Многiе оборачиваются нам вслeд и с улыбкой смотрят: не пьяна ли эта тройка странных людей? Они, видимо, не из деревни -- всe в очках. Так, что же так изумляет и поражает их?
Внезапно Юра просит:
-- Ватик, а ну-ка, дай-ка мнe, как слeдует, кулаком в спину, а то что-то мнe кажется -- я сплю в лагерном баракe и все это во снe вижу.
И идущiе сзади солидные европейцы шокированы гулким ударом кулака по спинe, веселым смeхом и радостным возгласом:
-- Ну, слава Богу, больно! Значит -- на яву!..
д
Нити души
"Вот, вот она, вот русская граница.
Святая Русь! Отечество! Я -- твой!
Чужбины прах с презрeньем отряхаю,
Пью жадно воздух сей -- он мнe родной."
Пушкин.
Прошло два года -- первые годы, когда за 14 лeт я ни разу не сидeл в тюрьмe.
Не так развернулась жизнь, как мы ждали. Я мечтал как-нибудь раздобыть стипендiю, чтобы подтянуть свое медицинское образованiе и дeйствительно знать. Брат мечтал 463 о тихом уголкe гдe-нибудь на берегу Адрiатическаго моря с рыболовным отдыхом и полной тишиной.
Не удалось. Наша работа оказалась нужной для Зарубежной Россiи. Эта Россiя потребовала тысячами голосов из всeх концов мiра рапорта о том, что мы видeли на Родинe. Оказалось, что эмиграцiя так мало знает о реальной совeтской жизни. Но нити ея души по прежнему крeпко привязаны к Родинe. И оказалось, что боль Россiи -- это боль каждаго русскаго, гдe бы он ни был.
Мы не могли не отозваться на эти голоса. И иллюзiи отдыха и учебы разлетeлись, как дым. Россiя не дала даже нам, усталым, отпуска, ибо бой на Ея фронтe еще не закончен.
Когда я приготовил в типографiю послeднюю главу этой книги, мы рeшили вспрыснуть этот торжественный день.
-- Дядя Ваня! А вeдь, елки палки, скажи кто нибудь этак годика два с гаком гому назад, что мы будем сидeть живыми внe лагеря на волe, за батареей бутылок -- вeдь, ей Богу, никто из нас не повeрил бы!..
-- Еще бы!.. Но, вот, скажи тебe кто-нибудь сейчас, что мы скоро будем, Бог даст, выпивать в Москвe -- так ты повeришь? А вeдь, по существу, это куда болeе вeроятно, чeм был успeх нашего драпежа...
-- Это -- что и говорить... Оно, конечно, о воронах и "мазепах" в жареном и вареном видe думать теперь не приходится, но... Ноет все-таки что-то там, внутри... Как-то -- не жизнь нам здeсь. Так -- временное прозябанiе. Душа не живет. И ничто так не радует, как на родной землe. Вeдь смeшно признаться, а часто хочется -- ну хоть бы одним глазком опять на Россiю взглянуть, один денек побыть там. Чорт побери, хотя бы даже в концлагерe!..
Рука брата, наливавшая очередныя порцiи, как-то дрогнула.
-- Да... Это что и говорить... -- тихо сказал он. -- Россiя без нас выкрутится, а вот нам без нея -- никоторой жизни нeт. Нам, русским, ни французами, ни нeмцами, ни болгарами все равно не сдeлаться. То, что создало из маленькаго Московскаго княжества Русскую 464 Имперiю -- вот это "штабс-капитанское" -- все равно гдe-то сидит в каждом из нас. И пока мы не вернемся на Родину, покоя нам не дано".
Мы замолчали... И тяжело стало на душe...
Брат опустил глаза на сверкающую поверхность рюмки, и чувствовалось, что его мысли унеслись далеко, далеко... Куда -- не нужно было и спрашивать...
Внезапно в тишинe комнаты установленное на волнe Москвы радiо зашумeло шумом большой площади... Почудился шорох двигающейся толпы, потом смутно прорeзался звонок трамвая, как будто прогудeл автомобильный гудок.
Мы замерли... И в торжественной тишинe ночи стали бить куранты Спасской башни. 12 часов... Мягкiе, мощные звуки старых московских колоколов понеслись с Красной площади и, подхваченные волнами радiо, стали катиться по всему мiру...
И каждый удар этих колоколов больно бил по напряженному, сжавшемуся от тоски, сердцу...
Я поднял свою рюмку.
-- Ну, что-ж, братик!.. Вздохнем, тряхнем бывалыми головами и выпьем за скорую встрeчу "под Кузнецким мостом"!..
Шутка не удалась.
Брат молча, не улыбаясь, поднял свою рюмку. Мы чокнулись, выпили и потом через стол крeпко пожали друг другу руки.
И все расплылось в туманe слез, покрывших глаза...
Конец
