114
Посетивший Бухару в конце XIX века молодой Джордж Керзон хлопал себя по заднице от восторга, что увидел город до вторжения современного светского мира, который несли с собой русские. «Со своей стороны, покидая город, я не мог не радоваться тому, что увидел явление, которое можно назвать сумерками эпохи в ее славе. Если я приеду сюда через несколько лет, то вполне могу найти электрическое освещение на дорогах. Могу увидеть застекленные окна, а на улицах — людей в брюках. Может быть, придется есть закуску в русском ресторане и спать в русской гостинице. Увидеть чиновника во дворцах Арка и заплатить 50 копеек за подъем на Минор-и-Калон (минарет Калон). Цивилизация может путешествовать в Дьявольском Вагоне, однако Дьявол имеет привычку брать плату. Что можно сказать о Бухаре без ее куш-беги, диван-беги и инака; без ее мулл и каладаров, ее токсабоа и мирза-баши, ее щабраков, чапанов и халатов? Туман веков постепенно поднимается вверх и рассеивается. Очертания теряют свою очаровательную смутную таинственность. Старое и новое разделяет совсем небольшой промежуток времени, поэтому интересно увидеть Бухару, пока она еще сохранила право называться Благородной и не перестала быть одним из самых интересных городов мира.
Интересно отметить, что и в XIX веке Бухара имела свою мрачную сторону. Дисциплина поддерживалась жестоким террором. Был введен строжайший комендантский час по ночам. Население было заперто в городских стенах. Убийц обезглавливали. Некоторым отрезали веки и выкалывали глаза. Венгерский филолог и исследователь Арминиус Вамбери видел, как нескольких человек подвергли наказаниям в 1860-х годах: «Они выглядели как овцы в руках палачей. Пока некоторых вели к виселицам и видел, как по знаку палача восемь стариков легли на землю на спину. Им связали руки и ноги, а потом палач поочередно вырвал им глаза, становясь коленями на грудь несчастных. После каждой операции он вытирал окровавленный нож о белую бороду жертвы. О! Жуткое зрелище! После того, как страшная процедура завершалась, жертву освобождали от пут, и она начинала шарить вокруг, пытаясь встать на ноги. Некоторые падали друг на друга. Остальные лежали на земле, издавая жалобные стоны. Память об этом заставляет меня вздрагивать до сих пор». Женщины носили паранджу и скрывали лица. Любой, кто не успевал опустить глаза, когда мимо проезжал эмир, получал удар дубиной по голове от сопровождавших процессию стражников. Религиозная полиция останавливала людей на улицах и допрашивала, чтобы выяснить, насколько хорошо они знают тонкости исламских законов. Если кто-то давал неправильный ответ, его избивали. Власти обыскивали дома, чтобы найти алкоголь. Жизнь была скудной и жестокой, если только тебе не посчастливилось стать эмиром. В этом случае она становилась разгульной и развратной. Для удовлетворения его прихотей содержались сорок мальчиков-танцоров». Прим. авт.
«Первый суд, который он совершил, был над главным алькальдом, которого они называют дина и который был старшим человеком во всём Самаркандском царстве». Цитата взята из русского перевода труда Клавихо. Прим. пер.
До сегодняшнего дня ляпис-лазурь добывают у подножья Кох-и-Баданкора, горы высотой 21000 футов в южном Бадахшане. Прим. авт.
Бесцеремонное выдворение Клавихо показывает, какое ничтожное значение придавал Тимур этому посольству. Оно резко отличается от подчеркнуто уважительного обращения с египетским посольством, которое прислал султан Фарадж, властитель гораздо более могущественный и вдобавок мусульманин. В отличие от испанцев, египтяне увезли множество ценных даров, в том числе письмо размерами 130 на футов. В нем было изложено требование к султану, который уже изъявил покорность Тимуру, прислать к нему багдадского султана Ахмеда, целого и невредимого, а также голову туркменского вождя Кара- Юсуфа, Прим. авт.
Аль-фатиха, открывающая сура корана.
1. Во имя Аллаха Всемилостивого и Милосердного!
2. Хвала Аллаху, Господу миров;
3. Всемилостив и Милосерден Он один,
4. Дня судного один Он Властелин.
5. Лишь пред Тобой колени преклоняем
И лишь к Тебе о помощи взываем:
6. «Направь прямой стезею нас,
7. Что Ты избрал для тех,
Кто милостью Твоею одарен,
Но не для тех, на ком Твой гнев
И кто в неверии блуждает».
Перевод И.В. Пороховой.
Разумеется, Арабшах совсем иначе описывает последние часы Тимура. Даже в такой момент он не в силах сдержать свою ненависть к человеку, который разграбил и сжег его родной город Дамаск. Главу, в которой умирает Тимур, он озаглавил: «Как был низвержен этот гордый тиран и брошен в Дом Погибели, где занял свой трон на самых нижних кругах ада».
Странная единица, почему-то весьма любимая римлянами — sesquidrachma — полторы драхмы. Но о какой именно драхме идет речь, можно только догадываться. Ее вес был разным в различных полисах: эгинская д. — 6,07 г, эвбейско-аттическая — 436 г, коринфская — 2,91 г. Скорее всего, речь идет об эгинской драхме. Прим. пер.
