Ознакомительная версия.
Имя нефтебарона Гарольда Ханта почти не упоминается в американской прессе, между тем это богатейший нефтепромышленник в Техасе во время Кеннеди, это был самый богатый олигарх. 22 ноября 1963 года газета «Даллас морнинг ньюс» выходит с портретом президента Кеннеди… в траурной рамке! Но президент Кеннеди еще жив! Под «траурным» портретом стоит подпись: «Добро пожаловать в Даллас!». Звучит издевательски. Эту пророческую публикацию оплатил сын миллиардера — Нельсон Хант! А за день до убийства с семейством нефтепромышленников Хантов в Далласе встречался один из исполнителей убийства президента — владелец игорных домов и «чернь ЦРУ», Джек Руби. Случайность? После убийства Кеннеди на виллу Хантов заявились ФБР, но не с обыском, а с предупреждением: предложением Хантам покинуть Даллас в эти тяжелые дни. Загадка убийства Кеннеди до конца не раскрыта, но многие нити тянутся в ней к ключевому слову «деньги».
Харви Освальду в деле устранения Кеннеди изначально отводили роль «козла отпущения», это было очень удобно, ведь он некоторое время жил в Союзе, работал в Минске на радиомеханическом заводе. Был женат на русской женщине. Одним словом — «коммунист». Для большей убедительности «коммунистического заговора» хотели даже организовать поездку Освальда на Кубу, но не вышло — ему отказали в визе. Сам Освальд в Кеннеди не стрелял. Но уже спустя четверть часа после выстрела в Кеннеди и за полчаса до того, как был убит полицейский Типпит, когда у полиции еще не могло быть никаких объективных данных по произошедшему, Освальда схватили как подозреваемого убийцу. Клей Шоу контролировал организацию этого убийства, эту операцию финансировали крупные нефтепромышленники. Задача Клея Шоу была в том, чтобы после убийства замести следы, скрыв организаторов и исполнителей. Это и произошло — все они погибли при странных обстоятельствах в течение нескольких ближайших лет. Погибли не только Освальд, Руби, Ферри, но и представители мафии — Джанкана, Россели, а также свидетели.
«Президент Кеннеди, — утверждает новоорлеанский прокурор Джим Гаррисон, — расплатился своей жизнью за изменение внешнеполитического курса США. Кеннеди хотел нормализовать отношения между США и Союзом, а также Кубой. Заговорщики, чья «профессиональная» деятельность была связана исключительно с подготовкой терактов, решились на такую крайнюю меру, как политическое убийство, потому что их заказчики не видели другого способа остановить реформы Кеннеди».
Любопытно, как пытались остановить расследование Гаррисона. Убить его не пытались, но зато сфабриковали дело, и 30 июня 1971 года по распоряжению федеральных властей Гаррисона обвинили в «получении взяток от боссов игорной промышленности». Вот уж ирония судьбы! Именно игровой бизнес Гаррисон и усматривал одной из ключевых сил, запустивших убийство Кеннеди! Посадив на несколько часов новоорлеанского Дон Кихота за решетку и зарегистрировав арест, полиция. выпустила прокурора на свободу, мол, делай вывод, дальше будет хуже! На следующий день смелый
Гаррисон подал в суд на федеральную полицию, обвинив ее в том, что она сфабриковала против него дело, наняла лжесвидетелей и арестовала его с нарушением всех законов! Это контробвинение так напугало федеральную полицию, что сбежавшиеся на шум журналисты писали: «Представители федеральной юстиции, которая хочет скрыть правду об убийстве президента Кеннеди и мешает прокурору Гаррисону в его благородном деле, теперь в страхе забаррикадировались в своих кабинетах!» Гаррисон искренне и наивно верил, что, исходя из буквы закона, он докопается до правды.
Встречаясь в 1969 году в АПН с Генрихом Боровиком, уже успевший стать звездой американской юриспруденции новоорлеанский прокурор Джим Гаррисон признался:
— Оглядываясь на прошлое, я понимаю, как же я был наивен два года назад. Яине представлял себе, какую власть имеет ЦРУ в этой стране. Наша власть в стране сегодня — это Пентагон и ЦРУ. А роль Правительства и Конгресса сведена к маленькой площадке для дебатов. Любой американский президент, который попытается остановить эту военную машину, будет, как и Кеннеди, убит».
И горькой иронией звучат знаменитые слова президента Джона Фитцджеральда Кеннеди «Итак, мои соотечественники-американцы, не спрашивайте себя, что для вас может сделать ваша страна. Лучше спросите себя, а что вы способны сделать для своей страны?!»
Последние точки над «i» в истории ракетного кризиса были поставлены лишь к зиме 1962 года, когда из порта Гаваны ушел последний пароход, груженный техникой. Вместе с баллистическими ракетами американцы вынудили Союз вывезти с Острова свободы и штурмовики Ил, которые они также называли «наступательным оружием», несмотря на всю очевидную отсталость от требований времени этой крылатой машины. Пересматривая и перекраивая список русского вооружения, подлежащего демонтажу и вывозу, американцы перешли от просьб к требованию, потеряв в своем прессинге все приличия. Когда Анастас Микоян уже садился в самолет, который должен был взять курс на Москву, к нему прямо возле трапа подбежал запыхавшийся посыльный, держа в руках какое-то важное, только что «испеченное» письмо из администрации президента. Микоян вскрыл конверт и прочитал: «...Мы просим также включить в список наступательного оружия, подлежащего вывозу с Кубы, советские катера береговой охраны типа «Комар». Дочитав послание до конца, Микоян хотел было разразиться гневной тирадой, но он лишь свернул бумагу, положил ее обратно в конверт и вернул посыльному со словами: «Передайте вашему руководству, что я этого письма не видел!»
Так закончилась эпопея с русскими ракетами на Кубе. Тревожный 1962 год был на исходе. На Острове свободы начиналось время карнавалов, совпадающее с рождественскими и с революционными праздниками. В сезон карнавала женщины надевают высоченные каблуки, ярко подводят глаза и губы, душатся густыми цветочными ароматами, украшают себя связками крупных коралловых или перламутровых бус, а в пучки черных волос втыкают живые цветы. Мужчины же по-революционному размахивают красными флажками. Боевой настрой смешивался с ощущением новогодней сказки. В барах под тростниковыми крышами зазвенели ансамбли, вооруженные африканскими барабанами, испанской гитарой, банджо и маракасами. Взлетали ракеты-петарды, и струились огненным водопадом бенгальские огни, люди выходили к береговой линии Гаваны и набережной-маликона, и здесь, на голых каменных плитах под шум морского прибоя и ритмы, гремящие из магнитофона, танцевали до потери пульса шуструю кубинскую сальсу.
Тропический карнавал набирал силу! Звучали бодрые ритмы кубинской сальсы, и на стареньких грубо мощенных улочках мелькали нарядные платья с яркими бантами и блестящими розами. На площадях и узких улочках Гаваны раздавался звон гитары, барабанная дробь и шелест маракасов. И под рыжими черепичными крышами танцевальных площадок с грубыми дощатыми полами все чаще сверкали праздничные огни ночной дискотеки и раздавался стук каблуков танцоров румбы.
Все чаще над Карибским морем по утрам поднимался белесый, словно кофейные сливки, туман. При свете береговых огней рейда море сверкало, как глубокий сапфир, и распахивалось, как плащ волшебника, к звездам, собирая сокровища холодных сверкающих кристаллов. Легкий соленый ветер сдувал с желтых камней набережной-маликона тропических мошек, и все чаще то в одном, то в другом месте на нем можно было приметить при свете Южного Креста и других созвездий влюбленные парочки. Они, одетые в простые джинсы и майки, сидели на холодных камнях маликона, обняв друг друга за плечи, молча смотрели на море и на корабли, вернувшиеся в гавань и дремлющие теперь у причалов. Огни судов дрожали на волнах зеленоватыми и желтыми бликами, вспыхивая между стальной обшивкой и скрипучим деревянным настилом с облупившейся масляной краской пирса, кранцами из старых автомобильных шин. И в мистических огнях спящих судов плескались мелкие рыбешки с длинным и плоским блестящим, как зеркало, туловищем, они не кормились здесь и не играли, а лишь вытягивались против течения, изредка подрагивая хвостами, зачарованные мерцающим светом.
Морская гавань таит в себе неизвестность и надежду. Ее мир полон таинственных символов. Они рассеяны между железными боками судов, и между их тесно сомкнутыми бортами молчаливо, как книга, лежит темная, как сапфир, вода, и видны чугунные черные цепи, удерживающие стальные машины на привязи. Порт никогда не погружается в полный сон. Даже в густой тьме можно различить одинокие фигуры прогуливающихся матросов и грузчиков, услышать металлический шелест якорных цепей и натужный скрип портовых кранов. Корабли ждут своего часа, развернув свои стальные носы к горизонту, готовые вырваться из тесной клети доков, как только последует команда и прозвенит рында. Последует нарастающий, как лавина, гул, морские команды, крики, шутки, крепкие словечки и бодрая песня, демонический вопль сирены — все это будет полно страсти и уверенности в уже разворачивающемся на глазах будущем. И над оживающей морской гаванью сверкнет драгоценным кристаллом призрак мечты и надежды — таинственный и неуловимый альбатрос с серебряными крыльями.
Ознакомительная версия.
