Главным было то, что «еврейская проблема оставалась для Лютера оборотной стороной проблемы Иисуса», – как это недавно напомнил один из его немецких комментаторов. Сомнительное противопоставление, которое для умов, не обученных тонким диалектическим различиям и привыкших разделять моральные проблемы по принципу «черное и белое», неизбежно оказывается в одном ряду с оппозициями «добра и зла», «Бога и дьявола», последствия чего мы уже подробно разбирали. Как это уже сказал Эразм: «Если быть добрым христианином означает ненавидеть евреев, то тогда все мы добрые христиане». Возможно, настоящий христианин, который любит Господа так сильно, как это умел делать Мартин Лютер, неизбежно приходит к тому, что ненавидит евреев всей душой и сражается с ними изо всех сил?
К этому нужно еще добавить характеристику той эпохи, с ее нравами и обычаями, фактической ролью евреев и общепринятыми идеями на их счет. Мы видели, как обстояли дела в этом плане до Лютера, посмотрим теперь, как менялась эта ситуация после него.
О немецких евреях XVI века рассказывать весьма нелегко. Загнанные и несчастные, они вели незаметную жизнь в ту самую эпоху, когда их испанские и португальские единоверцы, временно надевшие на себя христианские маски, мощно утвердились на финансовых рынках Нидерландов и Италии и стали пионерами трансатлантической и левантийской торговли. (Похоже, что распад гетто всегда совпадает с фазой финансового преобладания евреев: мы к этому вопросу еще вернемся).
Непреодолимая преграда отделяла в эту эпоху немецких евреев от этих процветающих марранов, к тому же они искренне и откровенно не считали этих последних евреями. «Это страна, где нет евреев», – лаконично замечает знаменитый Йосель из Росгейма во время своего пребывания в Антверпене в 1531 году, в то время как с начала XVI века там утвердилась богатая колония марранов.
Характерно, что этот Йосель из Росгейма, о котором мы уже говорили, является единственным сколько-нибудь известным немецким евреем, чье имя дошло до нас. При этом он не был ни ученым раввином, ни ловким финансистом. Это был неутомимый ходатай, посредник (на иврите штадлан), отстаивавший жалкие права своих единоверцев и придумавший новую тактику взаимоотношений с властями. Он начал свою карьеру довольно рано: едва достигнув возраста двадцати пяти лет, он уже стал выразителем интересов еврейских общин Эльзаса, а начиная с 1520 года, мы застаем его выступающим перед властями от имени всей совокупности еврейских общин Германии. Вскоре после этого Карл V дарует ему титул «начальника и регента всех еврейских общин Империи». Он виртуозно владел двумя основными аргументами, к которым с тех пор всегда прибегали его последователи: защитительные речи морального и богословского характера и умело раздаваемые дары. Этот последний прием позволил ему избежать худшего во время крестьянских войн, когда во многих случаях как восставшие, так и регулярные войска собирались избивать евреев. Что касается первого приема, то особенно большую роль он сыграл во время сейма в Аугсбурге, в ходе диспута с ренегатом Антоном Маргаритой, когда ему удалось добиться отмены проекта изгнания евреев Венгрии и Богемии. Он собрал ассамблею раввинов, на которой был утвержден регламент из десяти пунктов о принципах еврейской коммерческой морали. Его аргументация отличалась здравым смыслом и убедительностью: «Я заставлю всех соблюдать этот регламент по существу, если власти сделают то, что необходимо, чтобы мы могли спокойно жить, положат конец изгнаниям, дадут нам возможность переезжать с места на место и прекратят практику обвинений в убийствах и пролитии крови. Ибо мы тоже человеческие существа, созданные всемогущим Богом, чтобы жить на земле рядом с вами».
Йосель из Росгейма продолжал свою деятельность на протяжении почти пятидесяти лет, выступая в качестве посредника как перед протестантами, так и перед католиками. Карл V вплоть до самой своей смерти оказывал ему свое покровительство, но как мы уже видели, с Лютером его ждал полный провал. Этот замечательный человек был своего рода первооткрывателем, и его способы обращения с властями будут широко использоваться в последующие столетия. К тому же, если присмотреться более внимательно, то можно заметить кое что в этом роде и в наши дни.
С другой стороны, вплоть до конца XVIII века еврейские общины как бы застыли в своем традиционном образе жизни, тогда как окружающий мир претерпевал все более глубокие изменения. Мы уже описывали этот образ жизни, эти специфические нравы в одной из предыдущих глав. Поэтому мы не будем возвращаться здесь к этой теме. Необходимо только подчеркнуть своеобразный дух анахронизма, царивший в этих общинах, этих полузакрытых объединениях, которым удавалось среди всеобщих перемен сохранять в неприкосновенности нравы и обычаи средневековой цивилизации гораздо лучше, чем церковным учреждениям и цеховым корпорациям, боровшимся за сохранение своих устаревших привилегий. Древние порядки оказались столь устойчивыми также и потому, что в новых условиях возник некий минимум стабильности: изгнания, резкие перемены становились все более редкими; их было достаточно как раз для того, чтобы время от времени напоминать евреям об их специфическом положении заложников христианского мира.
Однако время медленно делало свое дело. Постепенно огромный запас предприимчивости и стойкости, накопленный евреями на протяжении предыдущих столетий, начинает приносить свои плоды для некоторых из них. Новые возможности объясняются различными факторами. Сюда относятся и исчезновение знатных династий крупных коммерсантов, особенно в результате упадка, вызванного Тридцатилетней войной, и новая социальная дифференциация, последствием которой стало и социальное расслоение внутри еврейских общин, и, разумеется, новая ментальность эпохи абсолютизма, когда государь, стоящий во главе страны, отныне более не зависит от традиционных структур и элиты, а, напротив, вступает с ними в открытую борьбу. Алчущие власти и денег, бесчисленные немецкие князья быстро убеждаются, что евреи являются их идеальными помощниками: они услужливы и покорны, у них есть разнообразные международные контакты, они совершенно свободны от всяких связей с христианским обществом и не обременены многочисленными предрассудками. В результате на исторической сцене появляется новый персонаж, который оставляет весьма заметный след во всей германской истории этой эпохи, а именно придворный еврей (Hofjude).
При каждом королевском или княжеском дворе был свой придворный еврей – новый Мидас, имеющий репутацию превращать в золото все, к чему он прикасается, в эпоху, когда золото становится полновластным владыкой, поскольку оно обеспечивает безусловное и неограниченное могущество… Можно привести некоторые весьма значимые контрасты. В 1670 году император Леопольд безжалостно изгнал венских евреев. Цеховые корпорации давно добивались этого изгнания. Делу помог выкидыш у императрицы, в котором непременно нужно было найти виновных. Он и стал предлогом для высылки. Всего через три года этому типичному эпизоду прошлых времен оказалось возможным противопоставить признак нового времени – в 1673 году тот же самый император приглашает еврея из Гейдельберга Самуэля Оппенгеймера и назначает его поставщиком армии. В течение тридцати лет он будет чрезвычайно успешно выполнять эти обязанности, особенно во время осады турками Вены в 1683 году, а также в ходе бесконечных войн с Францией. Макс Баденский писал, что без него австрийская армия не смогла бы существовать, а принц Евгений отказывался обходиться без его услуг. Чтобы оценить весь размах его деятельности, достаточно процитировать отрывок из письма, которое Оппенгеймер уже на склоне своих лет написал одному видному придворному:
«В течение всего времени, что я прожил в Вене, я почти каждый год обеспечивал всем необходимым две армии, воевавшие с французами и тюрками, включая продукты питания, муку, овес, лошадей и деньги для рекрутов, а также боеприпасы, порох, свинец, оружие, артиллерию, фургоны для припасов, лошадей и быков, и при этом никогда не было никаких потерь…»
За бряцанием оружия и тонкими дипломатическими интригами повсюду в эту эпоху можно обнаружить придворного еврея. Так, придворный еврей Лефман Беренс добывает и доставляет в винных бочках субсидию, которую Людовик XIV предоставляет герцогу Ганноверскому; придворный еврей Беренд Леманн обеспечивает избрание своего государя, Августа Саксонского, королем Польши с помощью умело организованного подкупа. Самый знаменитый среди них придворный еврей Зюсс Оппенгеймер, известный как «еврей Зюсс», будучи фаворитом герцога Карла-Александра, осуществляет реорганизацию административной и финансовой системы герцогства Вюртембергского и становится самым могущественным человеком страны прежде чем закончить свои дни на виселице…
