267. Против такого толкования выступил Эванс:
А. Evans. The Palace of Minos, IV, ч. II, London, 1935, стр. 658-659. Однако сам Эванс склонен толковать это изображение как хозяйственную сцену, что также представляется нам неверным. Достаточно сказать, что юноша с луком, данный в другой плоскости, по условиям примитивности художественной композиции того времени, представляет уже другое действие, вторую сцену, не связанную с первой. Удивительно, что Эванс мог в пылу спора забыть об условности, столь хорошо известной всем историкам искусства. „Длиннополый сюртук“ (габардин) человека с весами даже при самом поверхностном взгляде на рисунок ничем не отличается от фигур в жреческих мантиях на колеснице.
Ср.: Fulrtwängler—Loeschcke, Myk. Vasen, рис. 14-15, стр. 27.
Maiuri, An. VI/VII, погребение 9, кратер 2.
Там же, стр. 232-233.
Н. И. Веселовский. Роль стрелы в обрядах и ее символическое значение, ЗВО, XXV, 1921, стр. 288.
Эту мысль могут внушить как хтонические свойства коня, так и аналогичный по теме выезд на паре запряженных грифонов на стенке саркофага из Агии Триады.
Ср. культ Афины Халинитис у коринфян; эти представления отражены и у Гомера: так, например, Афина сама вступает на колесницу Диомеда, укротителя коней, берет бич и вожжи и устремляет колесницу в бой на Арея. (Il., V.835 сл.). Афина же неоднократно сама гонит своих коней, впряженных в колесницу, слетая с Олимпа к Трое. Дюмлер (RE, II, s. v. Athena, стр. 1993) справедливо замечает, что здесь проглядывают более древние связи и представления о богине битв, Афине Гиппии, под именем которой она почиталась вместе с Посейдоном во многих местах Греции. Первое упоминание об Афине Гиппии мы встречаем у Пиндара (Pind., Ol. XIII.92): поэт рассказывает, как Афина, явившись во сне Беллерофонту, показала ему узду, чтобы взнуздать Пегаса, на котором потом Беллерофонт бросился в бой на амазонок. Прорицатель приказал Беллерофонту, после вещего сна, воздвигнуть жертвенник Афине Гиппии.
Ср.: Verg., Aen., II.236-237: описание торжественного вхождения в город деревянного коня — et stuppea vincula collo iritendunt. Дети приветствуют появление коня священными гимнами и, радуясь, прикасаются руками к веревке коня: (стих 239) funemque manu, contingere gaudent. Кук (А. В. Cook. Animal Worship in the mycenaean age. JHS, XIV, 1894, стр. 101-102) предполагал даже, что танец кордак в своем происхождении связан с веревкой, посредством которой лошадь проводилась через городские ворота в город. По его мнению, этот танец первоначально был религиозным действием, что нашло свое отражение и в греческой литературе и в посвятительной надписи, найденной в храме Аполлона Минойского; ср. также и культ Артемиды Кордакии в Элиде: Paus., VI.22.1.
Il., XXIV.283 сл.
Il., VIII.198.
Ср. молитву Хриса, обращенную к Аполлону: Il., I.43.
Il., VIII.185.
Этот эпитет повторяется бесчисленное количество раз в применении и к троянцам и к ахейцам. Ср.: Н. Ebeling. Lexicon Homer. 1871, стр. 518, s. v. hippodamos. Ср. также собственные имена: троянец Гипподам, убитый Одиссеем (Il., XI.325); троянец Гипподамант, убитый Ахиллом (Il., XX.401); Гипподамия — супруга Парифоя (Il., II.472); Гипподамия — дочь Анхиза (Il., XIII.429): Гипподамия — служанка Пенелопы (Od., XVIII.181); Евстафий называет Гипподамией Брисеиду (77, 33).
Ср.: Б. Л. Богаевский. Изображение лошади в позднеродовом обществе Днестро-Днепровского района. Сообщ. ГАИМК, № 1. 1931, стр. 25. — G. Glotz. La civilisation égécne. Paris, 1923, стр. 193. Глотц считает, что до позднемикенского периода (т. е. до 1580 г. до н. э.) лошадь была неизвестна на Крите. Эд. Мейер (Ed. Meyer. Geschihte des Altenhums, I, 3-е изд., § 435 А) отмечает, что в Малой Азии лошадь известна с начала второго тысячелетия, откуда она, может быть, и попала на Крит. По Глотцу, лошадь называлась в Азии „осел горы“ и появилась в Египте вместе с гиксосами, а затем (почти сразу же) на Крите, Арголиде и на Кипре. Таким образом, самая поздняя дата появления лошади на Крите — XVI в. до н. э. Ср.: D. Fimmen, Kretisch-myk. Kultur, стр. 115. Однако существует и другое мнение о том, что лошадь была завезена на Крит с греческого материка. Так, Шухардт (С. Schuchardt. Schliemann's Ausgrabungen in Troia, Tiryns, Mykenä, Orchomenos, Ithaka im Lichte der heutigen Wissenschaft. Leipzig, 1891, 2-е изд., стр. 202 сл., рис. 152-154) указывает, что наиболее древние изображения лошадей найдены в микенских шахтовых гробницах. Ср.: G. Rodenwaldt. Tiryns, II, Athènes, 1912, стр. 105, рис. 43. — Chr. Tsountas. ‘Εφ., 1887, стр. 164 сл., табл. 11). Нильсон в рецензии на работу Белоха отмечает, что лошадь может быть отнесена к материковым элементам, которые переселенцы принесли с собой, наряду с лошадью, завезенной с Востока при посредстве касситов (М. Р. Nilsson. К. I. Beloch. Griechische Geschichte, 2-е изд., I, 1-2, GGAnz., CLXXVI, 1914, № 9/10, стр. 525 сл.).
Эванс сопоставляет этот рисунок с кносскими глиняными печатями с изображениями лошадей и с фресками Микен и Тиринфа (ср.: Palace of Minos, IV, 2, стр. 227 сл.). Ср.: С. Н. Hawesa, Н. В. Hawes. Crete, the forerunner of Greece. London — New Jork, 1909, стр. 43. Авторы сопоставляют этот корабль с финикийским, объясняя две скрещенные над мачтой луны, как два месяца пути. Они, вопреки мнению Эванса, датирующего появление лошади на Крите началом позднеминойского периода, указывают, что изображения коней имеют место уже на раннеминойских печатях.
Шухардт (Schliemann's Ausgrabungen, стр. 163) неверно предполагает держание повода, поскольку рука представляет раскрытую ладонь.
Ср.: Eurip., Alc. 483-498.
Ср.: Il., XVI.149-154 и XXIII.276-279.
Il., XVI.149 сл.; XX.221 сл.; V.265-273. О связи самого Эрихтония со змеей и конем литературу см. у Мальтена: L. Malten. Das Pferd im Totenglauben. Jahrb. d. Deutsch. Arch. Inst., XXIX, 1914, стр. 189 сл. В работе подчеркнуто зловещее представление о коне,
