- Пока двое раненых. Это не считая потерь с вашей машины. И еще попался в плен раненый дух.
Ковалева поднимает голову.
- У нас одного зацепило, один убитый, остальные с ушибами.
- Итого двое убитых, четверо раненых и разбит танк. Многовато, а нам еще ехать и ехать... Хворостов давай сюда духа и переводчика. С ним то все в порядке?
- Я сейчас.
Хворостов побежал вдоль колонны.
Мне приводят маджохеда согнувшегося от боли. Пуля попала ему в живот и он все время сгибается и подвывает. Прибежал без шапки мальчик переводчик.
- Спроси его, - киваю на пленного. - Какой полевой командир командовал здесь?
Мальчик быстро заговорил и дух чуть выпрямился.
- Он все равно умрет и просит русского командира оставить его умирать здесь у дороги.
- Оставлю, но только после того как он ответит на несколько вопросов.
- Он говорит, что полевые командиры на этой дороге не хотят вступать в бой с русскими, что это добровольцы, которые под руководством родственника Максуда, Исмаила хотели задержать вас до прибытия главных частей, которые двигаются за русскими.
- Дух, тоже доброволец?
- Доброволец.
- А где сейчас Исмаил?
- Ушел в горы.
- Значит за нами идет Максуд?
- Да.
- Положите его здесь у дороги. Все равно умрет.
- Если он не врет, - замечает Хворостов, - то главная опасность сзади, а не спереди.
- Она везде. Плохо быть последним.
Теперь мы едем почти первыми, впереди лишь маячит разведчик, оторвавшись от колонны метров на сто. На броне нет раненого, который стеснялся Ковалевой, он убит и теперь лежит в одном из грузовиков. Прижавшись к башне, сидит Джафаров, его левая рука в шине. При прыжке с БТР он упал на камни и сломал руку. У Коцюбинского вся щека рассажена об камни, докторша замазала все йодом и теперь подсохшая кровь, создала из лица маску урода. Как я не гнал Ковалеву на другие машины, она все равно едет с нами, также поджав колени и прижавшись к другой стороне башни. Здесь же сидит и бывший пленник лейтенант Петров. Этот держится на стреме, крепко держа в руках автомат. Из бывшего состава нет также другого легко раненого, я его отправил на другие машины.
- Сержант, а чего вы не захотели на другой транспорт, подает голос Петров.
- Здесь роднее.
- Но зато теперь в два раза опаснее.
- С Коцюбинским сразу страх пропадет. Если бы не его консервная банка, быть нам всем в одеялах.
- Как что, так Коцюбинский, - ворчит молодой.
Мы проезжаем какой то перевал и тут разведчик впереди нас останавливается.
- Первый, - слышится с него, - впереди провал...
Наш БТР подъезжает к нему. Перед нами возникла удивительная панорама. Дорога километра три была прямолинейна, как натянутая нитка она медленно спускалась вниз и также медленно поднималась к противоположному склону гор.
Все на броне насторожены и готовы скатится с машины.
- Второй, третий подтянитесь все ко мне, - прошу я по связи всю колонну.
У бронетранспортера собираются все офицеры.
- Ну и видок, - говорит Хворостов, - если там стоит хотя бы одно орудие всей колонне конец.
- Я тоже так думаю. Когда то здесь духи уничтожили целый мехполк. Петров, иди к разведчику, веди БТР на ту сторону. Проскочи потом еще на километр в глубь и если все чисто, вернись на тот гребень и сразу вызывай нас. Лейтенант, - киваю Хворостову, - ставь танк и орудие здесь. Если БТР обстреляют, фитили по высоте.
Офицеры разошлись.
- А вы чего здесь? - обращаюсь я к сидящим на броне. - Марш от сюда.
Я протянул руку Ковалевой, но она соскочила сама. Все убрались с брони. Лейтенант перехватил автомат и побежал к разведчику, там, взобравшись на броню, присел за башней.
- Приготовились, Петров пошел.
Мы наблюдаем за движущейся машиной.
Петров проехал по всей дороге до самого подъема, пропал за горбом вершины и вскоре возвратился обратно. Он подал сигнал, что все в порядке и колонна тронулась по этой странному пути.
Как только мы перебрались через каньон, я приказал всем остановиться и опять собрал офицеров.
- Товарищи офицеры, если тот маджохед был прав, то за нами идет Максуд и он захочет любым путем нас достать. Хорошо бы ему преподнести урок.
- А если дух не прав? - засомневался Костров.
- Прав он или не прав, но то что Максуд на хвосте я не сомневаюсь. В силу своего личного отношения ко мне, он не захочет дать нам возможность уйти на родину.
- Старлей, я так тоже думаю, - говорит Петров. - Если и встречать Максуда то только здесь.
- Раз так, маскируйте танк, выдвигайте между камней орудие. А бронетранспортеры подготовьте к неожиданному маневру. Всю пехоту на возвышенности и не высовываться. Джафаров. Сержант Джафаров.
Он стоит рядом. Ему уже привязали руку к груди.
- Воевать то можешь?
- Могу.
- Бери Коцюбинского, еще пару полу инвалидов и иди туда за хребет. Чтобы на нас с тыла не напали, охраняй дорогу.
- Пошли, Корявый, - обращается сержант к Коцюбинскому.
- Пошли, Однолапый...
Они показались к вечеру. Без разведки, колонна бронетранспортеров и несколько грузовых машин двигались по дороге. Вскоре больше сорока машин вошли в каньон и первые стали подниматься по откосу к нам.
- Хворостов, давай.
Заревел двигатель танка он вышел на горб дороги и начал стрелять вниз. Забухало орудие. Колонна Максура сразу затормозила и гранатометчики Петрова выпустили первые ракеты. Наши БТРы выкатились на крошечные пятачки возвышенности и своими пушечками молотили грузовики Максуда. Неожиданно танк прекратил стрельбу.
- Хворостов, в чем дело?
- Снаряды кончились.
- Как кончились?
- Так. Их всего было шестнадцать.
Через минут пять и орудие прекратило стрельбу. Там тоже доложили, что боеприпасов нет.
- Черт подери, отбой. Где там Петров?
Мы дождались лейтенанта Петрова с солдатами и, посадив всех на машины, тронулись в путь. У башни сидит по прежнему Ковалева.
- А где сержант? - спрашивает она.
- Сейчас посадим.
Мы проехали метров триста и увидели Джафарова и его солдат, они стояли вдоль дороги и махали руками.
Весь состав опять на броне. Джафаров посмеивается над Коцюбинским.
- Ты у нас как талисман...
- Это почему же?
- Ты и раньше был не подарок, поэтому духи при виде твоей рожи всегда палили от страха не туда куда надо, а сейчас будут просто разбегаться...
- Иди ты в...
- Ну нельзя же так, Коцюба, здесь же женщины.
Коцюбинский сплевывает и со злостью отворачивается.
- Ребята, присматривайте за дорогой, - просит лейтенант Петров, - не отвлекайтесь, мы еще прошли не все испытания.
Наступила тишина. Через минут десять Петров обращается ко мне.
- Как ты думаешь, что сейчас делает Максуд?
- Если жив, то по радио ведет переговоры с полевыми командирами, что впереди нас.
- Думаешь нас все же поджидают?
- Я здесь воюю давно и думаю, что сейчас надо ждать не прямого нападения, а мелких пакостей. Разгром колонны Максуда уже известен по всей округе, поэтому в лоб не полезут...
- Значит, жди мин и камнепадов...
- Еще забыл про снайперов...
Ковалева поежилась, теперь мы до рези в глазах смотрим на дорогу и горы.
Через два часа попадается село, на его окраине, трое вооруженных бородачей, стоят рядом с нашим разведчиком на дороге и машут руками. Бронетранспортер с чиханием останавливается рядом с ними.
- Бекет, среди вас есть Бекет? - коряво спрашивает один из афганцев.
- Я старший лейтенант Бекетов.
- Бекет, мы предлагаем мир. Я командир отряда контролирующего семьдесят километров дороги. Ты не трогаешь нас, мы тебя спокойно пропускаем.
- Я согласен.
- Тогда прощай, Бекет, пусть тебя убьют другие...
- Прощайте, чтобы вы без меня сдохли...
Мы любезно раскланиваемся. В их глазах ненависть и ярость. БТР медленно разгоняется.
- Интересно, выдержат они договор или нет, - спрашивает врачиха.
- Посмотри налево и направо, здесь громадное село, почти город. Мы могли бы его смести его с лица земли...
- Чем, - отзывается Петров, - у танка ни одного снаряда, гранат мало...
- Но они то не знают...
- В этом наше спасение.
Колонна тянется по центральной улице. Похоже для афганцев война закончилась. Спокойно ходят люди, чуть ли не под колесами бегают дети, кое-кто даже машет нам рукой.
Проскочили этот городок и на сухих однообразных плато стали попадаться сельскохозяйственные поля с маисом и кукурузой... и мелкие деревеньки.
- Скоро ночь, где мы приткнемся? - спрашивает Петров.
- Надо использовать благоприятную обстановку. Проскочить эту нейтральную территорию и ночью прихватить еще километров двести, если конечно удастся...
Утром всегда ослаблено внимание. До наших, по моим подсчетам, километров двадцать. Только что рассвет вступил в свои права и мы поеживаясь от холода, въезжаем на последнюю каракулю горных дорог.
- Тормози, - орет Павлов, - тормози.
