В составе русской рати источники выделяют княжескую дружину под началом воеводы Ивана Творимирича, киевский "полк" во главе с тысяцким Вышатой и большой отряд наемников, набранных в славянском Поморье . Верховное командование над русским войском Ярослав вручил своему старшему сыну Владимиру, вызванному для этого из Новгорода. К тому времени Владимир достиг двадцати трех лет и, по определению Скилицы, был человеком горячего нрава . За ним уже числились военные победы. В 1042 г. он ходил из Новгорода на емь, финское племя, обитавшее в районе озера Пяйянне, "и победи их, и плени множество", как сообщает Повесть временных лет.
Разгром под стенами Царьграда
В первых числах июня 1043 г. русская флотилия распустила паруса и недели три спустя достигла дунайских гирл - традиционного места отдыха русских купцов на пути в Константинополь. Здесь произошла некоторая заминка, причину которой поздние летописи, излагающие поход 1043 г. с большими подробностями, нежели Повесть временных лет, объясняют так: "И поиде Володимер на Царьград в лодиях, и прошед пороги, и приидоша к Дунаю. Рекоша русь Володимеру: "станем зде на поле"; а варяги ркоша: "пойдем на лодиях под град". И послуша Володимер варяг, и от Дуная поиде Володимер в лодиях ко Царюграду".
Этот эпизод, с одной стороны, отражает исторический опыт походов Игоря и Святослава на греков, с другой - имеет явный литературный оттенок, поскольку заранее возлагает на варягов ответственность за поражение русского войска под стенами Царьграда. Не исключено, что на самом деле движение русского войока задержали не столько стратегические споры "варягов" и руси, сколько послы Константина IX, о прибытии которых в русский стан сообщает Скилица, не называя, правда, места, где состоялись переговоры. Василеве выражал готовность предоставить некую компенсацию за обиду, нанесенную русским в прошлом году, но и только. Разумеется, это предложение не могло устроить Владимира, и он, по словам Скилицы, дал "надменный" ответ. Вполне возможно, что Константин просто тянул время, необходимое для завершения оборонительных мероприятий в столице.
На Дунае русы понесли первые потери. Стратиг фемы Паристрион ("поистрийских", то есть подунайских провинций) Катакалон Кекавмен, собрав находившихся у него в распоряжении солдат, напал на русский отряд, рыскавший по местным деревням в поисках провианта, и, обратив русов в бегство, вынудил их вернуться на свои ладьи.
Передовая часть византийского флота, несшая сторожевую службу у болгарского побережья, в свою очередь, пыталась задержать продвижение русских ладей к Константинополю, но не имела успеха. Русы, как сообщает Пселл, «прорвались силой или ускользнули от отражавших их… судов».
Во второй половине июля русская флотилия вошла в Босфор и заняла гавань на правом берегу пролива, напротив бухты Золотой Рог, где под защитой тяжелых цепей, перегородивших вход в бухту, стоял на приколе ромейский флот. В тот же день Константин IX приказал приготовить к битве все наличные морские силы - не только боевые триеры, но и грузовые суда, на которых были установлены сифоны с "жидким огнем". Вдоль берега были разосланы отряды конницы. Ближе к ночи василевс, по словам Пселла, торжественно возвестил русам о том, что завтра он намерен дать им морское сражение .
С первыми лучами солнца, прорезавшими утренний туман, жители византийской столицы увидели сотни русских ладей, построенных в одну линию от берега до берега. "И не было среди нас человека, - говорит Пселл, - смотревшего на происходящее без сильнейшего душевного беспокойства. Сам я, стоя около самодержца (он сидел на холме, покато спускавшемся к морю), издали наблюдал за событиями". По-видимому, это устрашающее зрелище произвело впечатление и на Константина IX. Приказав своему флоту построиться в боевой порядок, он, однако, медлил с отдачей сигнала о начале сражения.
Поход 1043 г. на КонстантинопольВ бездействии тянулись томительные часы. Давно минул полдень, а цепь русских ладей все так же покачивалась на волнах пролива, дожидаясь, когда ромейские корабли выйдут из бухты. Ближе к вечеру Константин предпринял еще одну попытку склонить русов на мировую. По сведениям византийских историков, Владимир затребовал с императора денежную дань, величину которой Пселл определяет в 1000 статиров (византийских номисм) на судно, а Скилица - в три литры золота (216 номисм) на отряд. Поскольку в последнем случае, как надо полагать, речь идет о низовой военной единице русского войска - "десятке", то данные Пселла и Скилицы, в сущности, почти равнозначны. Деля тысячу номисм на 40 человек (количество воинов, помещавшихся в большой русской ладье), мы получим в итоге 25 номисм на человека, а распределяя 216 номисм между десятью ратниками - 21,6 номисмы на человека. Таким образом, при общей численности русской армии в 10 000 воинов максимальная сумма дани могла составлять 250 000 номисм. Для оценки бюджетных возможностей императорского двора можно привести такие факты: весной 1042 г., после свержения Михаила V, у одного знатного вельможи было конфисковано 380 000 номисм, а в феврале 1043 г. Константин Мономах изъял из имущества умершего патриарха Алексея Студита 180 000 номисм . Как видим, выставленный Владимиром счет не был таким уж неподъемным для императорской казны. Однако Константин наотрез отказался обсуждать денежные требования русского князя, так как сам факт выплаты империей дани был равносилен признанию независимости Русской земли.
Когда императорские послы вернулись в город, солнце уже клонилось к закату. Поборов свою нерешительность, Константин наконец приказал магистру Василию Феодорокану выйти из бухты с двумя или тремя кораблями, чтобы втянуть врага в бой. "Те легко и стройно поплыли вперед, - рассказывает Пселл, - копейщики и камнеметатели подняли на их палубах боевой крик, метатели огня заняли свои места и приготовились действовать. Но в это время множество варварских челнов, отделившись от остального флота, быстрым ходом устремилось к нашим судам. Затем варвары разделились, окружили со всех сторон каждую из триер и начали снизу пиками дырявить ромейские корабли; наши в это время сверху забрасывали их камнями и копьями. Когда же во врага полетел и огонь, который жег глаза, одни варвары бросились в море, чтобы плыть к своим, другие совсем отчаялись и не могли придумать, как спастись".
По сообщению Скилицы, Василий Феодорокан сжег семь русских ладей, три потопил вместе с людьми, а одну захватил, спрыгнув в нее с оружием в руках и вступив в бой с находившимися там русами, из которого одни были им убиты, прочие же бросились в воду.
Видя успешные действия магистра, Константин подал сигнал о наступлении всему ромейскому флоту. Огненосные триеры, в окружении кораблей поменьше, вырвались из бухты Золотой Рог и устремились на русов. Последних, очевидно, обескуражила неожиданно большая численность ромейской эскадры. Пселл вспоминает, что "когда триеры пересекли море и оказались у самых челнов, варварский строй рассыпался, цепь разорвалась, некоторые корабли дерзнули остаться на месте, но большая часть их обратилась в бегство".
В сгущавшихся сумерках основная масса русских ладей вышла из Босфорского пролива в Черное море, вероятно надеясь укрыться от преследования на прибрежном мелководье. На беду как раз в это время поднялся сильный восточный ветер , который, по словам Пселла, "взбороздил волнами море и погнал водяные валы на варваров. Одни корабли вздыбившиеся волны накрыли сразу, другие же долго еще волокли по морю и потом бросили на скалы и на крутой берег; за некоторыми из них пустились в погоню наши триеры, одни челны они пустили под воду вместе с командой, а другие воины с триер продырявили и полузатопленными доставили к ближайшему берегу".
Русские летописи повествуют о том, что ветер "разбил" и "княж корабль", но подоспевший на выручку воевода Иван Творимирич спас Владимира, взяв его в свою ладью. Остальные ратники должны были спасаться кто как мог. Многие из тех, кто добрался до берега, погибли под копытами подоспевшей ромейской конницы. "И устроили тогда варварам истинное кровопускание, - заключает свой рассказ Пселл, - казалось, будто излившийся из рек поток крови окрасил море".
Впрочем, истинные размеры постигшего русов бедствия стали ясны только утром, когда буря утихла. Несколько тысяч русских воинов, растерявших оружие и доспехи, скопилось на берегу, но помочь им было нечем, так как все уцелевшие ладьи были переполнены. Решено было возвращаться на родину врозь - морем и по суше. Тысяцкий Вышата добровольно вызвался сойти на берег и возглавить отряд обреченных. Летопись сохранила героические слова доблестного воина: "Аще жив буду, то с ними, аще погыну, то с дружиною".
Судьба этой части русского войска была ужасна. Вышата сумел довести своих людей до устья реки Варны (в Болгарии), но здесь на измученных и полубезоружных русов напал стратиг Паристриона Катакалон Кекавмен. Большинство русских воинов сложили голову в кровопролитной резне, а взятые в плен 800 человек, среди которых находился Вышата, были отправлены в Константинополь, где их подвергли казни, предусмотренной для государственных мятежников: некоторым выкололи глаза, другим отрубили правую руку. Окровавленные конечности были развешены на константинопольских стенах.
