Владимир Егоров - Загадка Куликова поля, или Битва, которой не было

Таким образом, имеется факт, мимо которого нельзя пройти просто так: на Куликовом поле в устье Непрядвы массовых захоронений нет, а при москов­ской церкви Рождества Пресвятой Богородицы они есть. Да еще какие! Здесь, пожалуй, лучше всего пере­дать слово А. Фоменко и Г. Носовскому: «Не успели мы войти на площадку перед церковью, как наше внима­ние привлек огромный дощатый ящик, уже опущенный в свежую могилу и приготовленный к погребению... присутствовавшие при этом церковный староста и рабочие охотно рассказали нам следующее. Оказы­вается, вся земля вокруг церкви в радиусе около ста метров и на глубину несколько метров буквально за­бита человеческими черепами и костями. Более того, площадь захоронения возможно даже больше, но вы­яснению этого мешают заводские постройки, плот­но обступившие церковь... еще при постройке заво­да был обнаружен целый слой из костей. Эти древние кости тогда выкапывались в огромных количествах и просто выбрасывались...»

Скелеты неплохо сохранились, что позволило ав­торам открытия выявить две интересные особенности захоронения. Во-первых, массовость погребения под­черкивалась полным беспорядком в расположении скелетов. Тела не укладывали, а сбрасывали в ямы как попало. Во-вторых, отдадим должное наблюдательно­сти Фоменко и Носовского, сохранившиеся у скеле­тов зубы выглядели вполне здоровыми, что в Средне­вековье могло быть только у очень молодых людей. Это хороший аргумент в пользу того, что в ямах хо­ронили не почивших естественной смертью стари­ков, не всех без разбору жертв какой-то эпидемии, а только молодых, чему может быть лишь одно рацио­нальное объяснение – речь идет о братской могиле павших в бою воинов. Кроме того, рядом с костями в земле были найдены каменные надгробные плиты без надписей, но одного и того же образца и разме­ра и с одним и тем же рисунком, чрезвычайно напо­минавшим воинский щит. Плит было несколько, но су­щественно меньше, чем скелетов. И ни одного гроба. Следовательно, речь действительно идет об одновре­менном воинском захоронении в нескольких брат­ских могилах, причем захоронении настолько массо­вом, что хоронили без гробов в навал, а могилы отме­чали стереотипными плитами.

По утверждению А. Фоменко и Г. Носовского, ра­нее вызванные на место обнаружения костей архео­логи определили время захоронения XIV веком, то есть примерно временем Куликовской битвы. Однако самим захоронением почему-то не заинтересовались. Равно как никого не интересуют находящиеся там же предполагаемые могилы Пересвета и Осляби. Но это не наша проблема, хотя за державу привычно обид­но. Наша же задача – поискать в сценарии «Костром­ской хан» ответы на поставленные ранее вопросы.

Этот сценарий также полностью снимает вопрос об оголенных московских тылах. В нем золотоордынский хан Тохтамыш-Дмитрий не уводил свои войска на далекий Дон, а встретил неприятеля в своей род­ной орде, на берегу Москвы-реки. И тут уже не столь важно, противостоял ли ему только Мамай или с ним были Олег Рязанский, Ягайло Литовский и кто угодно еще, включая китайского императора. Это детали. Но­вохронологический сценарий и находки у церкви Ро­ждества Пресвятой Богородицы даже могли бы дать хотя бы приблизительную оценку размера войска Дмитрия-Тохтамыша, которое в качестве ордынского действительно могло быть очень большим, но толь­ко при сразу нескольких условиях. Во-первых, архео­логи должны заинтересоваться костями в земле заво­да «Динамо» у церкви Рождества Пресвятой Богоро­дицы и получить к ним доступ. Во-вторых, эта находка действительно должна оказаться массовым захороне­нием рубежа 70-х и 80-х годов XIV века. Как мы пом­ним, Дмитрий Иванович воевал непрерывно, и брат­ские могилы москвичи копали тоже, надо думать, не покладая рук всю вторую половину XIV столетия. Втретьих, скелеты должны достаточно хорошо сохра­ниться, чтобы можно было оценить их общее число.

К сожалению, Новая хронология не проясняет, почему хан Тохтамыш-Дмитрий полез в сечу рядовым нукером. Поступок совершенно не свойствен князьям и тем более невероятен для золотоордынского хана. По-прежнему непонятно, почему Дмитрий-Тохтамыш в русском народе напрочь потерял второе имя, вме­сто которого получил намертво приклеившееся к нему прозвище Донского. Наконец, голова совсем идет кругом от осознания того, что в 1382 году золотоордынский хан в лице Тохтамыша-Дмитрия собствен­ной персоной руководил штурмом несуществующей Москвы и одновременно в лице Дмитрия-Тохтамыша отсиживался в своей стольной Костроме, отрядив для связи с самим собой нижегородских беков.

Чтобы как-то остановить головокружение, глубо­ко вздохнем и нырнем в очередной сценарий.

В высокотемпературной лихорадке ограничен­ной гласности и безграничного плюрализма вся клас­сическая история России словно тает и постепенно растворяется всеобщей критикой всего и всея подоб­но тающим льдам Арктики и Антарктики в нашу эпо­ху глобального потепления. Казавшийся несокруши­мым айсберг классического сценария Куликовской битвы «Руси защитник» буквально разваливается на куски. От него уже откололись глыбы других сценари­ев, о которых речь шла выше, но центральный моно­лит до сих пор пытается сопротивляться глобальному историческому потеплению, цементируемый государ­ственной идеологией, полуофициально признающей день Куликовской битвы всенародным праздником, государственными наградами, среди которых на­бор памятных медалей «Куликовская битва» и орден РПЦ «За служение отечеству» (святых великого князя Дмитрия Донского и преподобного Сергия игумена Радонежского), и, наконец авторитетом православной церкви, хоть и с огромным опозданием, но приняв­шей Дмитрия Донского в сонм благоверных святых. Некогда девственно белоснежные склоны ледяно­го гиганта активно разъедают ручейки талой воды, вследствие чего они теряют былой глянец и, по мере того как льдина айсберга кружится в головоломных водоворотах истории, поворачиваясь к нам то одним, то другим боком, нашему взору предстают самые раз­ные, порой не слишком приглядные картины, набро­санные разводами проступающей на талом льду ве­ковой грязи.

Первый ручеек с тающего айсберга, вроде бы робкий, но предвещавший страшное половодье меж­национального конфликта прожурчал в Татарстане. Российские татары тоже хотят иметь свое славное прошлое и, в частности, ищут его в истории Золотой Орды, стремясь выставить ее исторической и духов­ной предшественницей нынешнего Татарстана. Разве можно отказать им в этом праве? Как ни верти, Казан­ское ханство входило в Орду и стало одним из ее пре­емников. Между тем тонкая материя отношений татар и русских, двух основных национальных и конфессио­нальных составляющих российского народа, отчетли­во затрещала по всем швам при первой же попытке узаконить дату Куликовской битвы в качестве обще­российского праздника. Татары обиделись. Естест­венно, у них не было ни малейшего желания праздно­вать поражение и унижение своих предков или, если хотите, тех, кого они хотят считать своими предками. У российского руководства на сей раз хватило поли­тической мудрости идею всенародного куликовского праздника спустить на тормозах, но дискуссия в об­ществе активно продолжается. В этой дискуссии та­тарская ученая мысль родила для необходимости пе­ресмотреть роль и значение Куликовской битвы в ис­тории России рациональное обоснование, которое кратко, но четко выразил ректор Российского ислам­ского университета Р. Мухаметшин: «Многие истори­ки сошлись на том, что Куликовская битва не явля­ется событием, внесшим кардинальные изменения в будущее российского государства. Это было одно из рядовых военных столкновений в рамках феодальной междоусобицы». Таким образом, факт битвы не отри­цается, ее географическое место вообще не диску­тируется, но радикально пересматривается истори­ческое место и роль в истории России. Куликовской битве отказывается в чем-либо национально-освобо­дительном и вообще национальном – так, рядовая драчка феодальной междоусобицы. Между прочим, в целом созвучно сценарию «Костромской хан», если не заостряться на географических координатах этого внутриордынского междусобойчика.

Говоря о крупных сражениях Средневековья, нельзя не признать, что российская и советская ис­ториография не может похвастаться объективностью и непредвзятостью оценок их значения. Достаточно вспомнить Окуневское и Кондурчинское сражения. Наверняка большинство читателей о таких слыхом не слыхивали.

Наши летописи настолько обходят молчанием бит­ву на реке Окуневке близ Мозыря, что даже доподлин­но не известен год, когда она состоялась. Западнорус­ские летописи относят ее то ли к 1259-му, то ли к 1270му или 1271-му, то ли к 1275-му или 1276 году. Также точно не ясно, кто возглавлял татар: темник Балаклай или хан Курдан. Ни то, ни другое имя не встречают­ся в других источниках, если не считать Хронику Быховца, в которой титул казанского хана балтавар про­писан как балаклай. Так что достоверными имеющие­ся данные об Окуневском сражении назвать вряд ли можно. Тем не менее, согласно западнорусским лето­писям, на Литву пришло объединенное татарское вой­ско Заволжской, Ногайской, Казанской и Крымской орд. Возможно, здесь мы имеем дело со свойствен­ным нашим летописям преувеличением численности татарских войск, но, если дыма не бывает без огня, то сила на Литву навалилась немалая. К тому же, влади­мирский летописец, вскользь упоминая какой-то ор­дынский поход примерно того же времени на Литву, вроде бы включает в татарское войско неких «русских князей», из чего можно предположить, что в похо­де принимали участие, добровольно или по принуж­дению, войска Владимиро-Суздальского княжества. Этой силе Литва противопоставила свое объединен­ное войско, в котором под общим командованием Новогрудского князя Тройняты Скиримонтовича собра­лись князья Карачевский и Черниговский, Туровский и Стародубский, Киевский и Друцкий, Луцкий и Во­лынский. Вряд ли Окуневскую битву можно назвать, как это делает Е. Макаровский[6], битвой народов – на­родов как таковых в ней принимало участие раз-два и обчелся, зато перечислено несколько орд и, самое главное, много русских княжеств с обеих сторон ордынско-литовского пограничья. Так что, судя по имею­щимся данным, это была крупная битва, возможно не уступавшая по масштабу той же Куликовской по сце­нарию «Руси защитник», но, в отличие от нее, дейст­вительно освободившая от татарского ига значитель­ную часть тогдашнего Великого княжества Литовского и прежней Киевской Руси, территориально соответст­вующую нынешней юго-восточной Беларуси.