потому, что их изменение с советов доверия на солдатские советы должно было подчеркнуть стремление к русскому аналогу.
Поначалу, конечно, было впечатление, что новые солдатские советы будут выполнять свои задачи в духе указаний Ставки и окажут на войска благотворное влияние. В том же направлении пыталось действовать и правительство рейха. Оно телеграфировало: «Там, где образованы солдатские советы или советы доверия, они должны безусловно содействовать офицерам в поддержании дисциплины и порядка».
Главнокомандующий на Востоке 13 ноября постановил: солдатские советы всех командных инстанций и во всех войсках должны в своей деятельности придерживаться указаний солдатского совета Ковно, «который во взаимодействии с Главнокомандующим на Востоке исполняет приказы солдатского совета в Берлине».
Здесь характерно мнение начальника штаба Главнокомандующего на Востоке генерала Гофмана, который уже при первом обсуждении с евреем – председателем Ковенского солдатского совета, позднее – городским казначеем Берлина Ашемом сказал: у кого власть, тот и может командовать.
Военное министерство, наконец, 18 ноября официально признало Большой солдатский совет Ковно «Центральным советом Восточного фронта за пределами Родины» и распорядилось, чтобы все приказы касательно вывода войск издавались с согласия последнего.
В подчиненных инстанциях поначалу сомневались в полезности или бесполезности нововведения. Штаб 20-го армейского корпуса, находившийся на Украине в Полтаве, писал в отчете о своей деятельности за ноябрь 1918 г. о солдатских советах: «В соответствии с указаниями Ставки и народного правительства тут же был создан клапан, который, наверное, в тот момент только и был способен укротить переизбыток возбуждения: солдатские советы. В этом нововведении заключалась большая опасность, которая руководящим инстанциям была ясна изначально. Исходя из этого соображения, с самого начала штаб корпуса уделял особое внимание образованию солдатских советов. Насколько сегодня можно судить об этом, избранный путь оказался правильным и плодотворным».
В действительности введение солдатских советов повсюду только способствовало отстранению командования и разложению войск. Немногие исключения, где сознательные элементы осознали тяжелое положение командных инстанций и пытались поддерживать их работу, должны рассматриваться только как подтверждение правила. По большей части они объяснялись особыми взглядами на того или иного командира части. Роковой, прежде всего, была зависимость солдатских советов от их собственных избирателей. Она приводила к все более резкой радикализации. Так как большинство членов солдатских советов собственных воззрений на суть дела не имели, в них господствовали немногочисленные интеллигентные и красноречивые элементы, нередко еврейской национальности. Зачастую, если солдатский совет после обращения дельного офицера приходил к благоразумному решению, удавалось сразу после этого добиться полнейшей перемены. По опыту совместной работы с солдатскими советами командование частей пришло к выводу о ее абсолютной невозможности. Их введение стало роковой ошибкой, их деятельность была не чем иным, как легализованным бунтом, с которым никак не могли смириться энергичные командиры. Где это – в исключительных случаях – удавалось, успех был несомненен: войска вернули себе выправку, командование – свое влияние. Солдатские советы с течением времени исчезли.
В этих обстоятельствах особое значение для дальнейшего развития событий приобрело поведение населения. Если до сих пор оно вольно или невольно признавало превосходство германского оружия, то вместе с крушением германских властей это внезапно изменилось. Возникавшие повсюду местные правительства не собирались заботиться о спокойствии, порядке и ситуации. Забастовки и образование банд, перебои на железных дорогах и поджоги вскоре стали обычным делом. Обязательные поставки продуктов прекратились, чем должна была быть подорвана система довольствия войск и снабжения больших городов. Население много раз препятствовало отправке запасов.
«И почему же это все?» – спрашивал один из знатоков обстановки. – «Только потому, что у населения перед глазами было крушение государственной и военной организации Германии, потому что было совершенно потеряно уважение к германской власти и ее авторитету».
14 ноября стали известны условия перемирия в той их части, что касалась Востока. А именно [32]:
1. Все германские войска, находящиеся в Австрии, Румынии и Турции, отводятся в Германию немедленно, а из России – как только того потребуют союзники, исходя из внутриполитической обстановки на занятых территориях.
2. Все реквизиции, изъятия или принудительные поставки материалов для Германии в России и Румынии следует остановить.
3. Брест-Литовский и Бухарестский мирные договоры аннулируются.
4. Порты Черного моря следует очистить и передать союзникам все русские военные суда, военное имущество, портовое и корабельное оборудование, самолеты, оружие и запасы в этих портах.
Судя по комментариям Ставки, пока вопрос о выводе войск из области Верховного командования германскими вооруженными силами на Востоке [33] не ставился. Напротив, следовало продолжать вывоз германской собственности, а также местной продукции и сырья, пока еще возможно было получить их по договору или посредством закупок.
Особенно губительными должны были оказаться последствия 1-го из условий. Оно, в зависимости от интересов Антанты на данный момент, постоянно использовалось ею для все более жестких угроз с требованием вывода германских войск с Востока или, напротив, их там оставления.
Первоначально со стороны командования войсками на Востоке, казалось, было сделано все, чтобы обеспечить их планомерный вывод. Однако вскоре появились сомнения, что все пройдет гладко. 15 ноября 8-я армия сообщила, что личный состав станции морской авиации в Ревеле частью уничтожил, частью распродал все самолеты и почти все военные материалы и бензин. 10-я армия указывала на участившиеся мятежи населения, усилившееся неповиновение и выступления вооруженных отрядов; Главнокомандующий на Востоке заявлял о необходимости стянуть надежные части к железным дорогам. Он подчинил группе армий «Киев» все находившиеся вдоль магистрали Брест-Литовск – Просткен [34] войска, а также штаб 3-го резервного корпуса [35] и тыловую инспекцию «Буг». Кроме того, 15 ноября он обратился к военному министерству и Верховному Главнокомандованию с просьбой о согласии на развертывание добровольческих формирований. В обосновании этого запроса помимо прочего говорилось:
«Части войск на Востоке состоят из солдат старших возрастов, которые настоятельно просят скорейшей отправки на Родину. Большинство солдат тревожатся о судьбе своих домов и хозяйств, о женах и детях.
Продолжительная оккупация территории, судя по всему, исключена».
С другой стороны, при «постоянно возрастающем бандитизме» он считал необходимыми меры по обеспечению сохранности уже закупленных продуктов сельского хозяйства, которые могли быть использованы как на Родине, так и самими войсками. Поначалу рассматривался вариант занятия старых укрепленных позиций 1917 года и охраны магистралей. Для этой цели нужны были добровольческие части из патриотически настроенных, не отягощенных заботами о доме солдат. Они должны были получить дополнительные льготы, к примеру, двойное жалованье. Большой солдатский совет Ковно согласился. Верховное Главнокомандование одобрило это предложение и ходатайствовало о запрошенных льготах в военном министерстве.
Вместе с тем 18 ноября Ставка, вопреки своему же объявленному ранее решению, высказала пожелание, чтобы ни
