Спустя несколько дней после прорыва "Голубой линии", потеряв надежду поймать начсанарма, Марина поехала вперед с попутными машинами, рассчитывая догнать полк моряков. У нее не было никаких документов, кроме удостоверения личности, но не сидеть же без дела в станице Киевской, в то время как полк уходит все дальше и дальше на Запад?
Грузовик, на котором ехала Марина, остановился. Бойцы кого-то ждали. Марина вышла на дорогу, чтобы пересесть в другую машину. Ей посчастливилось. Вскоре показался "виллис".
- Трудная наша с вами встреча, хоть и в хорошее время, - сказал Назаренко, - дорого стоит наступление. Вот Арсеньева потеряли. Да и, кроме него, наверно, много потерь в полку.
Марина вздрогнула. Она представила себе, как незнакомый врач склоняется над телом Володи, потом разводит руками: "Всё!"
Машина миновала холм, изрытый снарядами, и въехала в хутор Кеслерово. На перекрестке стояла небольшая группа солдат и офицеров. Среди них выделялся долговязый усатый человек в синем кителе. Он что-то горячо доказывал окружающим.
- Да это ж Будаков! - воскликнул Рощин.
Генерал остановил машину. Солдаты расступились. Назаренко увидел двоих немцев и подполковника Будакова. Он был без фуражки, в волосах его запутались стебельки сена, один погон оторвался.
- Товарищ генерал! - доложил пехотный лейтенант. - Мы прочесывали хутор и обнаружили в сарае двух немцев и вот этого человека. Говорит, что он - командир гвардейского полка.
Бойцы, стоявшие вокруг, рассмеялись. Не удержался от улыбки и лейтенант. Будаков водил глазами из стороны в сторону. Задыхаясь, он начал что-то говорить, но лейтенант оборвал его:
- Подожди! Товарищ генерал, если он действительно советский офицер, на кой черт, извините, он полез бы в сено вместе с немцами?
- Объясните в чем дело? - спросил Назаренко. - Раньше всего: где полк?
Будаков махнул рукой:
- Там! Они поехали вперед, без меня...
- А вы? Где вы были?
- Мой КП окружили. Я сопротивлялся, стрелял... Все погибли.
- Но почему вы оказались в сарае вместе с немцами?
- Немцы? Да, немцы. Они хотели...
- Они хотели спрятаться? Не так ли? - спросил Назаренко.
- Да, они пришли после меня. Я их задержал.
- Врет он все! - перебил лейтенант. - Мои солдаты выволокли этих двоих. Потом я велел поворошить сено штыками для точности, тут и он вылез!
Назаренко велел Будакову сесть в машину. Марина брезгливо отодвинулась. Рощин хотел расспросить Будакова об обстоятельствах этого странного происшествия:
- Товарищ подполковник...
- Молчите! - перебил Назаренко. - Вы - не следователь, а Будаков, боюсь, больше не подполковник.
На противоположной стороне хутора стояли вдоль дороги полуторки и "зисы" с белыми якорями на кабинах.
- Сейчас узнаем все, - сказал Рощин, выпрыгивая из "виллиса".
Но это был не полк, а только несколько машин боепитания с пустыми ящиками. К "виллису" генерала подошел капитан Ропак. Он немало удивился, увидев в генеральской машине Будакова, да еще в таком странном виде.
- Товарищ генерал, - доложил Ропак, - дивизионы ушли вперед, к хутору Павловскому, вместе с наступающими частями пехоты. Я остался, чтобы разыскать артсклад и получить снаряды.
- Давно ушел полк?
- Час назад, товарищ генерал. Сразу после того, как капитан Земсков вызвал залп на себя.
- Земсков! - воскликнула Марина. Андрей представился ей таким, каким она видела его во время долгих ночных разговоров в госпитале. Слезы покатились сами собой. - А я думала, что уже не смогу ни о ком плакать после смерти отца... Андрей умер! Даже поверить трудно...
- В это всегда трудно поверить, - сказал Рощин, - что поделаешь?
Он увидел, что рука Марины, вцепившаяся в борт машины, побелела, и неуверенно добавил:
- А может, Земсков жив?..
Марина покачала головой:
- Оставьте, Рощин. Я отлично представляю себе, что такое залп РС.
- Что известно о Земскове? - спросил у Ропака генерал.
- Мне известно только то, что Земскова оклеветали и взяли под стражу, а он совершил такое, такое... Если вы проедете еще километра полтора, товарищ генерал, увидите десятка два танков, уничтоженных тем залпом. Я еще прошлым летом убедился, что Андрей Алексеевич необычайной твердости человек.
Генерал посмотрел на Будакова, хотел что-то сказать, но сдержался. Будаков сидел, забившись в угол машины, вялый, постаревший, с расслабленными чертами лица. Казалось, он даже не слышит того, что говорят.
- Я спрашиваю, где Земсков? - генерал гневно смотрел на Ропака, как будто тот был в чем-то виноват. - Докладывайте все: жив он, мертв, ранен?
- Не знаю. После залпа танки повернули. Николаев положил им вдогонку еще один залп. К этому времени появились передовые части наших мотомехвойск. Дивизионы ушли вместе с ними на Павловский, а я остался, чтобы разыскать артсклад.
- Хорошо, - сказал генерал, вырывая листок из полевой книжки. Рощин! Достань из сумки конверт и надпиши: "Секретно. Станица Холмская. Уполномоченному контрразведки "Смерш" по опергруппе гвардейских минометных частей".
Когда пакет был заклеен, генерал протянул его Ропаку:
- Под вашу ответственность, товарищ капитан. Вот этого, - кивком головы он указал на Будакова, - доставить в Холмскую под охраной двоих бойцов. Вернусь - разберемся.
- Есть, товарищ генерал, - ответил Ропак, - только ему придется немного повременить. Через полчаса пойдет полуторка в тыл.
- Ему не к спеху. Выполняйте.
Будаков, сгорбившись, вышел из машины и тут же опустился на пустой ящик от снарядов.
- Сойдите с ящика, - глухо сказал Ропак, - в них возят снаряды, а еще иногда хоронят. Тех, кто заслужил.
Будаков покорно отошел в сторону. Генерал пожал руку Ропаку:
- Поехали! - Он хотел застать полк еще в Павловском. Когда шофер нажал на стартер, до Марины донесся сквозь шум мотора тяжелый вздох. Она обернулась. На краю кювета, в пыли, сидел, горестно покачиваясь, подполковник Будаков. Его единственный уцелевший погон трепыхался на ветру. Будаков оперся локтями в согнутые острые колени и обхватил лицо длинными узловатыми пальцами. Чуть поодаль стоял матрос с карабином у ноги.
...Плохо одинокому, горько тому, кто вывел сам себя из строя друзей. Нет ему ни сожаления, ни улыбки, ни грубоватого ласкового слова, ни сладкой затяжки махорочной самокруткой, которую передает один солдат другому в тихий миг между разрывами снарядов. Плохо одинокому, забывшему о верности и забытому всеми верными. Пусто, уныло ему, и торчит он на пыльной дороге, раскачиваясь из стороны в сторону, как сухая полынь.
6. ДВЕ ЗЕЛЕНЫЕ РАКЕТЫ
Плотная тишина окружала Земскова. Он видел небо и облака, но не слышал ни одного звука. Земсков приподнялся, потом выпрямился во весь рост и вылез наружу. Рядом с окопом два танка скрестили свои стволы. Эти танки были мертвы так же, как и множество других. "Но те, что ушли назад, к Павловскому, еще вернутся. Их надо преследовать. Надо двигать вперед дивизионы и стрелять, стрелять, пока не останется ни одного немецкого танка!" Земсков позвал Журавлева. Он услышал собственный голос глухо, как сквозь подушку. Журавлев был рядом. А вот Иргаша не оказалось. И Земсков вспомнил, что еще до того, как он подал свою последнюю команду, один танк свернул с дороги на целину и пошел прямо на окоп разведчиков. Вероятно, из этого танка что-то заметили. Иргаш вставил запалы в три противотанковые гранаты и пополз навстречу танку. Земсков слышал разрыв, но в тот момент он не думал ни об Иргаше, ни о себе, ни о чем, кроме залпа. И залп был дан. Это главное! Но теперь надо действовать дальше.
- Рация в порядке? - спросил Земсков.
- Разбита! - Это было первое слово, которое он услышал. Звуки постепенно проникали сквозь тишину, проступая, как очертания предметов в тающем тумане. Теперь уже слышен был гул моторов. Земсков и Журавлев пошли навстречу этому гулу.
По дороге от Кеслерово шли грузовики с пехотой. Следом за ними двигались машины гвардейцев-моряков. На головной машине развевался Флаг миноносца.
Земсков не мог произнести ни слова. Его обнимали, целовали, жали ему руки, а он стоял, не улыбаясь, и ждал, когда они кончат выражать свою радость. Рядом с Земсковым стоял Журавлев.
- Ничего не понимаю! Это вы или не вы? - спросил Бодров.
- Нас свои снаряды не берут, - серьезно ответил матрос.
Никто не мог понять, как разведчики остались живы. Это была одна из тех поразительных военных случайностей, которые встречаются на каждом шагу и всякий раз вызывают удивление.
Не меньше десятка воронок окружало узкий глубокий окоп. Его рассматривали со всех сторон, кое-кто даже залезал в него. Окоп, полузасыпанный комьями земли, выброшенной близкими разрывами, казался таким ненадежным укрытием, что всякому было ясно: Земсков и его бойцы никак не могли рассчитывать на спасение. В нескольких шагах, рядом с остовом обгорелого танка, моряки нашли бляху с якорем и раздробленный приклад автомата. Это было все, что осталось от молчаливого, узкоглазого казаха, который подорвал себя вместе с танком за несколько мгновений до того, как Земсков подал команду "Залп!"
