Возлюбленного Кончи не стало. Николай — ее надежда, ее единственная любовь — закончил свое земное существование.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ: ЭПОПЕЯ МОЛОДЫХ ОФИЦЕРОВ
С отъездом Резанова из Охотска осенью 1806 года, лейтенант Хвостов и мичман Давыдов сделались участниками невероятных, почти трагикомических событий, которые, однако, могли привести их к весьма плачевным результатам.
Все началось с того, что пока Давыдов на тендере «Авось» дожидался Хвостова в бухте Анива на Сахалине, Хвостов, не успев повидать Резанова перед его отъездом, остался с весьма противоречивыми распоряжениями, данными ему камергером. Он не знал, следовать ли ему первоначальной инструкции, согласно которой оба корабля должны были огнем и мечом пройти по японским рыбачьим селениям на Сахалине, или возвращаться обратно к Баранову, на основании приписки Резанова, сделанной в Охотске.
Хвостов склонялся к первому, хотя бы потому, что он знал: Резанов уже сообщил в Петербург об этом своем решении и менять его без санкции Петербурга он не мог. Сердце Хвостова не лежало к этой экспедиции. Если нужно было атаковать Сахалин, значит, требовалось формальное объявление войны. А так простой рейд, налет на селения и их уничтожение, ему казались ничем иным как пиратскими действиями.
С большой неохотой Хвостов вышел на «Юноне» в плавание к Сахалину. Вышел он поздно, ремонт судна занял больше времени, чем он предполагал, да и, откровенно говоря, он не очень торопился. Но приказ есть приказ, и он решился идти в Аниву на свидание с Давыдовым. Ждала его там только тихая гладь залива — ни тендера «Авось», ни одной рыбачьей лодки. Рыболовный сезон был закончен, лодки вытащены на берег, а некоторые японцы отправились домой, в Японию. Как видно, Давыдов, простояв в бухте несколько недель и не дождавшись Хвостова, ушел на зимнюю стоянку в Петропавловск на Камчатке.
Хвостов принял решение следовать первоначальной инструкции, с Давыдовым или без оного. Он перечитал письмо Резанова, который писал ему и Давыдову еще 25 августа 1805 года: «Милостивые Государи мои, Николай Александровичь и Гаврило Ивановичь — первый шаг ваш в Америку доставил мне удовольствие узнать вас лично с стороны решительной предприимчивости; возвращение ваше в Европу показало опыт искуства вашего, а вторичное путешествие в край сей удостоверило, сколь глубоко лежат в сердцах ваших благородный чувствования истинной любви к Отечеству»…
Хвостов перевернул страницу и остановился на той части письма, где Резанов непосредственно касался планов экспедиции на Сахалин, «пользуясь толь щастливою встречею нескольких умов к единой цели стремящихся решился я на будущий год произвести экспедицию, которая может быть проложит путь новой торговле, даст необходимыя силы краю сему и отвратит его недостатки».
Предписание было подробное и тщательно описывало военные действия, что надлежало принять Хвостову и Давыдову. В бухте Анива Хвостов высадил десант, разгромивший небольшую японскую рыбачью деревушку. Хвостов отобрал у японцев 1200 пудов крупы, забрал посуду, одежду и прочее барахло, а от селения остался только пепел. Жителей он не трогал, но забрал с собой в плен четырех японцев. На этом его экспедиция осенью 1806 года закончилась, и Хвостов отправился на «Юноне» в Петропавловск, пытаясь найти Давыдова.
Шел уже ноябрь, когда «Юнона», изрядно потрепанная свирепыми осенними штормами, вошла в Петропавловскую гавань. К радости Хвостова, он нашел там мирно стоящий на якоре тендер «Авось». Давыдов радостно приветствовал своего приятеля — они не виделись несколько месяцев. К еще большей радости Хвостова, он узнал, что в городе находится доктор Лангсдорф с капитаном де Вульфом. Те только что вернулись из поездки на один из камчатских горячих источников. Встреча старых друзей была достойным образом отмечена с соответствующим результатом на следующий день — свирепой головной болью с похмелья.
Оказалось, что де Вульф на своем «Ростиславе» пришел в Петропавловск 13 сентября, после почти трех месяцев плавания из Новоархангельска. Пассажиром на его корабле был Лангсдорф, окончательно порвавший с Резановым. Естественно, что встретившись в Петропавловске, вспомнили Резанова, которого оба офицера очень уважали, хотя и не могли понять, как он мог оставить им такие противоречивые инструкции. Интересно было то, что как только разговор переходил на Резанова, Лангсдорф сразу замыкался и не произносил ни слова. Человек с мелкой душой, он до сих пор не мог простить Резанову всех тех ограничений, что тот ввел во время путешествия в Калифорнию. Каждый раз при воспоминании о Резанове кровь бросалась ему в голову и он вдруг осознавал всем своим существом, что смертельно ненавидит камергера и желает ему всяких неприятностей и пакостей. Узнав от Хвостова, что Резанов отправился в опасное путешествие по Сибири, несмотря на приближение суровой зимы, он только подумал: «Хоть бы ты утонул в реке или замерз в снегу!»
Прошла суровая камчатская зима и наступила теплая весна. От Резанова никаких новых инструкций! С наступлением весны оба корабля приготовились к походу — продолжать начатое Хвостовым прошлой осенью дело, и 2 мая 1807 года «Юнона» и «Авось» покинули Авачинскую бухту и направились к Сахалину.
Прежде всего подошли к острову Итурупу, где нашли четырех японцев. Японцы были взяты в плен и перевезены на суда, а селение сожжено. Закончив свое дело, Хвостов с Давыдовым направили свои корабли в обход острова. Через несколько дней они вошли в другой залив острова, на берегу которого находилось довольно большое селение. Здесь нужно было принимать военные меры для его захвата, и Хвостов отправил десант на трех шлюпках. Однако атакующим пришлось встретиться с вооруженным сопротивлением. Мало того, японцы скрыли имевшиеся у них пушки за домами селения и открыли огонь из них по тендеру «Авось», попав в него несколько раз, но не причинив ему большого вреда. В результате русским пришлось на этот раз отступить. Ночь прошла спокойно, в приготовлениях к новой атаке.
Утром следующего дня с обоих кораблей заметили, что японцы начали выбираться из своих домов и бежать к лесу, очевидно, решив, что сопротивление будет бесполезным. Мало того, японцы сами поджигали свои дома, и вскоре все селение пылало. Хвостов немедленно же отправил на берег новый десант на пяти шлюпках и при трех пушках. Селение было занято без сопротивления, но матросы вернулись на корабль практически без трофеев: почти все было уничтожено в огне горящего селения.
В следующем селении подвергнувшемся атаке, что в бухте Анива на Сахалине, команды кораблей сожгли три сарая, где японцы хранили рыбу. В заливе были замечены два небольших рыбачьих судна, оставленных японцами. Имевшиеся на судах 190 мешков пшена, рыбу и соль перевезли на «Юнону» и «Авось», а сами суда сожгли. В другом конце бухты обнаружили еще два судна, оставленные японцами. С ними и их грузами поступили таким же образом. На этом экспедиция закончилась, и оба корабля отправились в Охотск, где Хвостов с Давыдовым намеревались шумно отпраздновать свою победу над японцами. По пути была сделана короткая остановка в северной части Сахалина, где все захваченные японцы были освобождены и выпущены на берег, кроме двух, которых Хвостов решил привезти в Охотск в качестве военных трофеев.
Триумфальное возвращение в Охотск окончилось для обоих офицеров довольно печально. Хвостов по прибытии в Охотск предполагал отправить в Петербург подробный рапорт о результатах своей экспедиции на Сахалин и затем намеревался, забрав компанейские грузы для Баранова, пойти в Новоархангельск.
Как только суда вошли в порт, Хвостов отправился к начальнику порта капитану 2-го ранга Бухарину с рапортом о благополучном исполнении приказаний камергера Резанова и разорении японских селений. Бухарин, с распухшим от пьянства лицом, с изумлением воззрился на Хвостова:
— О каком распоряжении действительного камергера Резанова изволите вы говорить. Я никаких распоряжений его превосходительства не получал и полагаю, что вы совершили эти пиратские действия самочинно. Потрудитесь, милостивый государь, вернуться на ваш корабль немедленно и оставайтесь там под домашним арестом до тех пор, пока я не закончу следствия о вашем самовольном поступке.
Своими затуманенными от беспробудного пьянства мозгами Бухарин решил, что оба корабля привезли богатую добычу захваченных мехов и золота, и намеревался этой добычей воспользоваться. Отправив Хвостова под домашний арест на корабль, он решил также арестовать и Давыдова. Ему повезло, потому что в тот же день ничего не подозревавший Давыдов явился к нему и сообщил, что ему нужно дерево для замены поврежденного бушприта на тендере «Авось».
