и делалось: в России учредили например особую юстиц-коллегию, которой Швеция не имела. Регламенты коллегий были составлены значительно самостоятельно. Наиболее сходно с оригиналом оказалось русское финансовое управление.
Но рабски Петр не копировал. Условий страны он не забывал, хотя прилаживание иностранного к русскому быту плохо удавалось. И, кроме того, вечно он не имел в виду состоять в учениках у Европы. «Европа нужна нам еще несколько десятков лет, а потом мы можем повернуться к ней задом», говорил Петр.
Коллегиями надеялись водворить должный порядок. Учреждением добрых коллегий Петр рассчитывал привести государство «в лучшее состояние». Коллегиями, — наставлял Феофан Прокопович, — можно скорее и легче постигнуть истину, коллегии внушают большую охоту повиноваться, в коллегии «чего не увидит сей», то увидит другой, течение дел в коллегии равномернее; не будет в них ни пристрастия, ни лихоимства, так как водворится взаимный контроль, коллегии послужат хорошей правительственной школой. «Все лучшее устроение через советы бывает».
Намерения Петра были хороши, взгляды его в данном случае правильны, но беда в том, что их нельзя было и не сумели выполнить.
Ошибка Петра заключалась в том, что коллегиальную систему применил также к административным учреждениям.
Произведенная административная реформа очень близко подходила к шведскому устройству. Отступления касались подробностей и мелочей, «но основные начала, — утверждает М. Богословский, — всецело совпали с теми, на которых была построена шведская администрация. В особенности это справедливо относительно областных учреждений 1719 г., структура которых более напоминала шведский образец, чем структура центральных, и которые без особой натяжки можно поэтому называть шведскими».
Областные учреждения не трогали непосредственно самой жизни, а старались облегчить ее. Но общество, тем не менее, явилось врагом Петра. Разделив Россию на губернии и постепенно регулируя областной административный институт, Петр более всего заботился об ограничении произвола. Петр не хотел, чтобы губернаторы были «яко властители»; он желал, чтобы они были только «яко президенты» в тех совещательных учреждениях, которые он дал русской провинции. Губернатор должен был не единовластно управлять губернией, а посредством совета ландратов, в которых он был только президентом; ландраты выбирались дворянами в каждом городе или провинции. Из-под ведомства воевод и губернаторов были изъяты судьи (ландрихтеры и обер-ландрихтеры) и суды (надворный, провинциальный и городовой).
Хорошими сторонами реформы являлись: некоторое стремление (поверхностное) пробудить самодеятельность общества, введение выборного начала, придание надлежащего значения государству, известное ограждение личности и т. п. Но вообще удовлетвориться реформами нельзя было и не к лицу России явились все эти бургомистры, ратманы, ландраты, коллегии, коллежские советники. В стремлении все пересоздать на иностранный лад сквозит полнейшее презрение к своему родному. Наш общинный быт представлял данные для самоуправления, но им Петр отказался воспользоваться. В созданном им механизме возобладали чиновники и в новом бюрократическом государстве оказалось менее свободы, чем в московской Руси.
«Петр в своей преобразовательной деятельности, — как весьма основательно подметил профессор Алексеев, — отправлялся от безусловно отрицательного отношения к московской системе управления. Он не видит в ней никаких светлых сторон и не находит в ней указаний, которые бы предначертали ему путь реформ. Он не хочет улучшить московское управление, воспользовавшись тем, что в нем было хорошего, а совершенно упразднить его и на расчищенной от старого почве воздвигнуть новое. Он принял близко к сердцу совет Лейбница, который предлагал ему не медлить преобразованиями, не производить их по частям, а сразу и по единообразному плану. Такой план, говорил Лейбниц, должен быть выполнен быстро и прямолинейно, творческим умом одного человека; точно также, как город всегда бывает красивее, когда он выстроен сразу, чем когда он возникал постепенно, в несколько приемов». «Такой советь Лейбница, который своей верой во всесилие учреждений и своими воззрениями на политический строй, как на механизм, имел несомненно большое влияние на направление реформы Петра, был прямым отрицанием исторических и национальных основ государственной жизни».
Петр считал себя полновластным хозяином и крайним судьей не только в государстве, но и в церкви.
Самовольная деспотическая рука его дала себя особенно знать при реформе в этой последней области. Здесь не о порядке заботился Петр, а единственно о подчинении церкви государству, на что у него не имелось никакого права.
В религии Петр Великий видел необходимое условие могущества и благоденствия государства... Он говорил: «Хулители веры наносят стыд государству». Раскольников он казнил за государственное преступление, но не за веру. Во всем сквозили его сильные протестантские наклонности. В Амстердаме, присутствуя на богослужении квакеров, он любовался «порядком и благоустройством». К доктрине Петр Великий был равнодушен, над обрядом готов был смеяться, в духовенстве видел особый класс государственных чиновников. Наш известный канонист А. С. Павлов, говорит: «Взгляд Петра Великого на церковь, как на служебную силу государства, образовался под влиянием протестантской канонической системы, так называемой территориальной».
Петр верил в Христа Спасителя. «Глубокое религиозное чувство, — говорит Соловьев, — постоянно высказывалось у Петра, поднимало дух его в бедах и не давало заноситься в счастье». Но его религиозность была довольно своеобразной и истинного понимания Церкви у него не было. Преследование раскольников было самое ожесточенное. К монастырям он относился также очень строго. Монашества он не понимал, пользы в нем не видел и охотно превратил бы монастыри в фабрики или лазареты. Монахи не должны были иметь в кельях ни чернил, ни бумаги. Без царского указа нельзя было постричь в монахи. Владеть им вотчинами и угодьями воспрещалось, ибо они «не только нищих не питают от трудов своих, но сами чужие труды поедают». Белое духовенство ограничено было в числе при церквах; строить новые церкви без указа не дозволялось. Духовенству запрещено ходить из церкви с образами на дом...
Преобразованиями Петра духовенство было замкнуто в своей исключительной среде и, при наследственности своего звания, не освежалось притоком извне свежих сил. Это повело к тому, что оно постепенно должно было терять не только свое нравственное влияние на общество, но и само оскудевать. Общество охладело к духовенству. Церковь потеряла часть своего влияния. Организация прихода ухудшалась.
Внешняя реформа кончилась тем, что во главе церкви, по законодательству Петра, стала та же самодержавная власть, что и во главе государства (А. С. Павлов). Синод в духовных делах имел такое же значение, как Сенат в мирских. Престол Русского папы и «второго государя» — патриарха был упразднен. Обер-прокурор Синода стал более служить гражданским интересам государства, чем духовным.
То главнейшее, что творил Петр в области государства и церкви, неизбежно отрывало Русь от родных источников её жизни. Он заставлял своих подданных одеваться по иноземному, пренебрегать своими дедовскими обычаями,
