабельным. Он жил во дворце подеста, имел целый штат прислуги, собственного повара, виночерпия и шута. Ему разрешалось охотиться — разумеется, в сопровождении охраны. Он мог принимать гостей и вести светскую жизнь, был не лишен женского общества: об этом свидетельствовали две его незаконные дочери, рожденные знатными болонскими дамами. Но как же угнетало этого энергичного и деятельного молодого человека невольное сибаритство, бездеятельность, пустота и скука вынужденного существования, в то время как мужчины его дома, напрягая все силы, боролись с жестокими и коварными врагами!
Чтобы как-то убить время, Энцио расширял свое образование чтением классической литературы, вел ученые беседы с мудрецами, стекавшимися к нему из всех городов Италии, сам писал стихи. Но вес это не могло заменить ему живого действия, бешеной скачки, жара битвы — свободы. Надежда на освобождение не покидала его, но увы! Он так и умер в плену после 23-летнего заточения.
Не только горестная судьба несчастного «златокудрого короля» во все времена привлекала внимание к этой неординарной личности, но и романтическая связь с Лючией де Виндагола, от которой произошел благородный итальянский род Бентиволио.
Несчастья не ожесточили сына императора, перспектива унылого старения в плену не сделала его мизантропом. Он сумел завоевать любовь своих тюремщиков, которыми поневоле являлись все жители города. После смерти Энцио болонцы в знак своей приязни и сострадания к несчастной доле принца возвели ему памятник.
К другому сыну, Манфреду, Фридрих, но-видимому, не испытывал столь нежных чувств, как к Энцио. Можно предположить, что он ценил его намного ниже других своих сыновей: даже имя тот получил в честь деда и дяди по материнской, не королевской, линии. Лишь потеряв надежду на освобождение своего любимца, император приблизил Манфреда и, возможно, оценив незаурядность молодого человека, пожаловал ему княжество Тарент. Но Манфред обожал отца и безмерно восхищался этим «чудом мира», давшим ему жизнь. Под свежим впечатлением от его кончины он писал брату Конраду: «Солнце народов закатилось, светоч справедливости погас, погибла опора мира!»
Со смертью Фридриха положение Манфреда оказалось весьма затруднительным. Папское окружение распространяло слухи, что принц отравил своего отца. В Апулии и Сицилии началось всеобщее волнение. Но Манфред, быстро собрав сарацинов, итальянских и немецких рыцарей и наемников, занял несколько стратегически важных городов и поднял над ними желтый флаг с двуглавым имперским орлом — флаг Штауфенов. II.всюду он разрушал укрепления, но с горожанами обходился милостиво и снисходительно. Он покорил большую часть страны, заявляя, что действует только как наместник своего сводного брата короля Конрада.
Тот не замедлил явиться и в январе высадился на апулийский берег. Сначала братья были очень дружны, но скоро Конрад стал опасаться того влияния, которое Манфред, лидер энергичный и вдохновляющий, имел в Италии. Он отобрал у брата высшую судебную власть, дарованную императором, лишил пожалованного Фридрихом княжества Тарент и изводил мелочными придирками и оскорбительными подозрениями. Мрачный и вечно недовольный сын Иоланты де Бриенн воспитывался в Германии; на него не пало отблеска того сияния высокой культуры, к которой были приобщены итальянские Штауфены. Он унаследовал лишь штауфенские высокомерие и надменность. И вес же, несмотря на немилость, младший брат хранил ему верность.
В 1254 г. Конрад умер, завещав королевство Сицилию своему сыну Конрадину. Поскольку тот был слишком мал, регентом при нем он назначил родственника своей жены маркграфа Бертольда Гоэнбурга.
Очень скоро, видя, что ему не совладать с папой, отлучившим его от Церкви, гвельфами Италии и любовью подданных к Манфреду, Бертольд сложил с себя регентство, но королевскую казну оставил себе. Манфреду пришлось продать все своё добро, чтобы заплатить немецким наемникам. Окруженный со всех сторон врагами, Манфред согласился смириться перед папой и отдать ему в лен Сицилию взамен провозглашения себя регентом при Конрадине. Однако папа не собирался выполнять свои обещания. Более того, он опять принялся порочить Манфреда, распуская слухи, что тот в сговоре с Джованни Прочидой умертвил короля Конрада отравленным клистиром, а другого брата, Карлотго, уничтожил с помощью главного казначея Сицилии, чернокожего Джованни Моруса.
Тогда Манфред в сопровождении наиболее отчаянных сторонников тайком пробрался в Лучеру и поднял восстание. В королевском дворце он нашел много золота и быстро набрал армию, с которой разбил папские войска. Иннокентий IV с горя умер. Новый папа Александр IV пытался продолжать его политику, но не имел на это ни сил, ни дарований. Вскоре, покорив всю Южную Италию, Манфред восстановил на Сицилии владычество Гогенштауфенов.
В 1258 г., воспользовавшись слухами о смерти Конрадина, он короновался в Палермо.
Манфред был даровитым политиком, под стать своему отцу, но у него не было его леденящей суровости. От него исходила таинственная сила, скорее привлекательная, чем опасная. Византийцы характеризовали Манфреда как волевую, упрямую личность. Гвельф Данте говорил о Манфреде, воплощении дела гиббелинов: «он русый был, красивый, взором светел», называл его прославленным героем и покровителем литературы. Имя сицилийского властителя окружал сияющий ореол, свойственным личностям богато одаренным и великодушным. Подданные любили своего короля и восхищались им.
Даже придворный Шарля Анжуйского поэт Раймунд Тор восхвалял его честность, справедливость и утонченность.
Под его рукой в королевстве оживились земледелие и торговля, вновь заработали банки и мастерские, благосостояние возвратилось в страну. Султан Бибарс, очень похожий на Саладина, поддерживал имперскую партию на Востоке и дорожил мирными отношениями с сицилийским королем.
Первая супруга Манфреда, к которой он был нежно привязан, умерла, и король должен был жениться, чтобы дать стране наследника. И таково было счастье этого любимца судьбы, что и второй брак, в отличие от других холодных и жестких династических союзов, оказался счастливым. Чуждый религиозной ограниченности, Манфред взял в жены дочь православного правителя Михаила Эпирского Елену. Двор в Палермо опять стал блистать среди европейских дворов. Королевская чета была молода и красива; они любили роскошь, веселье, покровительствовали поэзии и искусствам. Придворные обычаи отличались изяществом, развлечения — непринужденностью, праздники следовали один за другим.
Не так весело жилось Маргарите Гогенштауфен.
Единственная законная дочь Фридриха Маргарита не совершила в своей жизни ничего примечательного, и если ее имя осталось в истории, то лишь как воплощение несчастнейшей из женщин.
Маргарита была помолвлена с Германом II Тюрингенским, сыном святой Елизаветы. Однако тот женился на дочери Оттона Брауншвейг-Люнебургского, по-видимому, с согласия императора. Герман тут же начал энергично править в Гессене со всем пылом своих 16 лет, принимать решительные меры против междоусобиц знати, что сразу доставило ему ожесточенных врагов. В 1242 г. он был отравлен, и убийство его осталось безнаказанным.
Возможно, к его смерти был причастен и дядя, Генрих Распе. Поэтому Германа не похоронили в соборе Магдебурга рядом с матерью — из опасений, что святая сможет разоблачить убийцу. II. распоряжению Распе погребение перенесли в Рейхардсбрунн, где находился фамильный склеп рода.
Императору нетрудно было найти нового жениха для своей дочери. Им стал Альбрехт, сын Генриха III Светлейшего из дома Веттипов, родившийся в 1240 г. Можно подумать, что у Фридриха был какой-то пунктик по поводу разницы в возрасте жениха и невесты: 12-летняя девочка-подросток была сговорена за двухлетнего ребенка. В истории «жених» получил прозвище Негодный, или Выродок, что дало основания позднейшим исследователям считать его дегенератом. Но в 2 года он мог показаться обыкновенным не слишком развитым малышом, и, в конце концов, принцесса из императорского дома выходила замуж для достижения высоких целей династии, а не для собственного удовольствия.
