Часто я посещал Художественный театр, которым руководили тогда такие выдающиеся режиссеры, как К. С. Станиславский и Вл. И. Немирович-Данченко. Мне запомнились прекрасно выполненные декорации, световые эффекты, но больше всего поразила игра актеров. Какое созвездие блистало тогда в "Трех сестрах" Чехова! Ольгу играла К. Еланская, Машу - А. Тарасова, Ирину - А. Степанова, Соленого - Б. Ливанов, Вершинина - В. Ершов, Чебутыкина - А. Грибов или М. Яншин, Тузенбаха - П. Массальский. Это был незабываемый спектакль! Незабываемый! Прелестно поставленный! Особенно впечатляла последняя сцена, проходившая под мелодию военного марша, который исполнял оркестр.
В пьесе А. К. Толстого "Царь Федор Иоаннович" в заглавной роли выступали два величайших актера - И. Москвин и Б. Добронравов. Какие разные они создавали образы! Потрясающие! Они отличались друг от друга и внешне, и внутренне. Москвин - среднего роста, плотный, с простоватым лицом и вздернутым носом. А Добронравов очень красивый, высокий, стройный. Москвин играл более сдержанно. Царь Федор Иоаннович Москвина был мудр, в каждую его фразу артист старался вложить значительную мысль. А Добронравов отличался порывистостью и темпераментом. Пламенность чувств окрашивала многие его образы. Не могу не вспомнить, каким он был Платоном в пьесе "Платон Кречет" А. Корнейчука. Даже и сейчас при воспоминании о его игре охватывает радостное чувство.
В "Мертвых душах" Гоголя тоже представали две разные интерпретации одного образа: Чичикова играли В. Топорков и В. Белокуров. Оба были блестящими актерами, но Топорков казался более убедительным. Помню его выразительные глаза, хитрую речь со скрытым подтекстом в каждой фразе. Необычайно хорош был Топорков и в роли Аргона в "Тартюфе" Мольера. Там он почти затмевал главного героя.
Совершенно разные образы создавали А.Тарасова и К. Еланская в "Анне Карениной". Это были такие убедительные и обаятельные образы русских женщин! Однако на меня Тарасова производила большее впечатление. Хотя ее упрекали в излишней взвинченности, даже истеричности, но как может вести себя женщина, доведенная до отчаяния и бросившаяся на рельсы?! И потом Тарасова была такая красивая, стройная, статная, на нее смотреть только - и то уже было наслаждением. Она приковывала внимание и вызывала сострадание. Очень сильный образ Вронского создавал П. Массальский. А как играл Каренина Н. Хмелев! Скупой на жесты, на движения, необычайно собранный, Хмелев производил такое впечатление, что мурашки бегали по коже. Он не демонстрировал своего страдания, и в то же время захватывал им зрителя. Это умение прятать чувства в глубине души и вместе с тем держать зал в напряжении - особенность таланта настоящего большого актера. Глядя на Хмелева в роли Каренина, все обычно недоумевали: "Как же это у него получается? Ничего, как будто, не играет, а впечатление ошеломляющее".
Невозможно забыть и такие спектакли Художественного театра, как "Дни Турбиных" Булгакова с Н. Хмелевым и М. Яншиным, чудесный "Пиквикский клуб" Диккенса, "Идеальный муж" Уайльда и "Школу злословия" Шеридана.
Вспоминаю МХАТ моей юности и думаю: "А возродится ли он, станет ли вновь таким, каким был в те годы?"
Другое творческое направление было представлено в Малом театре.
Никто лучше Малого театра не ставил пьесы Островского. Помню "Волки и овцы" с А. Яблочкиной, В. Пашенной, Е. Турчаниновой, И. Ильинским и Н. Светловидовым. Очень мне запомнился И. Ильинский и в пьесе "Лес". Классическими спектаклями были "Ревизор" Гоголя, "Варвары" Горького и "Горе от ума" Грибоедова. Чацкого играл М. Царев, а Лизу - совсем молодая И. Ликсо.
Я посещал и другие театры, в которых шли многие волнующие спектакли.
Так, в Театре имени Вахтангова на меня огромное впечатление произвела пьеса Горького "Егор Булычев и другие". Незабываемый образ главного героя создал в этом спектакле С. Лукьянов. Очень ярко была поставлена драма Гауптмана "Перед заходом солнца", в которой особенно хорош был М. Астангов; Ц. Мансурова и Н. Симонов создавали прелестный дуэт в "Филумене Мортурано" Э. де Филиппе.
Большим успехом пользовались в Камерном театре "Египетские ночи" Пушкина с Алисой Коонен. В Театре революции (ныне Театр имени В. В. Маяковского) в ролях Ромео и Джульетты всех покоряли М. Бабанова и М. Астангов, который позже перешел в Театр Вахтангова.
В Театре Ленинского комсомола И. Берсенев блистал в роли Сирано де Бержерака в одноименной драме Ростана.
Все эти спектакли не только западали в мою память, но и заставляли задуматься об актерском мастерстве: о правилах поведения на сцене, фразировке. Они будили во мне много мыслей, обогащали разнообразными впечатлениями. Я рос как человек, художник и актер.
Война народная...
Когда началась война, Ансамбль оперы расформировали, а меня в качестве солиста филармонии отправили на обслуживание воинских частей. Грустные это воспоминания! Ведь многие молодые люди понимали, что они никогда уже не вернутся домой, и мы старались поднять их боевой дух. Мы выступали на призывных пунктах, в госпиталях.
В октябре 1941 года я получил повестку от директора филармонии. Нужно было срочно явиться с вещами на Казанский вокзал для эвакуации в Алма-Ату.
Ехали мы в Среднюю Азию долго. Помню, что вначале над нами пролетали немецкие самолеты: немцы уже бомбили все поезда. По пути мы получили уведомление, что Алма-Ата не может нас принять, нужно ехать во Фрунзе. Столица Киргизии встретила нас гостеприимно. Сколько нужно было помещений, чтобы разместить наш огромный коллектив! Сто человек певцов хора, сто человек оркестр, бухгалтерия, администрация! И хотя мы свалились, можно сказать, как снег на голову, нас как-то устроили. Конечно, условия были тяжелыми, но мы сразу же приступили к работе.
Я начал петь в концертах в сопровождении Государственного симфонического оркестра СССР. Пел арии, патриотические песни, участвовал в исполнении ораторий. Руководили этим оркестром замечательные дирижеры Н. Г. Рахлин и В. Г. Дегтяренко.
Музыканты оркестра относились ко мне дружелюбно и с симпатией, все их замечания я ловил на лету, поэтому работа с этим коллективом помогла моему артистическому становлению, появился профессионализм. Я уже знал, как нужно петь с хором, оркестром.
Иногда я выступал с ансамблем, человек в двадцать, который организовал замечательный трубач оркестра Леонид Юрьев. Мы ездили с концертами в колхозы и совхозы, обслуживали рабочий люд.
Запомнилась одна их таких поездок в находящийся недалеко от Фрунзе украинский колхоз. Как-то вечером мы погрузили на три подводы, которые прислали нам колхозники, инструменты и костюмы, а сами сначала пошли по городу пешком. К тому времени, когда миновали город, стало темно, и мы сели на подводы. Лошади медленно продвигались вперед. Так как недавно прошел дождь, их подковы "квакали" в грязи, а колеса телег "шлюпали". Вдруг колесо той подводы, на которой я сидел, застряло в какой-то яме и после этого лошадь встала. Я, как самый инициативный, объявил: "Ребята, сидите, сейчас помогу". Спрыгнул и вдруг почувствовал, что оказался в каком-то месиве и не могу вытащить ноги. Когда же я выбрался из ямы и меня осветили фонарем, то раздался веселый дружный смех. Вместо лаковых туфель и модных брюк от смокинга у меня на ногах были светло-коричневые сапоги из глины. Все смеялись, но мне было не до смеха. "Как я появлюсь завтра на концерте? Как отмою все это?" - с грустью думал я.
Когда мы приехали, нас гостеприимно встретили колхозницы. Женщины засуетились, вымыли мои туфли, постирали брюки, и на следующий день я был в уже в полной парадной форме.
Концерт состоялся в поле, где работали колхозники. Я пел русские и украинские песни: "Взял бы я бандуру", "Вдоль по Питерской", "Эй, ухнем!". Наши слушательницы горячо аплодировали каждому номеру, а по окончании концерта решили угостить нас обедом. "Вы уж нас извините,- сказали они,- у нас нет никаких разносолов, только борщ. Но борщ настоящий, со свининой, вам должен понравиться". Мы сели за столы, и нам дали по огромной тарелке борща и по большому, в мой кулак, куску свиного мяса. Мы набросились на этот шикарный борщ и съели несколько тарелок, ведь все кое-как питались по карточкам в столовой. Потом нас угостили чаем, благодарили за концерт, и мы возвращались во Фрунзе сытыми и с чувством исполненного долга. Ведь наша музыка принесла людям столько радости, так подняла настроение!
Некоторое время спустя меня неожиданно вызвал директор филармонии Преображенский и сказал, что самых молодых актеров и певцов призывают в армию. Я отправился на призывной пункт. В военкомате изучили мои документы и попросили пройти к военкому - генералу, который только что вернулся из госпиталя после ранения. Он был очень недружелюбно настроен и сразу спросил:
- Почему у вас такая фамилия, вы что, немец?
- Нет, я русский.
- А что же это за немецкая фамилия такая - Краузе?
