Оба принца были совсем молоды, поэтичны и созданы для служения не Беллоне, а музам. Может быть, оттого и погибли. Как поется в песне, «ведь грустным солдатам нет смысла в живых оставаться».
Первый из них — Сергей Максимилианович герцог Лейхтенбергский, князь Романовский, внук Николая Первого и наполеоновского пасынка Евгения Богарне.
Интровертный подросток с типично романовским лицом
Его отец был президентом Российской академии художеств, и мальчик с раннего возраста проявлял незаурядные способности к искусству, к музыке. Однако общей для императорских высочеств судьбы не избежал — был определен в конногвардейцы.
Исправный офицер; но интровертность усугубилась
С началом войны за освобождение Болгарии Сергей Лейхтенбергский отправился в действующую армию. Его сослуживец С.Д.Шереметьев вспоминает: «Он участвовал в войне без убеждения и войне не сочувствовал, его вкусы были направлены в другую сторону. Незадолго до смерти он говорил мне, что жаждет окончания войны, чтобы посвятить себя всецело искусству».
Пацифистские настроения не мешали Сергею Максимилиановичу честно выполнять свой долг. Он доблестно воевал, в 27 лет получил генеральский чин. А 12 октября 1877 года, в не особенно важном сражении (собственно, это была обычная разведка боем), оказался в гуще перестрелки, где генералу, и тем более члену царствующего дома, вообще-то находиться было необязательно. Убит турецкой пулей в лоб. Жениться не успел, так что потомства не оставил.
Вот эта стычка. Как видите, не Бородино:
П.О. Ковалевский. «Бой под урочищем Иваново».
А это памятник на могиле князя-герцога. Спасибо болгарам, сохранили.
Второй Романов, павший смертью храбрых, погиб совсем юным — двадцати одного года от роду.
Олег Константинович, как и Сергей Лейхтенбергский, родился не в солдафонской, а в артистической семье, был сыном деликатнейшего КР, президента академии наук и недурного (для высочества) поэта.
Мальчик был умненький, способный, восторженный, радовал преподавателей Лицея любовью к литературе и в особенности к Пушкину.
Поэтичный лицеист
В двадцать лет затеял и осуществил нешуточное дело: выпустил издание пушкинских автографов. Он и сам был поэтом.
Но по окончании Лицея, разумеется, оказался на военной службе, в лейб-гусарах.
Нетипичный гусар
Когда началась Первая мировая война, отказался от службы в ставке, ушел с полком на фронт. В одной из самых первых стычек ужасной бойни, из которой Россия выберется еще очень нескоро, Олег был смертельно ранен. В реляции сказано, что он раньше всех доскакал до неприятеля и врубился в его ряды, но представить, как этот мечтательный юноша в кого-то «врубился», трудно. Мне почему-то воображается нечто вроде гибели Пети Ростова: «Ураааа!.. — закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым…».
Олег Константинович получил пулю в живот, несколько дней промучился, умер от заражения крови.
Стихи он писал такие:
Готов забыть я всё: страданье, горе, слезы
И страсти гадкие, любовь и дружбу, грезы
И самого себя. Себя ли?.. Да, себя,
О, Русь, страдалица святая, для Тебя.
Стихи могут показаться слабыми (слезы-грезы, себя-тебя) и трескучими (если Русь, то уж непременно святая), но ведь в них всё правда: и страдание, и горе, и самопожертвование ради отечества.
А уцелел бы в сражениях — расстреляли бы большевики, как его родных братьев Иоанна, Константина, Игоря.
Бедные, бедные Романовы. Русь — святая ли, нет ли — тоже бедная. Все бедные. Всех жалко.
Из комментариев к посту:
alex_new_york
Если бы большевики вдруг исчезли, так и не захватив власть, то их место заняли бы эсеры. Программа эсеров подразумевала отмену частной собственности на землю и переход к социализму мирным путем. Уж не знаю, что из этого получилось бы. Даже ни перед чем не останавливавшиеся большевики — и те с колоссальным трудом смогли отбиться от лишенных собственности российских землевладельцев. А уж эсерам с их мирной программой и вовсе пришлось бы туго.
Наверное, без большевиков развитие российской истории в первой половине двадцатого века было бы во многом похоже на то, что происходит в России в последние десятилетия. Советы так же в конечном итоге разогнали бы. Экономика так же была бы сырьевой, индустриализация шла бы медленно. Но монархия так и осталась бы в прошлом, скорее всего.
В общем, была бы буржуазная восточноевропейская страна.
Наверное, ее судьба во многом зависела бы от того, что происходило бы в Европе. Не факт, что в мире без большевиков фашистское движение получило бы такую поддержку и что оно так же видело бы Россию своим врагом. Но если бы все это произошло, то либеральной буржуазной России пришлось бы трудно. Либеральная демократия плохо приспособлена к тотальной мобилизации военно-промышленных и человеческих ресурсов. В результате в России в противовес европейскому фашизму вполне могла бы установиться своя диктатура. И чем бы дело кончилось, непонятно.
Но если бы в России не было большевиков, то вместо фашизма в той же Германии мог бы придти к власти как раз местный вариант большевизма. Ведь коммунистические идеи тогда носились в воздухе, и людям в самых разных странах не терпелось посмотреть, что же это за жизнь такая получится, если построить общество без классов и частной собственности. Рано или поздно непременно бы где-нибудь такой эксперимент осуществили. Не в России — так где-нибудь еще. И если бы этот эксперимент осуществили не с российской бессмысленной беспощадностью, а, скажем, с немецкой обстоятельностью и рациональностью, то мировую историю могло бы увести совсем в другие дебри…
mr_karbofos
Царский дом жалко.
Россию, как государство, тоже жалко.
Не жалко только простого человека, безлик обычный россиянин.
Миллионы жизней брошены в топку истории как Романовыми так и их палачами.
Но только в Портленд воротиться…
11 ноября, 12:03
У меня когда-то была зачитанная до дыр книжка, которая называлась «Корабли-призраки». От всех других призраков эти отличаются тем, что они не только страшные, но и красивые.
На днях в баскском городе Бильбао я видел такой призрак: очень красивый и очень страшный.
Начну с красоты, про страшное — потом.
Как во всякой истинной красоте, их тут две: явная и неявная. Для первой достаточно зрения, для второй потребно знание.
Внешнюю красоту описывать нечего, лучше просто полюбоваться
Но неявная красота, то есть история этого корабля, впечатляет еще сильней.
До того как превратиться в призрак, трехмачтовый фрегат был мечтой — стопроцентно реализовавшейся и оттого особенно удивительной.
Двадцать лет назад в Питере жил один необычный человек, который больше всего на свете любил паруса и парусники. И возникла у этого человека совершенно безумная фантазия: воссоздать в натуральную величину первый русский фрегат «Штандарт», построенный Петром Великим в 1703 году. И чтоб реинкарнация «Штандарта» не стояла у невской набережной украшением или, упаси боже, плавучим рестораном, а ходила в дальние походы, маневрировала против ветра, палила из железных пушек — в общем, жила нормальной фрегатской жизнью.
Петровский «Штандарт» (гравюра 1705 г.)
Кто видел Питер начала девяностых, помнит, каким тогда был город: запущенным, нищим, криминальным, несчастным. Какой к черту «Штандарт»?
Владимир Мартусь (так звали чудака) затеял строительство, имея на руках неастрономическую сумму в десять тысяч долларов. Когда деньги закончились, по ночам подрабатывал «бомбилой».
На пустыре обглоданной селедкой торчал каркас несбыточной химеры. Кто-то потешался, кто-то крутил пальцем у виска.
Молодой Мартусь и его потешная мечта
Но красивая мечта всегда обладает мощной энергетикой, которая делает невозможное возможным. Понемногу появились соратники, помощники, волонтеры. Через шесть лет корабль был достроен, спущен на воду — и, вопреки ожиданиям скептиков, не потонул, а оказался вполне мореходным. Почти десять лет «Штандарт» радовал питерцев и ходил по европейским морям.
Мартусь уже немолодой. Мечта осуществилась
