Я вырос в богатой деревне на берегу знаменитой реки (где на плоту в шатре вели переговоры Наполеон и Александр Первый) в Западной Белоруссии, где многие сельчане знали неплохо немецкий язык ещё с Первой мировой и рассказывали много различных ярких историй, и где советская власть установилась фактически только после Второй мировой войны, а колхозы организовывали в конце 40-х годов - начале 50-х без особых репрессий, в мягкой форме — и не отбили репрессиями и налогами у крестьян желание работать от зари до зари и в колхозе и на своих больших участках. Как и все, примерно с 5 лет, я вместе с более старшими детьми пас на лугах и пролесках большое деревенское стадо, помогал на поле в прополке сорняков и делал многое другое по силам, с возрастом работы прибавлялось; даже летом во время каникул днем не много находилось свободного времени, чтобы прочитать какую-либо книгу из богатейшей дедовской библиотеки, где был и Сервантес, и Дюма, и Гюго и Стендаль, и Пушкин и Толстой и Достоевский. А служа в Советской армии в 70-х годах, с удивлением и непониманием наблюдал картину в деревнях Смоленской и Брянской областях. Общая деревенская картина была совсем другая, непривычная, — не у каждого одноэтажного многоквартирного совхозного дома можно было увидеть грядку с луком или огурцами, редкая курица перебегала дорогу, где не было больших частных стад коров и овец или солидно шагающих больших стад гусей и уток, где не лоснилось за изгородью у сарая несколько двухсоткилограммовых свиней и не было шикарных фруктовых садов у каждого дома, к которым я привык, в некоторых деревнях я не видел ни одной яблоньки или груши, ибо за них до войны в СССР требовали у крестьян и колхозников заплатить налоги, вот их и вырубили, чтобы они не несли ущерб семейному бюджету. Массовая беззаботность сидевших осенью с 18 часов на скамеечках сельчан меня поражала и возмущала. С таким менталитетом в деревне — СССР не мог не испытывать трудностей, проблем с производительностью труда в сельском хозяйстве и соответственно — с продовольствием, что и во многом погубило СССР, ибо за валюту руководство СССР закупало зерно, экономические проблемы Горбачев и начал решать неудачно, и дорешался на горе миллионам. Также, кстати, — мощное «эхо» коллективизации.
Дальше стоит конкретно зафиксировать — кто виноват в трагедии коллективизации.
Кто виноват?
В этой книге мы наблюдали, как эта трагедия начиналась, раскручивалась, накапливалась и чем закончилась. Сталин точно эту трагедию не замыслил, не планировал, не хотел организовать; Сталин планировал решить сугубо экономические и организационные задачи, проблемы. Но Сталин допустил стратегическую, даже идеологическую ошибку, и выбрал ошибочные жестокие способы решения поставленных трудных целей — и в результате всего этого произошла трагедия, которая с такими марксистскими исходными постулатами и большевикскими подходами достижения целей не могла не произойти.
Может, от Сталина скрывали неприглядную жестокую правду? Поздно «сигналили»? Поэтому поздно принял спасительные меры? Но убежденный сталинист К. Романенко в своей книге приводит пример — когда секретарь Харьковского губкома Терехов на пленуме ЦК попытался «раскрыть глаза» Сталину, представить ему трагическую обстановку в деревне, то Сталин с сарказмом заметил: «Говорят, вы хороший рассказчик, товарищ Терехов. Почему бы вам не оставить свою должность секретаря губкома и не пойти работать в Союз писателей? Вы будете сочинять свои сказки».
В отличие от К. Романенко я не думаю, что секретарь Харьковского губкома Терехов по какой-то загадочной причине врал в глаза Сталину, приукрашивал или перебарщивал. В этом случае мы наблюдаем злой, преступный, смертельный умысел Сталина.
С. Киров на партконференции в январе 1934 года для наивных объяснял: «Не было ни одного начинания, ни одного призыва, ни одной директивы в нашей политике, автором которой не был бы товарищ Сталин».
И Сталин к этой жестокости подталкивал многотысячную армию своих подчиненных. «В последний раз напоминаю вам, что любое повторение ошибок прошлого года заставит Центральный комитет принять ещё более решительные меры. И тогда, если можно так выразиться, даже старые партийные бороды не спасут этих товарищей», — подстегивал Сталин свою управленческую «вертикаль». И его подчиненные по своей идеологической позиции, по своей воле или из-за страха также становились соучастниками этого грандиозного преступления и виновниками этой громадной трагедии. Мы помним высказывание Косиора в письме Сталину в 1933 году: «Голодание не научило еще очень многих колхозников уму-разуму». И видно, что оба собеседника, начальник и подчиненный прекрасно друг друга понимают.
Роберт Конквест в своей книге цитирует коммуниста Виктора Кравченко, которому Мендель Хатаевич в 1933 году сказал: «Жатва 1933 года была испытанием нашей силы и их терпения. Понадобился голод, чтобы показать им, кто здесь хозяин. Это стоило миллионов жизней, но колхозная система теперь останется. Мы выиграли войну».
Да они победили русских, украинских, кавказских, казахских и крестьян других национальностей — они победили в этой Гражданской войне в СССР. Но в данных примерах мы видим сознательный умысел голодомора. Поэтому я совершенно согласен с тем, что 13 января 2010 года суд Киева признал виновным в Геноциде на Украине в 1932-1933 годах Косиора, Сталина, Молотова, Кагановича, Постышева, Чубаря и Хатаевича.
Другой вопрос, что это решение имеет другой мерзкий акцент — политический, враждебный, умысел использовать эту общую советскую трагедию — чтобы в интересах известных сил внести раздрай между украинским и российским народами, между странами, максимально отдалить их друг от друга и, реализовав знаменитую коварную ленинскую политтехнологию, которую мы несколько раз детально рассматривали в книге N6 этой серии: «вноси раздрай-разделяй-сталкивай — и сам властвуй».
По моему разумению справедливо, правильно было поступить так: следует поставить памятники Сталину за его индустриализацию в различных созданных им городах, таких, как Магнитогорск, на Ленина раза в три русской безвинной крови больше — и ничего, сотни памятников Ленину стоят, и мы мимо них проходим, хотя последнее время какие-то патриоты решили восстановить справедливость и некоторые памятники этому кровавому монстру пытались взорвать. Следует поставить много памятников в городках и деревнях на Волге и на Дону миллионам погибших наших хлеборобов. Ведь нет ни одного подобного памятника этой трагедии русских хлеборобов — а это кощунство над свои народом, над его трагедией; и почему-то даже церковь не проявит в этом вопросе инициативу. Украинцы своих погибших предков уважили — и слава им. И в России следует осудить тех же виновников этой ужасной трагедии, добавив к «украинскому» списку виновных Андреева, Шеболдаева, Эйхе и ещё десяток кровавых мерзавцев. Отдельная история со Второй мировой войной и с великой славной Победой, которая неразрывна со Сталиным, как и Сталинградская битва и победа, поэтому славному городу следует вернуть его прежнее имя и на воинских мемориалах следует уважить Сталина.
А пока у нас ничего нет — ни суда над Сталиным, ни памятников ему, ни почестей, только одни яростные распри между сторонниками и противниками Сталина, перманентная незаживающая рана в обществе, а так были бы довольны и одни и другие, и ситуация успокоилась бы.
В этой книге мы наблюдали, что в этой трагедии принимали участие высокопоставленные советские чиновники и среднего уровня многих национальностей: грузины, поляки, латыши, украинцы, много русских, много евреев и представители других национальностей. Рассматривая эту групповую, коллективную ответственность за эту огромную трагедию верхушки компартии, советской правящей элиты, стоит отметить, что, поскольку в ней большую долю и роль играли партийные и государственные чиновники еврейской национальности, то, соответственно, и доля их вклада в эту Трагедию, доля их вины за эту Трагедию такая же большая, весомая.
На это обратила внимание исследователь истории из Германии Элла Грайфер: «Особенно жестоко подавлялось сопротивление принудительной коллективизации на Украине. При решающем участии еврейских чекистов были погублены более 10 млн. человек». Э. Грайфер утверждает, что в 1934 г. в России «среди руководителей ЧК евреи составляли 39%. А русских в ЧК было всего 36%. На Украине же евреями были все 75% чекистов».
Всесоюзное ОГПУ в период коллективизации возглавлял ставленник Ф. Дзержинского поляк В.Р. Менжинский, а его заместителями были четыре еврея: Г. Ягода, С. Мессинг, В. Герсон, М. Луцкий, и один русский — А. Шанин.
Не только такая огромная доля евреев была в ОГПУ и в ГУЛАГе, но и среди областных украинских властей, например, Днепропетровскую область возглавлял ещё до карьерного роста — Хатаевич, Донецкую — Саркис (Саркас), Винницкую — Трилисский, Киевскую — Борис Каганович, Одесскую — Голуб, Харьковскую — Шелexec, Черниговскую — Маркитан.
