Однако и здесь своя опасность существует, и мы советуем мужчинам не очень-то настраивать своих жен на «нешевеление», а то великий конфуз может произойти, и даже произошел с одним купцом, как нас о том Бальзак информирует. Там муж, привыкший к холодности и полной индифферентности своей жены на супружеском ложе, вернувшись из поездки поздно вечером, по обычаю лег в постель и совершил с женою половой акт, не подозревая, что дело имеет с холодным трупом. В ужасе от своего греха побежал он утром к аббату, и тот строго заклеймил некрофильский акт мужа, а во избежание подобных случаев в будущем издал закон, в котором ясно говорится, чтобы женщины во время половых актов немного «шевелились».
С нашими, русскими людьми никаких специальных патологий не происходило.
Наши царицы в основном девственницами долго не ходили, мужей-импотентов почти не имели и детей в обилии рожали. И даже разрешалось им, дорогой читатель, производить ребеночка в затишье своего терема и у хорошего акушера. Это вам не те торжественные роды, словно это не интимный акт, а парадный смотр, в западных странах, когда родившую королеву выставляли на публичное обозрение. Их, видите ли, «демократические» законы требовали, во избежание фальсификации наследника, чтобы королевы рожали не только в присутствии дворцовой свиты, но и всего кабинета министров и представителей народа. Соберутся, скажем, у королевского ложа при рожающей королеве почтенные министры, по бокам их чернь обступает, на окна базарные торговки взобрались, и все внимательно глазеют, как в муках королева корчится, пыжится, тужится, иногда и вопит, как резаная. И даже простынкой ей прикрыться нельзя. А то ведь вот какой исторический казус, не дай Бог, произойти может, о котором до сих пор при дворе и в литературе шепчутся. Будто бы наследника от Карла II и его второй жены Марии Моденской подсунули. Как при публичных-то родах это осуществить было возможно? А вот осуществили. Принесли грелку, какая всегда имелась в королевских спальнях, а в ней вместо угольев поместили чужого сыночка. Прикрыли королеву простынкой, и врач-акушер постарался ловко ребеночка вынуть и на публичное обозрение выставить. Историки после такой конфузной сплетни, гуляющей по королевскому двору, давай документы штудировать и докопались все-таки: будто Мария Моденская девять месяцев под живот подушку подкладывала. Словом, с этого времени всякое покрывало во время родовых схваток королев было снято. И короли-мужья не препятствовали такому варварскому обычаю. Раз только флегматичный король Людовик XVI, с таким трудом детородный процесс с Марией Антуанеттой начавший, не выдержал: как увидел, что задыхается его жена в спертой и полной народа комнате, окна распахнул настежь, а чернь из спальни вытурил. Словом, дорогой читатель, мы к тому, что нашим царицам легче рожалось. Но вот в смысле веселья и радости жизни — никакого просвета.
Правда, не скажите, были в России царицы, которым разглядывания материй и драгоценностей не меньше, чем любовные утехи, удовольствия доставляли. Взять, к примеру, хотя бы Анну Иоанновну. Так та каждый день начинала с того, что по нескольку часов рассматривала свои драгоценности и ткани, которые дворовые девки ей ворохом из сокровищниц приносили. Был такой дворцовый ювелир-иностранец, то ли датчанин, то ли норвежец. Позье его звали. Он трех цариц пережил и всем служил верою и правдою, но, правда, и не без малого ущерба для казны и выгоды для своего кармана. Мастер своего дела был замечательный. Каких только он бриллиантов и иных драгоценных камней в царские короны не понапихивал! С какими вензелями затейливыми, на большое произведение ювелирного мастерства смахивающими. Это он сделал посмертную корону Елизавете Петровне — все придворные вокруг сокрушались, что такую необыкновенную красоту в гроб заколачивать придется, а не на всеобщее обозрение в каком-нибудь европейском музее выставлять. Так вот, этот самый Позье из трех цариц — Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны и Екатерины Великой — больше всех выделяет первую царицу по страсти к драгоценным камням, со скопидомством каким-то фантастическим и мало понятным смешанной. Чтобы, не дай Бог, ювелиры ничего не украли из драгоценного сырья, она приказала им свою мастерскую перенести во дворец и под предлогом заинтересованности в ювелирном искусстве несколько раз в день их самолично навещала. «Императрица Анна Иоанновна любит бриллианты и приказывает граверу приходить с рабочими во дворец и здесь работать на ее глазах. Ей любопытно было посмотреть, как камни режут и шлифуют, и она дала знать хозяину-ювелиру, чтобы он принес аппарат ко двору, в комнаты. Там мы проработали месяца три. Она приходила туда каждый день два, три раза, смотрела, как мы работали!»[15]
А материи разные как эта царица любила! Даже в Китай своих придворных за заморскими диковинками посылала. В письмах писала: «Уведомилась я, что корабль французский пришел с разными уборами дамскими и шляпами мужскими. Вели с купцом сюда прислать немедленно».
Уж на что Екатерина Великая скромность уважала и кружева и шелка из заморских стран привозить запретила, но и она потихоньку часами свои бриллианты разглядывала и даже дворцовую девку по уходу за ними назначила. А Елизавета Петровна! Так та вменила в обязанность всем заморским кораблям, привозящим иностранные ткани, сперва ей их показывать, а уж потом, что останется, на продажу пускать. Словом, ткани и драгоценности составляли страсть русских цариц, и отказаться от этих безделиц они были не в состоянии. А ткани, русские и заморские тоже, надо вам сказать, превосходные были! Недаром завоеватели разные, которые на Русь вечно наезжали, вместе с молодыми девицами, драгоценными камнями ткани как дань забирали. «Много побрали пригожих девиц, а с ними столько золота, тканей цветных и аксамита драгоценного» — говорится в «Слове о полку Игореве».
А знаете, что такое аксамит? Это бархат, и царицы просто обожали эту ткань. Лучшие парадные платья шились из аксамита. И каких только аксамитов в ту пору не было, разных цветов и всевозможной выделки. На Руси его еще делать не научились: привозили из Византии и из Венеции. А здесь — выбирай любой! Для дорогих одежд шел шестиниточный аксамит гладкий, а был еще петельчатый и стриженый! И так будет продолжаться с X по XVIII век! Все богачи ходили исключительно в аксамитах, богато отделанных золотом и серебром. Но в 70-х годах XVIII века вдруг мода на них прошла (о, эта известная скоротечность моды!), и немалую роль в их исчезновении сыграла матушка царица Екатерина Великая, которая, испугавшись непомерной роскоши одежды, вообще запретила ввоз этой ткани в Россию. Почему, дескать, такая расточительность в одеждах? И куда подевались предписания Петра I относительно скромности и простоты одежды? Ведь это Петр I канифас ввел — то есть дешевую хлопчатобумажную ткань в полоску. И постаралась матушка государыня дорогой аксамит и парчу заменить не очень дорогой барежью и казимиром. Помните, у Гоголя в «Ревизоре» жена городничего рекомендует дочери в барежевом платье походить. Или у Чехова: «С какой это стати ты нарядилась сегодня в шерстяное платье? Могла бы нонче и в барежевом походить» («Перед свадьбой»).
А бареж есть не что иное, как недорогая легкая полушерстяная ткань из туго скрученной пряжи. Дешево и сердито! А казимир — это легкое сукно, особенно бывшее модным в XVIII веке и предназначавшееся в основном для мужчин. И все они во фраках и панталонах казимировых щеголяли под ручку с барышнями в тарлатане. А тарлатан — это легкая полушелковая ткань, похожая на муслин. А совсем уж бедные барышни довольствовались дряннехонькой шелковой тканью — фуляром, который люди побогаче исключительно на шейные и носовые платки употребляли. Вот, значит, какая сегрегация в тканях была. По платью, как в Индонезии по инкрустированным зубам, можно было безошибочно определить, к какой касте социального сословия человек принадлежит: к богатым или бедным. Безобразие, да и только! Это только в умной поговорке «встречают по одежке, а провожают по уму», а по нашему мнению, и встречают, и провожают исключительно по одежке. И, может, та девица в фуляровом платьице и умнее, и благороднее той в барежевом. Но нет, поди ты, женихов у второй всегда больше находилось. Не то что теперь, когда демократическая джинсовая ткань, словно революция какая, смела все социальные касты. Поди разбери, кто миллионер, а кто бедняк, если все поголовно щеголяют в неизменных джинсах. Но нет, пардон, богачи и тут на равенство не согласились, разными наклейками свою иерархию давай охранять. Если у тебя наклейка «Левисов» или «Вранглеров», значит, ты богач, в дорогом магазине джинсы купил. А бедные тоже не промах. Богачам в пику стали наклейки фальсифицировать. Возьмет какой-нибудь подпольный портной и в своей коммунальной комнатушке пошивочный цех устроит. Из паршивенькой джинсовой, отечественного производства ткани свои шедевры создает. И выходят оттуда свои «левисы» и «вранглеры» с кривыми швами и расползающейся ширинкой. Ничего, такой бедняк любому богачу нос утрет. Сидит себе в метро, как барин какой, нос кверху и старушкам места не уступает.
