Бывший директор Департамента полиции Васильев в своих написанных в эмиграции мемуарах полагал, что доктор Лазоверт, вспомнив, должно быть, о клятве Гиппократа, заменил яд каким-то безобидным порошком, быть может, тем же аспирином. Версия, вообше-то, имеющая право на жизнь: из пятерки один Лазоверт был специалистом, остальные наверняка раньше цианистого калия в жизни не видели и вряд ли отличили бы его от какой-нибудь безобидной соды…
Однако версию о подмене решительно опровергал успевший написать свои «Записки» великий князь Николай Михайлович, хотя и не медик, но цветовод-любитель, имевший большой опыт работы с цианидом (для чего-то он в цветоводстве использовался, видимо, от каких-нибудь тлей). Он свидетельствовал: «Тот же раствор яда был дан большой старой собаке, которая тут же околела, проглотив его. Вероятнее всею, отсутствие быстрого эффекта от действия цианистого калия было связано с технической ошибкой при его разведении: раствор был слаб и, конечно, произвел бы действие, но позже».
Эти строки моментально вызывают законный вопрос: а откуда вообще великий князь знал, что раствор предварительно пробовали на собаке? Тот же раствор? Убийцы потом рассказали? А не могло ли оказаться так, что яд как раз и дал великий князь? И не он ли наряду с британцами был тем, кто стоял за кулисами и дергал за ниточки?
Основания для таких подозрений имеются веские. Николай Михайлович, ненавистник Распутина и «германофилов», в своем дневнике оставил примечательные строки: «Снова у меня мелькают замыслы убийств, не вполне еще определенные, но логически необходимые, иначе может быть хуже, чем было… а с отъездом Пуришкевича я других исполнителей не вижу и не знаю». И не кто иной, как Николай Михайлович, засветился в «перевороте генерала Крымова» - не зря, когда после убийства Распутина виновных высылали куда подальше, царь особым указом предписал и Николаю Михайловичу немедленно отбыть в свое имение… А это событие, как ныне говорится, знаковое: подобная «ссылка в имение» - признак высочайшей немилости и серьезных прегрешений…
Но главное не в этом. Главное в том, что Распутин… никогда не ел сладкого! Никаких сластей - ни конфет, ни пирожных, ни прочих кондитерских изысков. Вообще сладкого не ел. По его собственному выражению, относящемуся к сладостям: «Я этой сволочи не ем». Подтверждений этому - масса. Превеликое множество свидетелей, от родной дочери и секретаря, от светских людей до случайных распутинских попутчиков. Такое количество самого разного народа в жизни не смогло бы сговориться - а они свидетельствуют одинаково: не ел сладкого Распутин, никакого, и точка! Вообще, он всю жизнь придерживался некоего подобия диеты на свой собственный лад: как можно больше рыбы, капусты и хлеба, как можно меньше мяса. Даже изрядно выпив, этой своей диеты не нарушал: по воспоминаниям некоторых близких к нему, Распутин считал, что именно этой диетой поддерживаются его чудотворные способности.
Следовательно, Юсупов, расписывавший, как Распутин за обе щеки уплетал начиненные отравой пирожные-птифуры… Ну, не будем употреблять вульгарное «брешет»: как-никак князь, муж племянницы императора. Скажем деликатнее, со всем нашим политесом: сообщаемые его сиятельством сведения имеют очень мало общего с правдой. Точнее, совсем ничего общего.
Ну а поскольку г-н Пуришкевич далеко не столь знатен и блестящ по своему происхождению, с ним можно и попроще. Брешет г-н Пуришкевич, как сивый мерин, описывая свою героическую погоню за убегающим монстром по заснеженному двору и свои меткие выстрелы…
Вот его воспоминания: «Я бросился за ним вдогонку и выстрелил. В ночной тишине чрезвычайно громкий звук моего револьвера пронесся в воздухе — промах. Распутин поддал ходу; я выстрелил вторично на бегу и… опять промахнулся. Распутин подбегал уже к воротам, тогда я остановился, изо всех сил укусил себя за кисть левой руки, чтобы заставить себя сосредоточиться, и выстрелом (в третий раз) попал ему в спину. Он остановился, тогда я, уже тщательно прицелившись, стоя на том же месте, дал четвертый выстрел, попавший ему, как кажется, в голову, ибо он снопом упал ничком в снег и задергал головой…»
Напоминаю для тех, кто запамятовал: слово «ничком» означает, что человек падает лицом вперед. Если он падает на затылок, это именуется «навзничь». Теперь проведем маленький мысленный эксперимент. Еще раз перечитайте показания Пуришкевича и представьте себе все происходящее.
Представили? Идем дальше. Во-первых, Пуришкевич путается… в своем оружии. Собственно говоря, его пистолет назывался не «Соваж», а «Сэвидж», поскольку эта марка американская. Пуришкевич пишет: «Я выхватил из кармана мой „Соваж“. Поставил его (рычажок предохранителя. - А. Б.) на „feu“ (огонь) и бегом спустился по лестнице».
На фотоснимках пистолетов «Сэвидж» четко видно, что возле рычажка не было никакого «feu», по французски «фо» одна-единственная буква «F». Ладно, в конце концов, это может оказаться мелочной придиркой: Пуришкевич оговорился, была какая-нибудь французская лицензионная модель (португальские-то были), где слово «огонь» французы написали целиком, и именно эта модель Пуришкевичу в руки и попала…
Есть гораздо более весомые: «во-вторых» и «в-третьих»…
Еще раз представьте себе сцепу убийства, но теперь прикиньте время, которое она занимала. И вы, быть может, согласитесь со мной, что в описании Пуришкевича события во дворе заняли, самое малое, от двадцати до тридцати секунд. Возможно, и около минуты - но никак не меньше двадцати секунд. Я проводил самый натуральный следственный эксперимент с участием ассистента и применением заряженного холостыми пистолета. Даже если учитывать, что Пуришкевич палил, как скорохват Таманцсв, в его собственноручном описании вся сцена просто обязана занять не менее двадцати секунд. Любые погрешности - исключительно в сторону увеличения.
А теперь возьмем рапорт дежурившего той ночью городового Власюка, стоявшего на посту на углу Прачечного и Максимилиановского переулков. Его практически целиком приводит в своих воспоминаниях Васильев: «Около 4 часов утра я услыхал 3-4 быстро последовавших друг за другом выстрела».
В показаниях Пуришкевича есть интервалы меж выстрелами: за руку себя кусал, потом «тщательно целился» в рапорте Власюка выстрелы следуют «быстро», «друг за другом». А второй городовой, Ефимов, находившийся гораздо ближе к дому Юсупова, пишет в рапорте еще определеннее: «Я услыхал выстрел, а через 3-5 секунд последовали еще три выстрела, быстро, один за другим». 3-5 секунд - это для Ефимова и есть интервал, обратите внимание, как точно городовой отсекает секунды. Последующие три выстрела для него явно «шли» без всяких интервалов, один за другим, практически непрерывно. С описанием Пуришкевича это категорически не совпадает. Пуришкевич описывает совсем другой процесс стрельбы… если только стрелял он. А если нет, тогда и нестыковки понятны…
И опять-таки решительно противоречит описанию Пуришкевича… протокол вскрытия!
Составлен он не зауряд-врачом военного времени (была такая непрестижная квалификация, означавшая кое-как подученного фельдшера), а профессором Косоротовым: «Смерть последовала от обильного кровотечения вследствие огнестрельной Раны в живот. Выстрел произведен был, по моему заключению, почти в упор, слева направо, через желудок и печень с раздроблением этой последней в правой половине. Кровотечение было весьма обильное. На трупе имелась также огнестрельная рана в спину, в области позвоночника, с раздроблением правой почки, и еще рана в упор, в лоб (вероятно, уже умиравшему или умершему)».
Такие дела… Три пули — в живот спереди, в спину сзади и в лоб, в упор…
Первая - это явно выстрел Юсупова в подвале. То, что Распутин с ранением, квалифицированным как «смертельное», все же сумел выбраться из подвала и бежать к воротам, даже не стоит относить на счет особых способностей Григория Ефимовича: самые обыкновенные люди в подобных ситуациях демонстрировали поразительные примеры выносливости при смертельном ранении.
Вторая - в общем подходит под описание Пуришкевича - вслед убегающему, в спину…
Но третья-то в лоб! А ведь Пуришкевич описывает, как Распутин падал ничком. Ни словечком не упоминает, что тот повернулся к стрелявшему лицом. И в любом случае пуля-то - в упор! Классический контрольный выстрел, по мнению составителей протокола вскрытия, «когда тело уже лежало».
И, между прочим, имелась на трупе четвертая рана, «в области спины», нанесенная каким-то острым, режущим предметом, быть может, ножом, быть может, офицерской шпорой…
Убийство Распутина во дворе - вообще под большим вопросом. Собственно говоря, нет никаких свидетельств, что его тело лежало во дворе. Потому что здесь снова нестыковки. Юсупов вспоминал: «От ворот к тому месту, где лежал труп, направлялся городовой. Городового я задержал на пути. Разговаривая с ним, я нарочно повернулся лицом к сугробу, гак что городовой вынужден был стоять спиной к тому месту, где лежал Распутин.
