Работавший с Голицыным старший офицер службы безопасности ЦРУ Брюс Соли докладывал своему начальству, что у гэбэшного перебежчика отмечались в поведении некоторые странности. Опытный контрразведчик Брюс фиксировал в советском офицере завышенное представление о значимости своей персоны, элементы патологической лживости, неадекватное отношение к проблеме собственной безопасности, попытки преувеличения важности своих материалов и прочее. Он был типичный авантюрист, захотевший свободы. Но свобода — это роскошь, как говорил один мудрец, которую не каждый может себе позволить.
Для Энглтона советский перебежчик был как бы подарком судьбы, подтверждением его взглядов на высокую агрессивность советских органов госбезопасности в плане вербовок американцев. Оценка Голицыным наглости и высокой эффективности советской разведки полностью совпадала с представлениями руководителя внешней контрразведки ЦРУ. Он доказывал, что право сильнейшего есть сильнейшее бесправие, которым «страдает» современный Комитет государственной безопасности — глаза и уши СССР. Его сотрудники вездесущи и крайне настойчивы в своих разведывательных посягательствах. Они подслушивают, они подглядывают, они убивают, они вербуют, они водят нас за нос, — оперировал в разговорах с подчиненными и руководством ЦРУ одержимый идеей найти советского агента Энглтон.
С этого периода «охота на кротов» превращалась для внутренней контрразведки ЦРУ в «охоту на ведьм». Теперь под удар попадали не только чужие чиновники, но и свои сотрудники разведывательного ведомства США. Многие коллеги разделяли золотые слова, сказанные французским драматургом Пьером Бомарше о том, что если начальство не делает нам зла, то это уже немалое благо. О наделанном Энглтоном зле коллегам расскажу ниже.
Он не доверял перебежчикам из СССР, считая их явными подставами КГБ. Больше того, он настолько поверил голицынскому блефу, что стал все чаще подозревать в шпионаже даже некоторых своих близких коллег, с которыми проработал не один десяток лет в системе контрразведки. Высокий чиновник из контрразведки верил в большие способности работников советской спецслужбы глубоко проникать в государственные учреждения его страны и его ведомства, поэтому никак не соглашался с оценкой Черчилля россиян; «…русские не являются человеческими существами. В шкале природы они стоят ниже орангутангов». Но орангутанги, как считал Энглтон, не смогли бы победить нацистских ариев, на которых работали почти вся промышленность, сельское хозяйство и человеческий фактор Европы.
Он жил принципом: я люблю свое отечество, но не своих соотечественников, которые могут быть предателями в основном из корыстных побуждений.
С 1964 по 1970 год в системе контрразведки ЦРУ действовала настоящая программа поиска вражеской агентуры в его центральном аппарате. Операция проходила под кодовым названием «Хоунтол». В качестве криптонима Энглтон выбрал слово «Хоунтол» — измененное сокращение фамилии директора ФБР Гувера и первых трех букв имени Голицына — Толя.
В состав строго засекреченной оперативной группы входили как опытные разработчики, так и высокопоставленные представители ЦРУ и ФБР. В ходе этой операции было проверено около полусотни сотрудников ЦРУ, на личных делах которых красовалась зловещая буква «Н» — начальная буква слова «Хоунтол».
Несмотря на отсутствие улик, эти офицеры годами не получали продвижения по службе. Об истинных причинах профессионально-должностной пробуксовки и застоя им, естественно, ничего не сообщалось. Они как бы варились в собственном соку раздумий, но никто им ничего путного не мог объяснить, почему затормозился их служебный рост.
Пройдет время, осядет пыль бушевавших страстей, и бывший директор ЦРУ Джеймс Шлессинджер в 1989 году заметит: «Слушать Энглтона было равносильно тому, что рассматривать картину импрессионистов».
Ущерб, нанесенный взбалмошным рвением Джеймса в борьбе с глобальным агентурным проникновением вездесущего и коварного КГБ, трудно было переоценить. Она к тому времени переросла в новую разведывательную идеологию фундаменталистов во главе с Энглтоном и его советником Голицыным. Шла буквальная расправа над перебежчиками, искренне желающими порвать по каким-то причинам связь с Отечеством — Советским Союзом, и работавшими с ними сотрудниками ЦРУ.
Так был выдан органам КГБ агент ЦРУ, проживавший в ЮАР и вывезенный в Германию майор КГБ Юрий Логинов, которого Энглтон посчитал советским «кротом»-перебежчиком и хитрой подставой КГБ. Офицера в СССР осудили, но не расстреляли из-за того, что он не принимал присяги — это доказала прокуратура, за что и ухватились защитники. Логинова уволили из КГБ и отправили в город Горький. Он там устроился в школе преподавателем английского языка. На следствии Логинов признался, что действительно честно работал на американцев.
Перед этим в ходе параноидальной подозрительности Энглтона попал под пресс внешней контрразведки сотрудник ЦРУ Ричард Кович, работавший с тем же Логиновым.
Жертвами предпринятой Энглтоном по совету Голицына «охоты на кротов» стали опытные работники ЦРУ и разведок других стран — Василий Гмыркин, Поль Гарблер, Хью Гейтскелл, Гарольд Уилсон (США), Джеймс Беннет (Канада), Роджер Холлис, Грэхем Митчелл (Великобритания), Ингеборг Лайгрен (Норвегия) и многие другие. Ужас попадания под пресс Энглтона ядовитым туманом заполнял кабинеты ЦРУ.
Практически Энглтон сдал противнику инициативника, майора КГБ Игоря Кочнова, завербованного в 1966 году советским отделом ЦРУ под псевдонимом «Китти Хок».
«Несмотря на явно отрицательное отношение Энглтона к агенту „Китти Хоку“, — писал Том Мэнголд, — от него тем не менее было получено несколько неожиданных наводок на старших офицеров вооруженных сил США».
Энглтон никогда не информировал советский отдел ЦРУ о появлении «Китти Хока» в стране, поэтому, когда через три месяца агент вернулся в Москву, контакт с ним не был обусловлен.
К стыду и вечному позору ЦРУ, советский отдел так и не узнал, что в течение шести лет этот американский шпион вращался в центре советской номенклатуры, ибо Кочнов был женат на дочери члена Политбюро ЦК КПСС Екатерины Фурцевой.
В 1978 году произошла утечка в прессу сведений об этом предателе. На этот раз ЦРУ действовало молниеносно и сумело найти Кочнова. Разведчики пригласили агента своего в посольство, где его предупредили о предстоящей публикации. «Китти Хок» побледнел, немедленно покинул посольство и больше никогда не попадался на глаза янки. Не в этом ли причина самоубийства Фурцевой?!
Лжеперебежчиком Энглтон считал и предателя Родины, сотрудника 2-го Главного управления КГБ СССР Юрия Ивановича Носенко, исчезнувшего 5 февраля 1964 года в Женеве.
Для справки позволю себе отступление.
10 февраля 1964 года западные средства массовой информации сообщили сенсационную новость:
«Сотрудник КГБ СССР Юрий Носенко, находившийся в Женеве как эксперт советской делегации на совещании Комитета 18 государств по разоружению, попросил у США политического убежища».
В Москве известие о побеге Носенко стало настоящим шоком, так как он был весьма осведомлен о работе контрразведки по американской линии и знал немало сотрудников ПГУ КГБ — стратегической разведки. К тому же его отец на пике своей карьеры был министром судостроительной промышленности, Героем Социалистического Труда и членом ЦК КПСС.
Через связи отца он попал на учебу в престижный Московский институт международных отношений, в котором стал изучать английский язык и специализироваться по США. Не без помощи «отцовского лифта» и бытовавшего во все времена как в России, так и в Советском Союзе «телефонного права» он в 1953 году был принят на службу в органы КГБ, где вплоть до своего бегства за границу прослужил более одиннадцати лет, сначала в 1-м, а затем 7-м отделах 2-го Главного управления КГБ СССР.
В тот же день американский госдепартамент сообщил посольству СССР, что просьба Носенко о политическом убежище в США удовлетворена.
В июле 1964 года Военной коллегией Верховного суда СССР Носенко был приговорен за измену Родине к высшей мере наказания — расстрелу. Сразу же территориальными органами КГБ на Носенко было заведено оперативно-разыскное дело «Идол».
И уже в 1969 году вашингтонская резидентура КГБ установила место жительства перебежчика. Физически ликвидировать его органы госбезопасности не могли, так как к тому времени уже отсутствовала правовая основа на проведение внесудебных акций возмездия за рубежом. Исполнение смертных приговоров за границей было прекращено с 1959 года.
По версии ЦРУ, Носенко якобы был завербован еще 8 июня 1962 года под псевдонимом «Фокстрот» при первом им посещении Женевы. Затем в списках ЦРУ значился как «Бармен» и «Донор».
