Классовая война стала также конфликтом регионов и моральных кодексов. Север был в подавляющем большинстве сельскохозяйственным и в основном католическим, пусть и тайно; Лондон и юг становились все более промышленными и протестантскими. Новый предпринимательский класс, лелея свои монополии и защитные тарифы, требовал свободной экономики, в которой зарплата и цены определялись бы предложением труда и товаров; в которой не было бы феодального или правительственного контроля над производством, распределением, прибылью или собственностью; и в которой не было бы клейма на коммерческих занятиях, начислении процентов или манипулировании богатством. Бароны и их крестьяне придерживались феодальной концепции взаимных обязательств и групповой ответственности, государственного регулирования заработной платы и цен, ограничений обычаями и законом условий найма и прибыли. Бароны протестовали против того, что новая меркантильная экономика, производящая продукцию для национального или международного рынка, нарушает классовые отношения и социальную стабильность. Они (а также дворянство и правительство) чувствовали угрозу собственной платежеспособности из-за инфляции стоимости традиционных податей, ренты или налогов, от которых они зависели. Они с гневным презрением смотрели на юристов, занимавших столь видное место в администрации, и купцов, управлявших городами. Их пугала мощь меркантильного Лондона, который, имея население около 300 000 человек из 5 000 000 жителей Англии, был способен финансировать армию и революцию.
II. РЕЛИГИОЗНЫЙ КОТЁЛ: 1624–49 ГГ
Новый король, воспитанный в старом феодальном и социальном укладе страны и затерянный в Лондоне купцов и пуритан, был до крайности обеспокоен разнообразием и интенсивностью религиозных верований. Право на индивидуальное суждение, которое проповедовало каждое новое мнение, пока не приходило к власти, в сочетании с распространением Библии способствовало разнообразию сект. Один памфлетист (1641) перечислил двадцать девять, другой (1646) — 180. Помимо раскола между католиками и протестантами, существовало напряженное разделение протестантов на англикан, пресвитериан и пуритан, а пуритан — на индепендентов, мечтавших о республике, квакеров, выступавших против войны, насилия и клятв, Милленарианцы, или люди Пятой монархии, которые верили, что Иисус скоро придет, чтобы установить свое личное правление на земле, антиномийцы, утверждавшие, что избранные Богом освобождаются от человеческих законов, и браунисты-сепаратисты, и искатели, и разглагольствователи. Один из членов парламента жаловался, что «механические люди» (ремесленники) занимают кафедры и проповедуют свои собственные горячие марки веры, многие из которых облекают экономические или политические требования в тексты Писания. Были и анабаптисты, которые принимали крещение только у взрослых, и баптисты, отделившиеся от сепаратистов (1606) и разделившиеся (1633) на генеральных баптистов, отвергающих и партикулярных баптистов, принимающих кальвинистскую доктрину предопределения.
Размножение сект и их ожесточенные споры привели к тому, что небольшое меньшинство стало сомневаться во всех формах христианства. Епископ Фотерби скорбел (1622 г.), что «Писание (для многих) потеряло свой авторитет и считается пригодным только для невежд и идиотов».55 А преподобный Джеймс Крэнфорд (1646 г.) говорил о «множестве людей», которые «изменили свою веру либо на скептицизм… либо на атеизм, чтобы ни во что не верить «6.6 Памфлет под названием Hell Broke Loose: A Catalogue of the Many Spreading Errors, Heresies, and Blasphemies of These Times» (1646) в качестве первой ереси называлось мнение, «что Писание, будь то подлинный манускрипт [аутентичный текст] или нет… является лишь человеческим [рукотворным] и не способно открыть [раскрыть] божественного Бога».7 Другая ересь провозглашала, что «правильный Разум является правилом Веры, и… мы должны верить Писанию и доктринам Троицы, Воплощения и Воскресения настолько, насколько мы видим их согласными с разумом, и не далее».8 Многие сомневающиеся отрицали ад и божественность Христа. Все большее число мыслителей, которых стали называть деистами, пытались найти компромисс между скептицизмом и религией, предлагая христианство, ограниченное верой в Бога и бессмертие. Эдвард, лорд Герберт из Чербери, придал этому философскую формулировку в замечательном эссе об истине «De veritate» (1624). Истина, сказал Герберт, не зависит от Писания и не может быть установлена церковью или каким-либо другим авторитетом. Лучшее испытание истины — всеобщее согласие. Следовательно, самая мудрая религия будет «естественной», а не явленной, и ограничится доктринами, общепринятыми в различных вероисповеданиях: что существует Высшее Существо, что Ему следует поклоняться, прежде всего, добродетельной жизнью, и что хорошее поведение будет вознаграждено, а плохое — наказано, либо здесь, либо в жизни будущей. Герберт, по словам Обри, умер «безмятежно», после того как ему было отказано в причастии.9
Парламент был больше обеспокоен католицизмом, чем ересью. В 1634 году католики в Англии составляли, вероятно, четверть населения,10 и, несмотря на все законы и опасности, там все еще оставалось около 335 иезуитов.11 Знатные вельможи приняли старую веру. Джордж Калверт, лорд Балтимор, объявил о своем обращении в 1625 году; в 1632 году Чарльз выдал ему хартию на основание колонии, которая стала Мэрилендом. Католическая королева Генриетта Мария отправила эмиссара в Рим (1633 г.), чтобы выпросить кардинальскую шапку для британского подданного. Англиканский король предложил разрешить католическому епископу жить в Англии, если Урбан VIII поддержит план Карла по заключению некоторых дипломатических браков (1634); Папа отказался. Католики призывали к религиозной терпимости, но парламент, помня о нетерпимости католиков, резне святого Варфоломея и Пороховом заговоре и не желая рисковать расследованием протестантских прав на некогда католическую собственность, вместо этого потребовал полного исполнения антикатолических законов. Сильные настроения «против поповства», особенно среди дворянства и среднего класса, противостояли как притоку католических священников в Англию, так и растущему сближению англиканских ритуалов и мыслей с католическими.
Установленная церковь пользовалась полной защитой государства. Англиканское вероучение и богослужение были юридически обязательными; даже Тридцать девять статей стали законом страны (1628). Англиканские епископы претендовали на апостольское преемство, то есть на то, что они были рукоположены апостолом; они отвергали утверждения пресвитериан и пуритан о том, что другие лица, кроме епископов, могут рукополагать священнослужителей. Многие англиканские церковники в эту эпоху были людьми весьма образованными и доброй воли. Джеймс Усшер, архиепископ Армагский, был настоящим ученым, несмотря на его знаменитые расчеты (в его «Annales Veteris Testamenti», 1650), согласно которым Бог сотворил мир 22 октября 4004 года до н. э. — хронологическая ошибка, которая была полуофициально допущена в изданиях Авторизованной версии.12 Джон Хейлз, капеллан английского посольства в Голландии, проповедовал сомнение, разум и терпимость:
Путей, ведущих нас к… любому знанию… всего два: во-первых, опыт, во-вторых, рациоцинация. Те, кто приходит и говорит вам, во что верить, что делать, и не говорит, почему, — они не врачи,
