Происки конституционной партии все усиливались. Согласно обычаю, сенат должен был обсуждать вопрос о наместничествах на 705 г. [49 г.], если они предназначались бывшим консулам, в начале 703 г. [51 г.], если же бывшим преторам, то в начале 704 г. [50 г.]; первое совещание дало и первый повод завести в сенате речь о назначении новых наместников для обеих Галлий, а вместе с тем и повод к открытому столкновению между представлявшей Помпея конституционной партией и приверженцами Цезаря в сенате. Консул Марк Марцелл предложил передать с 1 марта 705 г. [49 г.] двум консулярам, которых следовало наделить наместничествами, два наместнических поста, до тех пор управлявшихся проконсулом Гаем Цезарем. Долго сдерживавшееся озлобление прорвалось бурным потоком сквозь поднятые, наконец, шлюзы; во время этих переговоров было высказано все то, что накопилось в душе катонианцев против Цезаря. Для них было несомненно, что право заочно записываться на консульские выборы, предоставленное исключительным законом проконсулу Цезарю, отменялось позднейшим постановлением народного собрания и не могло быть допущено и в будущем. По их мнению, сенат должен был заставить этого магистрата немедленно распустить выслуживших свой срок солдат, так как покорение Галлии уже было закончено. Начатая же Цезарем в Верхней Италии раздача прав гражданства и основание колоний были признаны антиконституционными и недействительными; чтобы еще лучше разъяснить свое мнение, Марцелл приговорил одного видного члена совета Цезаревой колонии в Коме к телесному наказанию, применявшемуся только к людям, не имевшим прав гражданства, тогда как если бы даже эта местность и не пользовалась правом полного гражданства, а только латинским правом, это лицо могло требовать для себя прав римского гражданина. Тогдашние представители интересов Цезаря, — главным из которых был Гай Вибий Панса, сын человека, проскрибированного Суллой, но все-таки сделавший политическую карьеру и бывший прежде военачальником в армии Цезаря, а в этом году ставший народным трибуном, — заявили в сенате, что как положение дел в Галлии, так и справедливость требуют не только не отзывать Цезаря раньше времени, а, напротив, — оставить за ним командование наряду с консульством. Несомненно, они указывали на то, что несколько лет назад Помпей точно таким же образом соединял испанские наместничества с должностью консула, а в настоящее время главный надзор за продовольствием в столице соединяет с должностью испанского главнокомандующего, имея одновременно ту же должность и в Италии, где все население, способное носить оружие, принесло ему присягу и еще не освобождено от нее.
Таким образом, стороны высказались, но от этого дело не пошло быстрее. Сенатское большинство, предвидя разрыв, по целым месяцам не допускало созыва заседания, которое имело бы решающее значение; немало месяцев прошло еще из-за колебаний самого Помпея. Наконец, он прервал свое молчание и все еще, конечно, сдержанно и неопределенно, но уже достаточно ясно пошел против своего прежнего союзника, став на сторону конституционной партии. Требование цезарианцев сосредоточить в руках их главы консульство и проконсульскую власть было кратко и резко отвергнуто; грубо и неуклюже Помпей добавил, что это предложение кажется ему не лучше, чем если бы сын заявил желание высечь отца. В принципе он настолько согласился с предложением Марцелла, что высказал свое намерение не позволить Цезарю непосредственно соединить консульство с проконсульством. Он дал, однако, понять, не высказавшись, впрочем, насчет этого достаточно определенно, что Цезарь, может быть, будет в крайнем случае допущен к выборам на 706 г. [48 г.] без личного заявления с его стороны и что за ним будет также оставлено и наместничество до 13 ноября 705 г. [49 г.]. Прежде всего этот неисправимо колеблющийся человек согласился отсрочить назначение преемника Цезарю до марта 704 г. [50 г.], как этого требовали защитники Цезаря, вероятно, на основании одной из статей Помпее-Лициниева закона, запрещавшего до начала последнего года Цезаревой наместнической деятельности всякое обсуждение вопроса об его преемнике.
В этом смысле и было вынесено постановление сената (29 сентября 703 г. [51 г.]). Рассмотрение вопроса о замещении галльских наместничеств было назначено на 1 марта 704 г. [50 г.], но к роспуску войска Цезаря, как это было когда-то сделано народным постановлением относительно армии Лукулла, приступили настолько решительно, что его ветеранам было предложено за отпуском обращаться непосредственно в сенат. Защитники Цезаря добились, правда, насколько это разрешала конституция, кассации этих постановлений своим трибунским veto; однако Помпей очень определенно высказался в том смысле, что должностные лица обязаны безусловно повиноваться сенату и что интерцессия и другие такие же устаревшие формальности ничего не изменят в этом деле. Олигархическая партия, орудием которой стал теперь Помпей, довольно ясно проявляла намерение после какой-нибудь победы пересмотреть конституцию и устранить все, что напоминало о свободе народа; вероятно, по той же причине эта партия в своих нападках против Цезаря не хотела пользоваться комициями. Таким образом, союз Помпея с конституционной партией был формально провозглашен, приговор над Цезарем, очевидно, уже вынесен, и только не назначено время выступления. Все выборы на следующий год были проведены во враждебном ему духе.
Во время этих приготовлений враждебной ему партии к войне Цезарю удалось справиться с галльским восстанием и восстановить мир во всех покоренных землях. Еще летом 703 г. [51 г.] под удобным предлогом охраны границ, но, по-видимому, с намерением показать, что легионы уже оказываются лишними в Галлии, он двинул один из них в северную Италию. Если он не понимал этого раньше, то теперь, конечно, должен был сознавать, что ему неизбежно придется направить меч против своих сограждан. Но и теперь Цезарь все еще медлил; для него ведь было очень важно еще на некоторое время оставить легионы в едва замиренной Галлии; хорошо зная крайне миролюбивое настроение сенатского большинства, он все еще не терял надежды удержать его от объявления войны, несмотря на давление, которое в этом отношении оказывал Помпей. Он не остановился даже перед большими жертвами, чтобы не вступать в настоящий момент открыто в конфликт с высшим правительственным учреждением. Когда сенат (весной 704 г. [50 г.]), по настоянию Помпея, обратился как к нему, так и к Цезарю с требованием дать по одному легиону для предстоящей парфянской войны и когда в силу этого постановления Помпей потребовал от Цезаря для отправки в Сирию легион, предоставленный им Цезарю много лет назад, Цезарь исполнил это двойное требование, так как невозможно было оспаривать ни своевременность этого сенатского постановления, ни справедливость требования Помпея; а Цезарю было важнее держаться в рамках закона и формальной лояльности, чем сохранить несколько тысяч солдат. Оба легиона прибыли немедленно и были переданы правительству, но, вместо того чтобы послать их на Евфрат, оно оставило их в Капуе в распоряжении Помпея, и публика опять имела случай сравнить явные старания Цезаря избежать разрыва с вероломными приготовлениями к войне его противников.
Для переговоров с сенатом Цезарю удалось не только подкупить одного из консулов того года, Луция Эмилия Павла, но и народного трибуна Гая Куриона, по-видимому, самого выдающегося из беспутных гениев этой эпохи 70 , человека неподражаемого по аристократическому изяществу плавной и остроумной речи, уменью интриговать и той активности, которая сказывается в энергичных и развращенных натурах больше всего именно в моменты праздности, неподражаемого и по своей распущенности и по своему таланту делать долги — их определяли в 60 млн. сестерциев — и по своей нравственной и политической беспринципности. Он уже раньше хотел продаться Цезарю, но получил отказ. Дарования, обнаруженные им с тех пор в нападках на Цезаря, заставили этого последнего все-таки купить Куриона. Цена была высока, но товар стоил этих денег. В первые месяцы своего трибуната Курион разыгрывал роль независимого республиканца и поэтому громил как Цезаря, так и Помпея. Независимым, как казалось, положением, которое ему давала эта роль, он воспользовался с редким уменьем для того, чтобы, когда в марте 704 г. [50 г.] снова был поднят в сенате вопрос о замещении галльских наместничеств на следующий год, целиком принять это постановление, но вместе с тем потребовать одновременного его распространения и на Помпея и его чрезвычайную власть.
Данные им разъяснения, что конституционного порядка можно добиться только устранением всех чрезвычайных должностей, что Помпей, получив проконсульство только из рук сената, еще гораздо меньше Цезаря мог отказать ему в повиновении, что одностороннее устранение одного из двух военачальников только увеличило бы опасность для конституции, — все это показалось вполне убедительным политическим недоучкам и широкой публике, и заявление Куриона о своем намерении помешать односторонним мероприятиям против Цезаря посредством veto, предоставленного ему конституцией, было встречено очень одобрительно как в сенате, так и вне его. Цезарь немедленно заявил полное согласие на предложение Куриона и вызвался во всякое время сложить с себя по требованию сената должность наместника и главнокомандующего, если только Помпей поступит точно так же; он мог сделать это, так как без звания италийско-испанского командующего Помпей уже не был бы страшен. Но, с другой стороны, по той же причине Помпей не мог не возражать; его требование, чтобы Цезарь сперва сложил с себя должность, после чего он уже последует его примеру, тем меньше удовлетворяло всех, что он не назначил даже определенного срока для своей отставки. Решение этого вопроса опять было отложено на несколько месяцев. Помпей и катонианцы, не доверяя сенатскому большинству, не смели поставить на голосование предложение Куриона. Цезарь воспользовался летним временем, чтобы убедиться в мирном настроении завоеванных им областей, сделать на Шельде смотр своим войскам и совершить триумфальное шествие по северо-италийскому наместничеству, которое было ему безусловно предано; осень застала его в южном пограничном городе его провинции, Равенне.
