Сам Суворов определил свое обучение так: «Экзерцицирование мое было не на караул и не на плечо, но прежде поворотливость, затем различное марширование, а потом уже приемы, скорый заряд и конец — удар в штыки».
Самая тщательная подготовка каждого боевого действия была отличительной чертой Суворова. От него была взята, например, иностранцами сноровка строить городки по образцу неприятельских укреплений и препятствий и на них учить войска преодолению этих укреплений и препятствий непосредственно перед приступом. Он первым разработал правила, когда открывать ворота взятых с боя крепостей, как окарауливать погреба в них от взрыва и т. д.
Он дал высшие образцы обмана врага ложными тревогами, изнурения его постоянной бдительностью. У него всегда кипела заготовка всякого рода средств, все он предвидел, ничего не упускал из виду, чтобы заранее сделать каждого чудо-богатыря «на себя надежным — основание храбрости». Он первым снабдил каждую свою дивизию конницей, пионерами и вспомогательными войсками всякого рода, дав ей полную самостоятельность для развертывания действий.
Но всего важнее подойти к главному ключу суворовских побед, к его отношению к бойцу-человеку.
Хорошая стратегия покоится на хорошей атаке, а эта последняя требует прежде всего хороших солдат и начальников, — таких, на которых можно возложить любую боевую задачу, которые не растеряются ни при какой неожиданности, везде найдутся, нигде не проявят немогузнайства, — иначе говоря, солдат и начальников с высокими, непоколебимыми душевными качествами.
Достижение этой задачи он основал на том простом начале, что если в войсках нравственная упругость не только не подорвана, а, наоборот, по возможности развита, то можно решиться на самые отчаянные предприятия, не рискуя потерпеть неудачи. В этом отношении он упредил Наполеона с его правилом: «На войне важнее не то, что делается, а то, как оно делается.»
Суворов и создал прежде всего великого русского чудо-богатыря, а во главе него поставил великого офицера и генерала. «Господа офицеры, какой восторг!» — заканчивал он свои поучения о приемах обучения, а про генералов говорил: «Вашего Императорского Величества победительные войска усердием и ревностью своих генералов весьма исправны к дневным и ночным баталиям и штурмам и готовы увенчать себя новыми лаврами».
Всякого человека убеждал он прежде всего в его силах, и высшим пределом обоснования своих успехов он ставил требование, чтобы «каждый был на себя надежен — основание храбрости».
Но для этого надо было начертать путеводную звезду, надо было указать, что каждого ожидает. И вот Суворов все поглощает понятиями «победа» и «слава» и обращает горячий призыв к народной гордости: «Чудо-богатыри, мы русские».
Войска наши в руках Суворова были тем более драгоценным оружием, что они умели быть грозными в боях, но милостивыми с побежденными, и чистота духа, чистота взаимных отношений была их отличительной чертой.
Безраздельно влияя на душу своих подчиненных, Суворов берег эту душу от ненужных тревог и испытаний. Нравственную подготовку он вел, внушая веру в непобедимость русского чудо-богатыря, который ему за это и отвечал неизменно: «С тобой все возьмем». До наивысшего же подъема духа доводил Суворов исполнителя лишь непосредственно перед самым действием, и войска вступали в бой без замедления: «Дабы медлениями не умалить стремления к приобретению славы.»
Уважение к чужой личности прививалось Суворовым и внутри самих войск, и по отношению к «обывателю». Указывалось: «поражать противника человеколюбием»; «обывателя не обижать». В век бессловесного унижения низшего Суворов допускал «возражения высшему, но с тем, чтобы оно делалось пристойно, наедине, а не в многолюдстве, иначе выйдет буйство; излишние рассуждения свойственны только школьникам и способностей вовсе не доказывают — способность видна лишь из действия».
Во всем — и в бою, и в мирной деятельности — у Суворова было «равнение по передним». Он приветствовал все идущее вперед, работающее, осуждал застой, карал отсталость.
«Шаг вперед, 2–3, 10 позволяю; один назад — смерть», — говорил он всегда, определяя этим попутно размеры и смысл поступательного движения военного дела.
Сам он не застывал в мертвом шаблоне. При бесконечной гибкости приемов в отдельных боях, мы видим у него видоизменения, соответствующие обстановке данного времени. Указания совершенствуются, приемы крепнут и пополняются новыми. «Победивши, обновляй по обстоятельствам».
В одном лишь неизменен Суворов — в его требовании к солдату как к человеку: «Солдату надлежит быть здорову, храбру, твердо решиму, справедливу, благочестиву. Молись Богу! От него победа! Чудо-богатыри, Бог нас водит. Он нам генерал!.. Ученье свет, неученье тьма. За ученого трех неученых дают. Нам мало трех, давай нам шесть, давай нам десять на одного — всех побьем, повалим, в плен возьмем.»
И чудо-богатырь был действительно учен. Но он был и воспитан, он знал все, что было нужно, он любил свое ружье-«жену», верил в свой клинковый (а не граненый) штык, умел его вытаскивать из врага, не оставляя его в нем (а ныне именно из-за трудности вынимать у нас и не применяется снова штык-кинжал), верил в другие рода войск, верил в то, что его ведут только к победам, а не к бедам, верил в Бога и величие русского народа и желал им — и, конечно, себе в том числе — «Славы, Славы, Славы».
Необходимо еще оговорить, что Суворов знал почти всех своих сподвижников в лицо, что он свято чтил войсковые предания и славу, что никто бережнее его не относился к неприкосновенности и нерушимости на войне тактического устройства войск мирного времени и что заботливость его о довольствии и здоровье войск была прямо трогательная, причем он сам жил с войсками одной жизнью.
Обаяние Суворова на войска было удивительное. «Довольно возить изображение этого странного чудака по войскам, чтобы они сделали самые необыкновенные подвиги», — говорил Дерфельден Фуксу на поле сражения под Треббией.
Наряду со всем изложенным, нельзя, конечно, не сказать и о чудачествах Суворова. Но ведь этот крупный самородок, эта «соль земли русской», эта знаменательная личность, чьи меткие высказывания и теперь способны взбодрить русскую душу — был все же человек, и у него могли быть свои недостатки, свои особые свойства, с ним родившиеся, с ним и ушедшие в могилу. Но вместе с тем они необычайно сближали его с его людьми и делали «своим», «Божьим» человеком. Нельзя также обойти молчанием славолюбие Суворова, его высокое о себе мнение, явное осознание превосходства над другими. Но они основывались на действительных его заслугах, а все, что было в нем лишнего — если только было, — искуплено прощальными с миром словами: «Долго я гонялся за славою: все суета. Истинный покой у престола Всевышнего».
Когда гроб с телом Суворова поднесли к вратам Александро-Невской лавры, возникли опасения, что он не пройдет. «Везде проходил, и здесь пройдет», — раздался из толпы голос чудо-богатыря, боевого соратника почившего. Действительно, Суворов «везде проходил», руководимый горячей любовью к Богу, твердой преданностью Отечеству и непреклонной верой в своих чудо-богатырей.
«Славный подвигами на защиту Русской земли, великий учитель и воспитатель армии, генералиссимус, князь Италийский, граф Суворов-Рымникский, неизменно являл собою пример самоотверженного служения Престолу и Родине.
Грозный к врагу, милостивый к побежденному, поборник правды, радетельный о младшем и преданный военной науке, он представляет высокий образец человека и воина, сильного верою в Бога, преданностью царю и любовью к Родине», — так говорится в высочайшем приказе от 6 мая 1900 г., приуроченном к столетию со дня кончины Суворова.
Суворов — воистину великий полководец. Разбитый им Моро ставит его нисколько не ниже Наполеона и оценивает его поход на Треббию как «верх военного искусства». Масена готов отдать все свои 48 походов за 17 дней Швейцарского похода Суворова. Сам Наполеон, не любивший соперников и не изучавший как следует деяний Суворова, признает все же за ним «душу великого полководца».
Немецкий писатель Гюнтер говорит, что военное искусство Суворова было той же тайной ведения войны, которой владел Наполеон и которой немцы обязаны своими беспримерными успехами в 1870–1871 гг. Австриец Биндер Кригльштейн в сочинении «Дух и материя на войне», описывая действия Суворова в войне 1799 г., восхищается как личностью нашего полководца, так и его высокими качествами русского солдата. О Суворове он говорит: «Мы вполне понимаем то фанатическое почитание, каким до сих пор пользуется память Суворова в рядах русской армии, и мы смело и с полным убеждением признаем в этом величественном отпрыске славянского племени величайшего полководца, наряду с Фридрихом и Наполеоном».
