Ознакомительная версия.
Маркиз прождал до одиннадцати часов цесаревну, но та так и не появилась. Словно чувствовала, что он прихватит с собой перо с чернилами и копию требования, переписанную при нем секретарем шведского посольства.
Через несколько дней Елизавета Петровна сумела передать маркизу, что опасения за себя и свою партию быть открытыми, в случае если бы дела пошли дурно, решительно не позволяют еще ей подписать требование, но она подпишет его, когда дела примут хороший оборот.
Анна Леопольдовна, несколько испуганная развивающимися событиями, возможностью их осложнений, решила, вопреки убеждениям Линара, немедленно удовлетворить претензии французского посла, и 11 августа маркиз де ла Шетарди получил секретную и частную аудиенцию у Иоанна Антоновича. Правительница, держа малютку-императора на коленях во время аудиенции, употребляла все усилия, дабы очаровать посла и сгладить возникшие в последнее время шероховатости. Маркиз отвечал на ее уверения словами горячей признательности и, в свою очередь, говорил о вечной дружбе, испытываемой Францией и ее королем к России. Обе стороны мало верили друг другу. Впрочем, худой мир лучше доброй ссоры. Аудиенция весьма порадовала маркиза.
Из Версаля, с нарочным, привезено было письмо на его имя.
«С.-Северин сообщает мне, что он вас уведомил о происходящем в Швеции, — писал министр иностранных дел. — Если переворот в пользу Елизаветы произойдет таким образом, что она будет признана государынею, то в таком случае вы должны остаться в Петербурге даже и тогда, Когда бы взяли уже отпуск у прежнего правительства…»
Вручив верительные грамоты императору Иоанну Антоновичу, маркиз вновь подпадал под покровительство международного права. Теперь это был не рядовой французский подданный Шетарди, которого можно было выслать, арестовать, судить, а посол Франции в России маркиз де ла Шетарди. Дом, который он занимал, вновь считался частью французской территории.
Переменившиеся обстоятельства сказались на действиях заговорщиков. Лесток оживился. С упорством эгоиста, добивающегося своей цели, и с красноречием адвоката, защищающего выигрышное дело, Лесток продолжал твердить Елизавете Петровне о законности ее прав на отчий престол.
Он отыскал и привлек к делу весьма практичного человека — недавнего музыканта Шварца. Авантюрист, из саксонцев, некогда придворный музыкант (состоял в штате Елизаветы), Шварц, человек с головою и предприимчивый, мог быть пригодным для выполнения самых щекотливых и опасных поручений. Лесток сообщил ему в общих чертах план задуманного дела, и на него был возложен подкуп разных лиц, начиная с нижних чинов. Ему же Лесток поручил пристальное наблюдение за Зимним дворцом. Шварц принялся за дело с необыкновенною ловкостью и решимостью.
Дело подвигалось. «Секретарь Шетарди отсчитывал червонцы и записывал в расход маркиза уже десятую тысячу: Грюнштейн и Шварц рапортовали, что имеется 30 гренадеров, готовых за цесаревну в огонь и в воду, — писал М. Д. Хмыров. — Воронцов и Салтыкова, камер-юнкер и гофместерина цесаревны, ручались за нескольких тузов, в числе которых видим: Шепелева и Бестужева, старого данцигского и нового петербургского друзей лейб-хирурга; Трубецкого, всегда ловившего рыбу в мутной воде; Черкасского, поддакивавшего всем переворотам; даже принца Людвига Гессен-Гомбургского…»
Лесток был душою всего и горел нетерпением.
Деятельный Шварц был его опорой. (Вскоре после прихода к власти Елизавета назначит его армейским полковником и подарит поместья. В одном из них его и настигает смерть, не особенно почетная: крестьянская девушка заколет его вилами, когда он силою захочет сделать ее своею наложницей.)
12 августа, утром, съехались во дворец «в богатом платье» все российские и чужестранные министры, генералитет и обоего пола знатные особы для поздравления правительницы Анны Леопольдовны и ее супруга с праздником дня рождения Его Величества.
По окончании литургии в придворной церкви, произведена была пушечная пальба с крепости и Адмиралтейства, «а от поставленных в парад» около Зимнего дворца гвардии «и напольных полков троекратный беглый огонь». Спустя некоторое время из внутренних покоев торжественно вынесен был младенец-император, пред которым шел весь придворный штат, а за ним высокие родители, «и всему присутствующему многочисленному собранию публично показан был». Был парад всем войскам.
В полдень был при дворе стол, во время которого играла итальянская музыка. Пополудни в четвертом часу Антон-Ульрих с братом отправились в Адмиралтейство, где уже находился турецкий посол, и здесь в их присутствии спущен был на воду 66-пушечный корабль «Иоанн III».
Вечером начался в большом зале бал.
Маркиз де ла Шетарди отыскал глазами цесаревну и поспешил пригласить ее на танец.
Первые слова Елизаветы Петровны были по поводу присутствия принца Людвига Вольфенбюттельского, который стоял недалеко от нее. Она расточала всевозможные насмешки над его лицом и мыслью выйти за него замуж.
— Эти люди, — прибавила она, — думают, что нет глаз, когда придумывают такие прекрасные проекты; скорее должны были бы видеть, что они сами ослепляются. Правительница говорила мне недавно шутя: без сомнения, скоро будут думать, что граф Линар и девица Менгден сделаются новыми герцогом и герцогинею курляндскими.
— Слухи об их женитьбе реальность? — спросил маркиз.
— Дело решенное, — отвечала цесаревна. — Вы только посмотрите, как высокомерен стал этот посланник саксонского курфюрста.
Едва они оказались на другом конце зала, Елизавета Петровна (танцевала она изящно), грациозно подав руку партнеру и двинувшись в такт музыке за предшествующей парой в глубь зала, неожиданно, почти ласково, сказала:
— Вам столько привелось претерпеть неудовольствий, что я не могу не сожалеть о вашей судьбе.
— Честь свидетельствовать вам мое почтение вознаграждает за то, что мог я претерпеть, — отвечал маркиз. — Не менее утешительная причина, заставляющая благословлять судьбу, заключается в том, что единственно в видах служить вашим интересам его величество повелел мне здесь остаться. Король заботится о средствах возвести вас на трон (маркиз почувствовал, как легонько цесаревна пожала кончики его пальцев), и если он для этой цели уже подвигнул шведов взяться за оружие, то сумеет также ничего не пощадить, чтобы только дать им средства к вожделенному успеху.
— Я весьма признательна его величеству, — отвечала цесаревна. — Надеюсь, отныне будете навещать меня. Хочу сказать вам, что приняла заранее предосторожности не быть никем стесняемой из придворных, а для поддержания постоянных сношений мой поверенный получил приказание быть ежедневно в вашем распоряжении.
— В таком случае, он может без помех видеться с секретарем нашего посольства, — отвечал маркиз.
Музыка кончилась. Пары расходились по залу.
Цесаревна и маркиз заметили: присутствующие на бале обращают внимание на их разговор, и потому сочли приличным во избежание подозрений не продолжать его более.
13 августа, в день брачного сговора графа фон Линара со статс-фрейлиною баронессою Юлианою фон Менгден, ввечеру, как донес Шварц, его сиятельство господин обер-гофмейстер граф фон Миних приготовил у себя в доме богатый ужин на сорок персон, «при чем также и его императорское высочество герцог генералиссимус, ее императорское высочество государыня цесаревна и его высококняжеская светлость принц Людвиг Брауншвейгский присутствовали».
Со слов цесаревны маркиз де ла Шетарди знал: чтобы удержать графа Линара при дворе, Анна Леопольдовна решилась сделать его не только обер-камергером, но и женить на Юлиане Менгден, которая сделала ему значительный подарок, полученный ею от правительницы. Узнал он и о том, что Линар на днях уедет в Дрезден, хлопотать у своего двора отставки.
«Одною неприятностью меньше», — подумалось маркизу.
Двор, занятый пестованием младенца-императора, любовью и обручением Линара с Юлианой Менгден, наконец, шведской войною, наполнял, замечал М. Д. Хмыров, свое время обедами, балами, фейерверками, аудиенциями турецкому и персидскому послам и вовсе не подозревал интриги, смутное предчувствие которой улавливал Антон-Ульрих и всепроницающий Остерман.
Беспечность двора вполне устраивала Лестока.
Ни Миниха, ни Ушакова, личностей сильных, предприимчивых, бояться не надо было. Старый фельдмаршал собирался переселяться в Пруссию. Ушаков же стал мирным царедворцем, торжественно вводил послов на аудиенции правительницы.
Можно было действовать.
На шестое января 1742 года Елизавета Петровна назначила свое восхождение на трон. Было решено: в тот день ее высочество объявит себя императрицею войскам, собранным для крещенского парада.
Ознакомительная версия.
