К этому времени французы потеряли уже более трети своего войска и составляли только четыре каре, так как из первоначальных шести каре три настолько поредели, что должны были слиться в одно. Они храбро двинулись в указанном им новом направлении. Им снова пришлось пробиваться сквозь стену русских и прусских всадников. Шесть километров прошли они в этом вихре атакующей их конницы. Враг прерывал свои атаки лишь для того, чтобы давать возможность своим батареям осыпать картечью бесстрашные батальоны. После каждого залпа пехотинцы смыкали ряды, принимали русскую конницу на свои штыки, искривленные бесчисленными ударами, и, отразив атаку, снова некоторое время двигались вперед. Только одно каре, расстроенное орудийным огнем, было опрокинуто, но солдаты продолжали защищаться и были почти все перебиты. Остальные три каре уже подходили к болотам, когда генерал Депрерадович, с одним кирасирским полком и частью резервных батарей без труда обогнавший их поблизости от Ванна, вдруг преградил им путь огнем 48 орудий. Залпы открыли просветы в живой стене французов; конница ворвалась в эти бреши и принялась рубить разъединенных солдат, которые защищались один-на-один, стараясь пробиться к ближайшим болотам.
Из этих 4300 человек, которые прошли семь миль, отбиваясь сначала от 5000, потом 10 000, потом 20 000 всадников, поддерживаемых сильной артиллерией, 500 удалось добраться до болот; 1500, в большинстве раненые, сдались после отчаянного сопротивления, и больше 2000 легли на поле битвы. История войн эпохи Революции и Империи не представляет ни одного эпизода, более необычайного, ни одной страницы, более героической, чем это сражение. В эту изумительную французскую кампанию бесстрашие солдат не уступало гениальности их вождя.
III. Отречение
Регентство и оборона Парижа. Со времени отъезда Наполеона в действующую армию бразды правления номинально находились в руках императрицы, на основании рескрипта 23 января облеченной правами регентства, а фактически — в руках короля Жозефа, объявленного наместником императора, а также великого канцлера, данного в советники Марии-Луизе, и министров внутренних дел, военного и полиции. Однако, как ни был император поглощен неотложными делами по управлению армией, редкий день он не писал Жозефу, Кларку, Монталиве, Ровиго по всевозможным военным, административным и политическим вопросам. Но находясь вдали от Парижа и будучи недостаточно осведомлен донесениями министров, иногда чересчур оптимистическими, но чаще не в меру тревожными, император мог давать только общие указания и советы, а не точные формальные приказания. Результатом было то, что с Наполеоном не считались, его мало слушались, и его распоряжения, исключая тех, которые касались посылки в императорскую армию подкреплений и военных припасов, выполнялись плохо. Об его инструкциях спорили, их обходили или откладывали в долгий ящик. В годы славы слепо полагались на гений и счастье императора и, не рассуждая, выполняли его приказы. Неудачи умалили это доверие; приближенные Наполеона более не повиновались ему, а в то же время, отвыкнув мыслить и действовать самостоятельно, они не знали, что им делать.
Вот почему 28 марта, когда неприятель очутился в двух переходах от Парижа, еще не было приступлено к рытью окопов; две трети национальной гвардии не были ни вооружены, ни даже сформированы, гарнизон состоял всего-навсего из 13 000 запасных, в артиллерии не хватало лошадей, население было запугано неумными статьями официозных газет, под предлогом возбуждения патриотизма усиливавших страх; наконец, заговорщики, немногочисленные, но умелые, были начеку, ожидая только подходящей минуты.
В совете регентства Жозеф прочитал письмо императора от 16 марта, гласившее, что если Парижу будет угрожать серьезная опасность, императрица, римский король, высшие сановники, министры, высшие чины Сената и двора должны уехать из столицы в направлении к Луаре. Эти распоряжения таили в себе серьезную опасность, которую Жозеф еще усугубил тем, что выполнил их только наполовину. Он распорядился, чтобы императрица и римский король па следующий день утром, 29 марта, выехали с Камбасересом; остальные яхе лица, указанные в письме императора, должны были остаться в Париже, пока каждый из них в отдельности не получит от Жозефа приказания выехать. Между тем нетрудно было предвидеть, что смятение и тревога, неизбежные в случае штурма, сильно затруднят рассылку этих приказов, и что каждый, кому это будет на руку, легко сможет уклониться от выполнения такого приказа. Таким образом, отсрочив выезд главных сановников и высших чинов Сената, в частности Талей-рана, Жозеф открыл полный простор для всяческих интриг.
Бои под Парижем и капитуляция. Утром 30 марта союзная армия в 110 000 человек двумя мощными колоннами, направившимися через Бонди и Бурже, подошла к Парижу. Небольшие отряды Мармона и Мортье, прибывшие накануне вечером, увеличили оборонительные силы города до 42 000 человек, включая сюда национальную гвардию, канониров-инвалидов и воспитанников Политехнической и Альфор-ской школ. Жозеф счел нужным оставить за собой командование, хотя и предоставил обоим маршалам полную свободу в отношении выбора позиций. Мармон расположил свой отряд поперек возвышенности Роменвиль, Мортье расставил свой на Шомонских холмах, у Ла Виллетт и Ла Шапель. Конница Беллиара и Орнано прикрывала левый фланг до Сены. Монмартрскую возвышенность, где находился король Жозеф, занимала национальная гвардия. В полдень Мармон, еще только одпя подвергшийся серьезной атаке, держался на своих позипиях, имея явный перевес над неприятелем. Положение дел было удовлетворительно, как вдруг Жозеф, напуганный резким ультиматумом царя, прислал обоим маршалам «разрешение» вступить в переговоры с русским императором и отойти к Луаре. Сам он тотчас выехал по направлению к Рамбулье, через Рульскую заставу и Булонский лес.
Мармон считал себя в силах продлить сопротивление до ночи; он положил записку Жозефа в карман и продолжал отбиваться с величайшей энергией. Лишь в 4 часа, когда ему пришлось значительно податься назад и к тому же возникла опасность, что его обойдут с обоих флангов, он скрепя сердце решился отправить парламентеров. Тем временем Мортье, оттесненный с одной позиции на другую, сосредоточил свои войска у заставы Сен-Дени, а Монсей с нациопальной гвардией и канонирами-инвалидами доблестно защищал заставу Клиши. Но скоро огонь, в силу негласного перемирия, прекратился. Регулярные войска начали очищать Париж, уходя по дороге на Фонтенебло. Капитуляция, условия которой были выработаны к 6 часам вечера, была подписана в 2 часа ночи.
Бои под Парижем, имевшие такие важные политические последствия, с военной точки зрения представляют собой незначительный эпизод. Это был лишь ряд разрозненных стычек, причем нападение велось без общего плана, а оборона' не направлялась единой волей. Не следует, однако, забывать, что по числу введенных в бой сил и по потерям с обеих сторон (9000 убитыми и ранеными у союзников, 9000 — у французов) сражение под Парижем было крупнейшим и наиболее кровопролитным за всю эту кампанию. К несчастью, Наполеон не предводительствовал здесь.
Движение императора по направлению к Парижу. Наполеон, действовавший за Марной, уничтожил у Сен-Дизье корпус Винценгероде, но лишь 27 марта узнал о том, что союзники пошли к Парижу.
С самого начала кампании в уме Наполеона боролись два противоположных плана, причем побеждал то один, то другой: защищать Париж или оставить его на произвол судьбы. Он говорил: «Если неприятель дойдет до Парижа — конец Империи»; он писал: «Никогда Париж не будет занят, пока я жив». Но вместе с тем он неоднократно давал точные указания о выезде императрицы и правительства, и когда 21 марта возобновилось его движение к Марне, Наполеон знал, что это движение равно может и выручить Париж и отдать его в руки врага. Наполеон решился пожертвовать своей сто лицей, но в глубине души все же надеялся, что в конце концов ему не придется принести такую опасную для него жертву. Но роковой час пробил неожиданно. Тогда Наполеоном снова овладели сомнения. Итти ли форсированным маршем назад к Парижу? Поспеет ли он еще во-время? Не овладеют ли к тому времени Парижем союзники, опередившие его на три дня? Или лучше оставить попечение о Париже, как русский царь пренебрег Москвой, и продолжать начатое движение? Союзники очистили всю территорию от Ионны до Марны и от Сены до Мёрты. Наполеон мог теперь в течение двух недель свободно маневрировать, разбивать отступающие колонны, захватывать обозы и склады, вернуть занятые врагом города, усилить армию крепостными гарнизонами, объявить поголовное ополчение. В Лотарингии, Шампани, Эльзасе и Бургундии 30 ООО крестьян, вооруженных охотничьими ружьями, вилами и косами, взывали о мести и готовы были претворить в жизнь ту «императорскую Вандею», вернее сказать — национальную Вандею, возможность которой наводила смертельный ужас на неприятеля.
