В конце XVI в. ямскую гоньбу в Сибирь хотели устроить на основе подводной повинности местного населения, как это осуществлялось в тех местах России, где не было ямских станов. Для этой цели по указу царя Бориса Годунова лялинским вогулам[18], жившим вдоль нового почтового тракта, пригнали лошадей из Центральной России, снабдили санями, телегами, дугами, сбруей и другой «гонебной рухлядью». Местные жители с трудом содержали ямскую гоньбу. Все мужское население уральских стойбищ составляло только 30 человек, а за 1598 г. они пустили в гон 320 лошадей до Соликамска, Пелыма, Тюмени и Тавды. Кроме почтовой повинности на вогулов налагалась дань — ясак. За исполнение ямской гоньбы местные жители просили убавить ясак, так как две повинности одновременно они выполнять не в силах. Особой грамотой 1599 г. предписывалось дань в виде звериных шкурок брать с них в меньшем размере, а от гоньбы не освобождать ни под каким видом [64].
Попытка устроить ямскую гоньбу по сибирским дорогам силами местного населения окончилась неудачей. Лялинские вогулы не привыкли управляться с лошадьми, не могли отказаться от охотничьего промысла и не хотели без дела, как им казалось, разъезжать по дороге. Бывали случаи, когда ямщик, возвращаясь порожняком в зимнее время, бросал на дороге лошадь, а сам отправлялся на звериный промысел. Поэтому в 1600 г. правительство указало русским воеводам «сибирских бы есте всяких ясашных людей велели беречи и ласку, и привет к ним держали и их ничем не жесточили». Царь Борис Годунов распорядился призвать в Верхотурье татарского царька Епанчу и лучших людей его племени, воеводе выйти к ним в цветном платье в сопровождении почетной стражи, под ноги туземному владыке постелить царский жалованный ковер и сказать ласковое «государево слово»: «Мы жалуя его, Епанчу, и всех сибирских людей, которые около его юрта живут, велели устроить ям и пашенных людей поселить, приискав место, а их пашень и всяких угодий имати у них и вступаться ни во что и впредь у них подвод имати не велели» [65]. В «благодарность» за царскую милость местное население должно было помочь русским выстроить город. Такую крепость вскоре поставили на высоком берегу реки Туры. Первое время поселение называли Туринск и Епанчин в честь правителя сибирских татар. Город Туринск строился как опорный пункт ямской гоньбы за Камнем.
Точно неизвестно, как организовался стан в городе Туринске. Никаких документов об этом не найдено[19]. Возможно, в этом случае поступили так же, как при создании почтовых станов по сургутской дороге в 1601–1608 гг. Ямщиков на тракт Тобольск — Сургут «выкликали» в городах европейской части России. Для этой цели в Вологду, Устюг Великий, Яренск, Соль Вычегодскую, Чердынь, Ярославль, Пермь и Соль Камскую послали детей боярских Федора Скрябина и Ивана Погожего. Им приказали набрать 100 охотников на Демьяновский (Тобольский уезд) и Самаровский[20] (Сургутский уезд) станы. Вновь выбранным гонщикам давали «подмоги» по 5 рублей «на брата». Они снабжались специальными подорожными, по которым при проезде к месту службы им вместе с домочадцами бесплатно предоставлялся транспорт: у кого семья 7–8 человек — 4 подводы; 5–6 человек — 3; а сам третий—2. Государство бесплатно же выдавало ямщикам по 3 лошади со всем необходимым для гоньбы «припасом». Деньги на снаряжение и переселение ямщика брались из четвертных «тутошних» доходов (обычно они употреблялись для местных нужд — устройства застав, мощения улиц и т. д.) тех мест, откуда выбран охотник. Затем по «скаскам» городов эти деньги им возвращались из казны приказа Казанского дворца, в подчинении которого находилась тогда Сибирь [67]. Некоторые сведения о льготах для вновь поверстанных ямщиков заимствованы из документов 1630–1636 гг., но, очевидно, на тех же условиях создавались сибирские ямы и в конце XVI — начале XVII вв., потому что во всех сохранившихся бумагах есть ссылки на «прежние государевы указы» Бориса Годунова.
Число охотников на сибирских станах росло год от года. В точности неизвестно, сколько их было в самом начале XVII в. — сохранившиеся сведения отрывочны и противоречивы. Только с 1615 г. Ямской приказ начинает более или менее верно учитывать жителей почтовых станов. В Тобольске, например, в 1620 г. на четырех дорогах (Ишимской, Тюменской, Сургутской и Тарской) стояли ямские слободы, в которых проживало 250 охотников с семьями [68]. В бумагах 1620 г. записано всего 39 верхотурских ямщиков, а через год их стало 50. И. Я. Гурлянд определяет численность гонщиков первой четверти XVII в. две тысячи человек [69].
Условия почтовой гоньбы в Сибири были невероятно тяжелые. Среди местных жителей мало находилось охотников выполнять ее. Поэтому в гонщики набирались люди всех чинов и сословий, в том числе и стрельцы, и казаки, и торговые люди, «которые своею охотою пожелают служить ту ямскую службу» [70]. В других местностях России этого не допускалось. Упрощалась и формальная сторона выборов ямщиков. По существующей системе за нового охотника ручались все или, по крайней мере, большая часть его односельчан. Для сибирской же гоньбы добропорядочность кандидата гарантировалась священником того прихода, в котором он жил. Священник подписывал «излюбленный список» в том, что будущий ямщик — «человек добр, семьянист и непьяница и животом прожиточен и государеву ямскую гоньбу ему гонять мочно» [71]. Формула добропорядочности ямщика была едина для всей России.
Кроме «подмоги» и бесплатного проезда в Сибирь, новым охотникам предоставили еще ряд льгот. Их на три года освободили от платежа всех старых долгов, взносов в царскую казну и местных налогов. Послаблениями пользовались также и работники ямщиков. Около 1605 г. верхотурский воевода Л. Никитин пытался привлечь наемных рабочих к выполнению некоторых повинностей, в частности, велел собирать с них деньги на содержание бань. Ямщики пожаловались в Москву. Они писали, что наймитов держат для выполнения сельскохозяйственных работ. Прислуга занимается хлебопашеством, сенокошением и, если ее оторвать для отбывания городских повинностей, этими делами придется заняться самим ямщикам, «отчего будет скорой гоньбе задержание». Москва согласилась с доводами охотников, и воеводе приказали «наймитов ни в какие изделия не собирать» [72]. В 1615 г. верхотурские ямщики добились еще одной льготы: их освободили от платежа «сенных денег»[21] в тех случаях, если, оправляясь из Верхотурья со служилыми людьми или с почтой, на обратном пути они шли но вольному найму с товарами торговых людей. «Сенные деньги» тогда только взимались, когда и из Верхотурья ямщики ездили «своей волею нарочно», т. е. по найму [73]. В 1648 г. верхотурские и тобольские ямщики добились освобождения от сбора «выдельного хлеба»[22] со своих пашен. В следующем году правительство спохватилось и предписало местным воеводам выяснить, у кого из ямщиков пашни выше установленной нормы, и брать «выдельный хлеб» со сверхокладной земли [74]. И все же, несмотря на такое ограничение, ямщики не остались в накладе: как тогда говорили, земелька в Сибири сама родит, а добрая земля — полная мошна.
В Сибири начала XVII в. не существовало никакой промышленности. Поэтому многие изделия, особенно металлические, приходилось доставлять из западных областей России. И стоили они очень дорого. Из Соликамска ямщики привозили всевозможные хозяйственные товары и выменивали их на меха у туземного населения. Хотя по существующему положению десятая самая лучшая шкурка бесплатно сдавалась в царскую казну, торговля мехами приносила гонщикам большие деньги. За эту статью дохода они постоянно боролись с приезжими купцами. В 1604 г. бил челом верхотурский ямской охотник Глазунов: торгует-де на Верхотурье торговый пришлый человек Аучанин всякими товарами с вогуличами; у кого сведает про какой хороший мех, перекупает, а младшим людям, в том числе и ямщикам, никакого меха купить не дает, только самые плохие шкурки достаются местным торговцам. Борис Годунов написал воеводе: не велеть Лучанину перекупать меха, чтобы «верхотурским всяким людям в том нужды и тесноты не было» [75]. В течение всего XVII в. известны указы, дававшие ямщикам преимущественное право торговли с коренным населением Сибири.
Все больше и больше русских поселений строилось в Зауралье, но их жители не принимали никакого участия в устройстве скорой гоньбы. Даже расчищать дороги и ремонтировать на них мосты продолжали сами охотники. В 1615 г. последовал указ, который исходя из жалобы ямских охотников предписывал впредь «частить и бродить» дорогу пашенным и торговым людям «наровне с ямщиками» [76]. Однако еще до 30-х годов XVII в. встречаются жалобы ямщиков на неурядицы при распределении работ по благоустройству трактов.
При создании Верхотурского яма гонщики получали по 20 рублей на пай[23] и по 12 четвертей[24] ржи и овса. Туринским и тюменским охотникам, у которых разгоны были меньше, меньше и платили — 15 рублей на пай при том же количестве зерна. Сибирские ямщики получали денежное жалование ненамного меньше своих собратьев, ездивших из Москвы в Новгород и Псков, причем гонять им приходилось раз в 10 реже[25]. Простым ямщикам на всех станах нарезали по 15–20 четвертей[26] пахотной земли, старосты получали вдвое больше. Размеры покосов и других угодий вообще определялись «на глаз». Устроители сибирских ямов раздавали пашни щедрою рукой. Когда в 1649 г. правительство издало указ о взимании «выдельного хлеба» со сверхокладной пашни, все угодья перемерили и оказалось (хотя ревизию производили тоже весьма приблизительно), что почти у всех ямщиков пашни втрое больше нормы, а на Самаровском стане даже в пять раз. Правда, здесь земля родила хлеб хуже, чем в районе Верхотурья или Туринска.
