Однако при этом Епифаний Славинецкий считал, что другие иерархи Русской Церкви не вправе судить патриарха как главу Церкви, так как они имеют дело со «всея России патриархом, со отцем отцов и пастырем пастырей. Кто же из сынов отца, которая овца пастыря судити дерзость восприимет, отнюдь моим рассуждением немощно…» Эту мысль он выразил в Послании царю Алексею Михайловичу (1660). Именно авторитет Епифания Славинецкого повлиял на то, что в 1660 году так и не было принято решение о лишении Никона патриаршего сана. Следовательно, именно авторитет Епифания Славинецкого «продлил» между патриаршество и сделал необходимым Соборы 1666–1667 гг. с участием вселенских патриархов.
Одним из примеров переводческой практики «грекофилов» может служить деятельность Арсения Грека. Родившийся в греческом городе Солуни Арсений Грек (ок.1610 — после 1666) получил образование в Венеции, Риме и Падуе. В двадцать три года он вернулся в Грецию, принял монашество, после чего жил при дворах Молдавии, Валахии и Польши. В 1649 году в свите иерусалимского патриарха Паисия он оказался в Москве и остался здесь в качестве преподавателя риторики. Но вскоре Арсений Грек был сослан в Соловецкий монастырь. Дело в том, что патриарх Паисий прислал в Москву письмо, в котором обвинил Арсения во многих ересях, в том числе и в том, что он принял униатство. Лишь в 1652 году его ссылку отменил патриарх Никон — он вызвал Арсения Грека для преподавания в греко-латинской школе, а затем в 1654 году включил его в число «справщиков» книг. В 1662 году, после падения Никона Арсений вновь оказывается в Соловецком монастыре. Последние сведения о нем относятся к 1666 году — по приказу царя Алексея Михайловича Арсений Грек был освобожден.
Первое пребывание в Соловецком монастыре позволило Арсению Греку освоить русский язык, которого он до той поры не знал. В дальнейшем именно переводческая деятельность стала самой значительной в его жизни. Первые переводы Арсения Грека появились в книге «Скрижаль», изданной в 1655–1656 гг. Эта книга представляет собой сборник произведений греческой и древнерусской литературы, которые объясняли и утверждали никонианские нововведения. Неслучайно, по предположению исследователей, название книге дал сам патриарх Никон. Кроме того, Арсений Грек осуществил перевод нового Требника, дополненного новыми церковными чинопочитаниями, и книги «Анфологион, си есть Цветословие», содержащей жития великомученицы Екатерины, святого Феодора Стратилата и святого Алексия, человека Божия. Наибольшую популярность у русских читателей имел перевод Хроники Дорофея Монемвасийского, выполненный Арсением Греком при участии архимандрита Святогорского монастыря Дионисия Грека.
В основе всех переводов Арсения Грека лежали книги XVI–XVII вв., изданные в Венеции на новогреческом языке. Так, Житие святого Алексия, человека Божия, переведено из сборника житий, вышедшего в Венеции в 1644 году. Кстати, из этого сборника Арсений Грек взял и название всей своей книги — «Анфологион». О качестве переводов Арсения Грека существуют противоположные мнения. Одни уверены, что он, плохо владевший церковно-славянским языком, «не мог дать удовлетворительных переводов» (А. И. Соболевский). Другие же, наоборот, считают его переводы соответствующими нормам церковно-славянского языка.
В контексте развития русской религиозно-философской мысли очень важен тот факт, что именно Арсений Грек стал самой одиозной фигурой среди всех книжных «справщиков» в глазах старообрядцев. Дело в том, что деятели старообрядчества практически сразу же обратили внимание на то, что переводы Арсения Грека сильно грешат и своим качеством и первоисточниками, тем самым как бы подтверждая своими спорными переводами неистинность реформы Никона. Старообрядцы отзывались об Арсении в самой резкой форме — «исполнен скверны и смрада езувитских ересей». По мнению дьякона Федора, греческие книги, положенные в основу реформы, только «словут греческими», на самом же деле они напечатаны «под властию богоотступнаго папы римскаго» в Риме, Париже и Венеции и «не по древнему благочестию», ибо «те книги у грек римляне на свой язык преложили, а те старыя все греческия книги сожгли». И именно Арсений Грек «подбил» Никона покупать «книги еретические» и переводить их на «язык словенский». Поэтому и сам Арсений Грек «еретик лют, и звездочетец, и богоотметник». Эта же мысль подчеркивается и в «Мучении некоих старец исповедник Петра и Евдокима», где утверждается, что Никон принял «учение злое» именно от «Арсения жидовина» (так именовали Арсения Грека).
Таким образом, переводческая деятельность Арсения Грека во многом повлияла на возникновение самого факта Раскола в Русской Церкви.
Методологические разногласия «грекофилов» с «латинствующими» можно проследить на примере споров по поводу решения проблемы пресуществления Святых Даров в таинстве евхаристии. Инициатором и одним из главных участников этих споров со стороны «грекофилов» был инок, а позднее келарь Чудовского монастыря Евфимий.
Достоверные сведения о Евфимии (ум. 1705) появляются лишь с 1651 года, когда он был одним из «справщиков» Печатного двора. Систематического образования он, видимо, не получил, а своей образованностью и обширной начитанностью обязан своему учителю Епифанию Славинецкому. С 1652 по 1660 и с 1670 по 1690 гг. инок Евфимий был связан с московским Печатным двором и принимал самое активное участие в переводе новых богослужебных книг, а также творений отцов церкви и иных богословских сочинений. При его участии были изданы «Ирмологий» (1654 г.), «Скрижаль» (1656), «Требник» (1658), «Пролог» (1659–1660), «Чиновник архиерейского священнослужения» (1677), «Устав» (1682) и другие книги. Кроме того, вместе с Епифанием Славинецким он участвовал в подготовке нового перевода текста Нового Завета. Однако большая часть переводов инока Евфимия не была издана и сохранилась только в рукописях. Иноку Евфимию принадлежит и ряд собственных историко-публицистических сочинений («Остен» и «Воумление священникам»), церковных поучений, а также стихотворений.
Свои богословские убеждения инок Евфимий ярко проявил в полемике со старообрядцами и с «латинствующими». Самыми известными стали его споры в 80-е годы XVII столетия с Сильвестром Медведевым, одним из лидеров «латинствующих» по поводу пресуществления Святых Даров в таинстве евхаристии.
В данном случае не стоит касаться сути богословских разногласий и определять, какая из спорящих сторон была наиболее права в своих доказательствах. В контексте данной работы более важно рассмотреть их методологические разногласия. Ведь вопрос о пресуществлении Святых Даров, по сути дела, стал лишь поводом в борьбе двух взаимопротивоположных начал, определявших во второй половине XVII века не только современное положение, но и будущее развитие русской религиозно-философской мысли.
В этих спорах инок Евфимий отстаивал чистоту «греческого учения», оберегая его от искажений и уклонений любого толка, являясь ярким сторонником догматического мышления и, соответственно, методологии, основывающейся на догматах. Так, по мнению инока Евфимия, выраженному в «Показании на подверг латинскаго мудрования», любые проблемы надо решать, во-первых, «по разуму святыя восточныя церкве», а не по «западныя церкве разумению» и, во-вторых, следовать «разумению свв. отцев… а не без свидетелств святых отцев словес и писаний баснословимому сему разуму и разглаголству, чужду сущу Св. Матере нашея и отцев святых».
Как можно заметить, Евфимий Чудовский прежде всего резко выступал против рационалистических методов анализа вероучительных и богослужебных текстов, которые привносили в русскую жизнь «латинствующие». Он был убежден, что своими рассуждениями «латинствующие» «ум неискусен имущым подвергают и общашыся им умерщвляют». В «Опровержении латинскаго учения о пресуществлении» он утверждает, что мнение Сильвестра Медведева «не есть св. восточныя церкве догма, но отсекшагося уда от здраваго тела — Предания св. отцев, западнаго костела суемудрие, вабящего чрез силогизмы паки прилепитися к здравствующему телу, не еже уврачитися чрез покаяние, но еже растлити недугом своим весь прочее здравый останок». Таким образом, Евфимий Чудовский совершенно не принимал западноевропейской учености, основывающейся на логическом, рациональном мышлении («силогизмах»), но требовал сохранять верность догмам греческой церкви. Правда, и это необходимо отметить особо, в данном случае подразумевались догматы современной греческой церкви.
Кроме того, убежденность инока Евфимия в пагубности «латинства» как бы подтверждала и его уверенность в родственности греческого и славянского языков, идею которой он обосновал в одном из своих рассуждений. Это рассуждение было написано в том числе и для того, чтобы опровергнуть практику переводов и стихосложения «латинствующих», ориентирующихся в данных вопросах на западную традицию.
