Травы и былинки вяли и сохли, зеленый ковер с разбросанными повсюду пестрыми пятнами осыпающихся цветов понемногу приобрел уныло-желтый или бурый оттенок из-за немилосердной жары. Над иссохшим краем утро рождалось без росы, на голой, обнаженной ветром почве начали появляться большие трещины и расселины, становившиеся все более глубокими и зияющими. Последние из мелких озер и прудов пересохли и вся их пышная флора полностью погибла. Край стонал под игом палящего солнца, которое иссушило все вокруг и превратило последние капли воды в пар, поднимавшийся в горьком воздухе и исчезавший в безоблачной вышине. Ни вечерняя тень, ни прохлада ночи не возвращали свежести чахнущей растительности. Потому листья со стеблями тихонько ложились на раскаленную землю, выглядевшую как обширная пустыня, плоская и однообразная, лишь кое-где над ней высились жесткие пучки ковыля или перловника.
Но эти иссохшие травы смотрелись до смешного низкими по сравнению со старым вулканом, который внезапно вырастал посреди плоской равнины подобно невысокому холму с пологими склонами.
Когда-то, невероятно давно, в этих местах под толстою земною корою бурлила раскаленная лава, которая под страшным давлением нагревалась до высочайшей температуры и кипела, металась и клокотала в вихревой пляске сжатых газов. Когда же ее вздувшиеся текущие волны достигли вершины своего буйства, здесь внезапно разверзлось жерло вулкана. Как из перегретого подземного котла к небу вознесся гигантский столб из горячих газов и пара, выбив кусок земной коры словно огромную каменную пробку. Потом под жуткие раскаты подземного рокота в воздухе засвистели лавовые бомбы; масса камней и пепла засыпала всю округу возле извергающегося вулкана и, наконец, эту симфонию ужаса и гибели завершил мощный поток бурлящей лавы, ринувшийся вниз по склонам. Не зная преград, он уничтожил и сжег, раздавил и пожрал все на своем пути, покуда сам не превратился в камень. За долгие эпохи вулкан снова пробуждался к жизни через разные промежутки времени. Но эти извержения, несущие ужас и смерть, становились все слабее и слабее, пока не прекратились совсем.
Вот по этому печальному краю, над которым высился лишь остов старого, угасшего вулкана, шла не спеша в вечерней тишине грузная и странно выглядящая скариттия, представительница давно вымерших южноамериканских копытных.
Тупо и равнодушно прошагала она мимо пучков увядшей травы и пожелтевшей листвы низких кустарников. Зверь не страдал от голода, но зато сильно мучился от жажды. Скариттия уже долго блуждала по травянистой пустыне, но нигде не нашла даже самой маленькой лужицы воды.
Чем дальше, тем больше ее снедала жажда. Скариттии казалось, что ее глотка иссушена бесконечным пламенем, живым огнем, тлеющим в утробе зверя и проникающим во все части огромного тела.
Она безучастно прошла мимо пары леонтиний, своих близких родственников, примечательных растущим на носу коротким, но сильным рогом. Не обращая внимания, миновала и нескольких небольших броненосцев, чьи тела на длинных лапках были покрыты крепким панцирем из сросшихся толстых и неподвижных пластинок шестиугольной формы. Ее неразвитый мозг ничем не интересовался и ничего не воспринимал, он лишь постоянно бил тревогу из-за усиливающегося чувства жажды.
Постепенно скариттия приблизилась к угасшему вулкану, хотела сперва обогнуть его, но неожиданно изменила планы. Она увидела, что недалеко по пологому склону поднимается один из ее сородичей.
И тогда скариттия решила следовать за ним.
Она направилась к полуразрушенному вулкану и вскоре уже стояла у его подножия. Без промедления начала подъем по низкому склону с изредка растущими там приземистыми кустами колючих мимоз.
Животное заспешило, как бы чувствуя, что на вершине вулкана найдет то, что так долго и безуспешно разыскивало.
Быстрый шаг скариттии помешал пиру небольшого ленивца гапалопса, упершегося в ствол кривого изуродованного деревца и угощавшегося его вялыми листьями. Он в беспокойстве несколько раз стукнул о землю длинным хвостом, а острые когти на передних лапах крепко вонзились в кору. Увидев, что скариттия не посягает на его дерево, наземный ленивец снова мирно принялся срывать узкой пастью листья и молодые веточки.
Когда грузное травоядное достигло вершины вулкана, то увидело перед собою широкое круглое озерцо, заполнявшее бывший кратер.
У скариттии перехватило горло при виде такого количества воды.
Тяжелыми шагами она заспешила к берегу, где стоял и тот сородич, за которым она шла. Но прежде чем скариттия добралась туда, она увидела, как тело ее собрата, склонившегося над озерцом, внезапно с плеском и брызгами рухнуло в воду.
Животное замерло в испуге, недоумевающе глядя на водную гладь, по которой в месте случившейся трагедии разбегались круги, все расширяясь и расширяясь, пока наконец не исчезали где-то во впадинах темных лавовых берегов. Спустя немного времени поверхность озерца стала снова такой же спокойной и неподвижной, как и прежде.
Когда скариттия оправилась от первого испуга, то снова пошла к воде. Сперва она внимательно поглядела во все стороны и зашагала снова лишь тогда, когда нигде не увидела и не почуяла опасности.
Скариттия шла тихо и осторожно. Оказавшись на берегу озерца, она вновь остановилась и долго глядела на воду, которая у нее на глазах стала могилой сородича.
И хотя жажда неудержимо тянула скариттию туда, тем не менее, стремление обезопасить себя призывало к осторожности. Старое, опытное животное никогда не забывало об этом.
Вода была такой чистой, что даже проглядывало дно. Кроме темного ила с несколькими острогранными лавовыми глыбами скариттия не увидела там больше ничего другого. А грязь и камни никак не могли ей повредить.
Поэтому скариттия ступила на самый край озера и склонила голову над ним, чтобы напиться, охладить пересохшую глотку студеной водой и погасить пламя внутреннего жара. Но едва животное коснулось пастью поверхности, как им овладело странное ощущение. Скариттии показалось, будто она теряет сознание. Она хотела резко отшатнуться, но было уже поздно! Голова ее странно закружилась и беспомощное одурманенное тело свалилось с берега. Взвихрился ил, озеро всколыхнулось и по нему вновь разбегались широкие круги.
Когда поверхность разгладилась и осела темная грязь, можно было увидеть, что могучее тело скариттии лежит без движения под водой у самого берега озерца. Ржавый цвет ее грубой шерсти резко выделялся на фоне темных глыб лавы, единственных свидетелей внезапной гибели страдавшего от жажды зверя.
Последние лучи заходящего солнца коснулись предательской глади озерца. Они сверкнули золотом, задрожали и сами исчезли в бесчисленных ямах и трещинах лавовых берегов.
* * *
Много миллионов лет минуло с того момента, как одурманенная скариттия упала в озерцо в кратере угасшего вулкана. Многое изменилось за столь долгое время. Исчезло и озерцо.
* * *
Вечерние сумерки тихо опустились на край.
В кратере бывшего вулкана, там, где прежде блестела гладь озерца, старательно трудились несколько мужчин. Они осторожно доставали из породы чьи-то большие кости, которые бережно относили в сторону.
Один из них вдруг прекратил работу, потянулся и крикнул:
— Заканчиваем на сегодня. Уже плохо видно, запросто можем повредить какие-нибудь кости. Думаю, пришла пора ужинать.
— Твоя правда, — согласились остальные. — Сумерки мешают работе и мы действительно проголодались.
И тут же начали складывать в кучу легкие кирки, цапки, долотца, крепкие резцы, молоточки и щеточки, прикрыли все это куском непромокаемой ткани и неторопливо пошли к поставленным неподалеку палаткам.
