Германские авиазаводы в 1941 году и в последующие годы выпускали в два — три раза меньше боевых машин, чем в СССР, и Люфтваффе их вполне хватало, чтобы завоевать господство в воздухе.
Да и зачем нужно столько самолетов, если их нечем заправлять. Особым приказом были введены ограничения в расходе топлива, предназначенного для боевой учебы
В результате накануне Великой Отечественной войны, за первые три месяца 1941 года, летчики Прибалтийского военного округа успели налетать в среднем 15,5 часа; Западного — 9 часов, Киевского — 4 часа. Для сравнения: немецкие пилоты проходили полетную выучку в объеме 450 часов, после чего отправлялись на фронт, но участия в боях еще не принимали — сначала наблюдали со стороны и набирались опыта.
Между тем, во время войны советских пилотов готовили еще быстрее: «взлет-посадка» и — в бой.
Советские летчики, как правило, не умели действовать в сложных метеоусловиях, имели низкий уровень огневой и разведывательной подготовки («большинство экипажей не умеют отыскивать цели даже в крупных пунктах»), не знали силуэтов и боевых характеристик ни немецких, ни своих машин (последнее относится ко всем вооруженным силам: зенитчики азартно палили во всё, что летало, артиллерия с пехотой расстреливали и забрасывали гранатами свои танки или, наоборот, радостно приветствовали немецкие — с красными нацистскими флагами на башнях).
Кроме того, из-за частых аварий, двигатели у самолетов некоторых типов запрещалось использовать на полную мощность. В.Ф. Голубев свидетельствовал:
«На ряде серий истребителей И-16 и «чаек» (И-153) летчики имели право летать только при условии, если крен не более 45 градусов, скорость не превышает 400 километров в час, угол пикирования не более 35 градусов. Фигуры высшего пилотажа и воздушный бой категорически воспрещались». Приходилось ограничиваться полетом по кругу и стрельбой по конусу.
На самолетах новых конструкций многие пилоты вообще ни разу не поднялись в воздух. Не у каждого «сокола» хватало для этого квалификации. Генерал Г.Н. Захаров делился впечатлениями от поступавших на вооружение в 1940 году истребителей «МиГ-1» и «Миг-3»:
«Между тем этот самолет имел ряд свойств, которые, в конце концов, были определены как недостатки конструкции… «Миг» был тяжеловат для истребителя. Ошибок при пилотировании он не прощал, был рассчитан только на хорошего летчика. Средний пилот на «миге» автоматически переходил в разряд слабых, а уж слабый просто не мог бы на нем летать».
К началу войны в соседней дивизии на аэродроме в районе Белостока «было уже около двухсот «мигов», но, кроме командиров полков и некоторых командиров эскадрилий, на них еще никто не летал. Машина осваивалась медленно и в других соединениях».
И старые, и новые машины не имели радиооборудования. Так, на первых 1000 серийных «Яков» радиостанции не устанавливались вовсе, а на последующих передатчики имел только каждый 15-й самолет, остальные — только приемники.
* * *
Советские летчики, в соответствии с предвоенными теориями, обучались в основном нанесению ударов по наземным целям и были слабо подготовлены к ведению воздушного боя. Эскадрильи ходили плотными строями, что соответствовало задачам штурмовки, а кроме того, было обусловлено отсутствием радиосвязи. Для воздушного боя эти «рои» были малопригодны, в кутерьме схватки летчики быстро теряли визуальный контакт друг с другом и действовали самостоятельно, без взаимодействия и взаимного прикрытия.
Основной тактической единицей в истребительной и штурмовой авиации являлось звено из трех самолетов. Не имея между собой связи, летчики в полете держались компактно, крыло к крылу, внимательно наблюдая за действиями командира звена. Он же управлял подчиненными по принципу «делай как я». Такой строй сковывал маневр, не позволял вести непрерывное наблюдение за воздушной обстановкой, ограничивал инициативу. Противник позже отмечал:
«В воздушных боях советские летчики показали себя агрессивными, храбрыми, однако часто действовали опрометчиво и прямолинейно, им недоставало гибкости. Как индивидуальный боец средний советский летчик испытывает недостаток личной инициативы».
Немецкие летчики действовали парами — ведущий и ведомый. Наличие бортовых радиостанций позволяло им расходиться на значительные расстояния и быстро сближаться при необходимости, обмениваться информацией об обстановке, осуществлять сложные боевые маневры, взаимодействовать друг с другом и другими парами, оказывать помощь — действовать в бою осмысленно и тактически грамотно. Наземные пункты наведения помогали им быстрее найти в воздухе противника, занять более выгодное по отношению к нему положение.
Истребители держали связь с бомбардировщиками при совместных с ними действиях, бомбардировщики — с наземными войсками. На всех Me-109 устанавливалась коротковолновая радиостанция с радиусом действия до 100 км, на Ме-110 — две станции, одна из них длинноволновая, перекрывавшая расстояние около 300 км. Имелись у немцев также станции УКВ-диапазона, позволявшие выходить на наземную телефонную сеть.
Всё это — и техническое оснащение, и четко работающую организацию, и адекватную тактику, в советских ВВС еще только предстояло создать, причем в ходе боевых действий, ценой жизней множества пилотов, которых готовили совершенно иначе и к совсем другой войне.
Только в конце августа 1942 года вышло постановление ГКО об оборудовании всех выпускаемых истребителей и штурмовиков приемо-передающими радиостанциями и приемниками из расчета 1:5 (т.е. одна станция на пять машин), а в дальнейшем 1:3. Постановление еще предстояло выполнить, а пилотов — обучить правильно пользоваться радио, обеспечивая скрытность управления. Между тем даже книгу позывных штаб ВВС издал лишь в середине войны.
Германский генерал Ф. Меллентин так писал о боевой деятельности советской авиации:
«Эффективность действий русской авиации не соответствовала ее численности. Потери в опытных кадрах, понесенные в первые месяцы войны, так и не были восполнены, а самолеты серийного производства намного уступали по своим качествам нашим самолетам. Старшие офицеры, видимо, не могли усвоить принципов ведения боевых действий авиации в современных условиях.
Русские фактически не имели стратегической авиации, и те немногие удары, которая нанесла их авиация дальнего действия, не причинили нам никакого ущерба. Самолеты-разведчики углублялись иногда в наше расположение на 50–100 км, но истребители и бомбардировщики редко залетали за линию фронта более чем на 30 км. Это было для нас большим облегчением, так как даже в самые тяжелые периоды войны передвижение войск и грузов в тыловых районах происходило беспрепятственно.
Русская авиация использовалась в основном для решения тактических задач, а начиная с лета 1943 года самолеты русских висели с утра до вечера над полем боя. Организация взаимодействия между авиацией и наземными войсками непрерывно улучшалась; в то же время качественное превосходство немецкой авиации постепенно исчезало. Но в тактическом отношении русские всегда уступали нам, а их летчики не могли сравниться с нашими летчиками».[18]
* * *
Аналогичные проблемы испытывали все роды войск. Например, танкисты имели радиостанции только на командирских машинах, а на линейных их не было, что немало затрудняло управление боем.
Для вновь формируемых танковые соединений не хватало экипажей. В танкисты срочно переквалифицировали командиров и солдат из других родов сухопутных войск. При этом на практическую подготовку механика-водителя отводилось всего 5 часов, но многие имели только 1,5–2 часа практики вождения, тогда как в Вермахте — не менее 50 часов.
В результате из-за неопытности экипажей в условиях форсированных маршей случались частые поломки, которые никто не мог устранить; в коротких перерывах между боями офицерам приходилось обучать танкистов самым элементарным навыкам, таким как вождение боевой машины и стрельба из пушки. В СССР неустанно наращивали выпуск танков, а немцы повышали уровень подготовки экипажей.
Если образцы бронетехники снимались с вооружения, немедленно прекращалось производство запасных частей к ней. Вообще производить запчасти в советском производстве было невыгодно, и за это не спрашивали. По этой причине пришлось бросить множество боевых машин.
Боевой устав предусматривал для танковых частей только один вид боя, как в наступлении, так и в обороне, — атаку. Стрельба с места в обороне допускалась в исключительно редких случаях. Как результат — сотни легких танков устремлялись во встречный бой или под прицельный огонь противотанковой артиллерии. Советская бронетехника применялась без разведки местности, без поддержки артиллерии, пехоты, авиации, без учета ее боевых возможностей и назначения.
