Современный греческий историк проф. С. Алексиу полагает, что это переселение людей из Малой Азии на Крит, на острова Эгейского моря и в материковую Грецию произошло примерно в середине третьего тысячелетия до н. э. Об общности раннего населения всех этих мест могут свидетельствовать общие для эгейских островов и Крита географические названия — Олимпус, Ида, Инатос и т. д. Возможно, географические названия с окончанием «-ос», столь многочисленные и на Крите, и в Греции — Коринфос, Кноссос, Фестос, Орхоменос, — распространились в это же время. В соответствии с нынешней хронологией, середина третьего тысячелетия до н. э. — это так называемый ранний бронзовый век{13}.
Поскольку заселение Крита произошло, по теории Эванса — Алексиу, раньше, чем заселение материковой Греции, на Крите раньше возникли и предпосылки развития цивилизации. Контакты с близлежащим Египтом еще более ускорили это развитие. По мнению Эванса, около 2000 года до н. э. (т. е. в конце раннего бронзового века) лроизошло знаменательное событие: были возведены первые дворцовые комплексы в Кноссосе, Фестосе и Малии. Стала складываться «дворцовая культура». В ее основе лежало сельское хозяйство — не случайно все три дворцовых центра находились в самых плодородных районах острова. В 1700 г. до н. э., судя по археологическим данным, Крит постигла крупная естественная катастрофа, возможно — землетрясение. Однако она не прервала наметившегося развития: разрушенные дворцы были немедленно восстановлены, и последующий период стал временем высшего расцвета и могущества крито-минойского государства. Его колонии включали Теру, Родос, Карпатос, Мелос и другие острова Эгейского моря. То была «талассократия», или морская империя («таласса» по-древнегречески — море), опиравшаяся на силу своего обширного флота, равного которому не было во всем Средиземноморье.
И вот в этом месте своих рассуждений Эванс подошел к. драматическому пункту: их логика с неизбежностью привела его к противоречию со Шлиманом.
Дело в том, что во времена Эванса считалось, что микенская цивилизация, открытая Шлиманом, существовала в XIV–XII веках до н. э. Крито-минойская культура была явно древнее микенской — она достигла расцвета уже в XVII веке до н. э. Судя по раскопкам Эванса, она была также намного выше и изощренней: критские дворцы, архитектура, искусства, ремесла далеко превосходили все, что было найдено в материковой Греции того же времени. И вдобавок, по Эвансу, Крит с помощью своего флота контролировал все Эгейское море. Миф о Тезее утверждал, что критской власти подчинялись даже Афины. Напрашивалась мысль, что эта власть могла распространяться и на Микены с их городами. Иными словами, как бы сама собой складывалась гипотеза, что вся материковая Греция, включая Микены, была крито-минойской провинцией. Тогда некоторые приметы искусства и архитектуры, общие для обеих цивилизаций, можно объяснить тем, что дворцы в Микенах, Тиринфе, Пилосе и других центрах «микенской цивилизации», а также царские гробницы в этих городах принадлежали критским губернаторам и строились архитекторами с Крита, сосуды, утварь, оружие изготовлялись и расписывались критскими мастерами, а игры с быками и фигурки богинь были занесены критскими аристократами. Итогом этой цепи рассуждений неизбежно становился радикальный вывод: никакой особой «микенской цивилизации», на существовании которой настаивал Шлиман, не было вообще. Не удивительно, что от нее не осталось никаких письменных свидетельств. Письменность глиняных табличек — это не греческая, а крито-минойская письменность. А все найденное Шлиманом и его продолжателями в городах материковой Греции — это артефакты поздней крито-минойской культуры.
Эта радикальная теория, выдвинутая Эвансом и получившая поддержку большинства историков и археологов начала XX века, столкнулась, однако, с определенными трудностями. Судя по данным критских раскопок, крито-минойская цивилизация, возникшая, по Эвансу, в 2000 году до н. э., просуществовала лишь шесть столетий. В 1420 году до н. э. (эта дата установлена достаточно надежно) какая-то загадочная катастрофа разрушила дворцы в Кноссосе и Фестосе, а с ними и все крито-минойское государство вообще{14}. Тем не менее, те же раскопки показали, что жизнь на Крите не угасла и после этого удара: дворец в Кноссосе был частично восстановлен, таблички продолжали писаться, хозяйство и торговля ожили и стали вновь развиваться. Это несоответствие требовало объяснения, и последователи Эванса его предложили. По их утверждению, города материковой Греции (Микены, Афины и др.), воспользовавшись крахом крито-минойской державы, освободились от власти критских завоевателей и сами, в свою очередь, завоевали и колонизовали Крит. Иными словами, подъем микенской цивилизации в XIV–XII веках до н. э. следовало представлять себе как восстание провинции против ослабевшей метрополии, — закончившееся ее подчинением. Но и при этом, говорили «эвансисты», Микены никогда не поднялись до тех высот, которых достигли в минойские времена. Второе несоответствие выявилось в результате раскопок 1930-х годов — А. Вэйса в Микенах и К. Блегена в Пилосе. И тот, и другой нашли в этих древних центрах микенской цивилизации глиняные таблички с точно такими же письменами, какие Эванс нашел на Крите. И тот, и другой нашли в своих раскопках такие исторические и культурные свидетельства, которые невозможно было уложить в Эвансову схему истории материковой Греции как критской колонии, населенной тем же народом, что и сам Крит. Одновременно с этими данными в печати появились в те же годы многочисленные работы лингвистов, филологов и историков, детально проанализировавших накопившиеся к тому времени данные о греческой «предыстории». Опираясь на всю совокупность этих новых данных, противоречивших теории Эванса, Вэйс и Блеген в совместной статье выдвинули альтернативную теорию.
Согласно их историко-культурной схеме, материковая Греция была заселена носителями индо-европейского (древнегреческого) языка уже в конце раннего бронзового века, примерно с 1900 года до н. э., то есть тогда же, когда началось становление крито-минойской культуры на Крите, и эти же племена непрерывно населяли страну вплоть до падения микенской цивилизации около 1100 года до н. э., иными словами, много позже краха крито-минойского царства. Проще говоря, Греция всегда была греческой, ее (микенская) цивилизация и культура были автохтонными (местными и независимо возникшими), а не крито-минойскими, и именно ее (то есть древнегреческая, микенская) письменность была письменностью Эвансовых табличек. Наличие же общих культурных элементов объясняется просто культурными и торговыми связями этих двух цивилизаций.
Эта гипотеза вызвала бурные возражения сторонников теории Эванса. Они заявили, что все аргументы Блегена — Вэйса являются косвенными; прямое отношение к спору имеют только найденные ими таблички с письменами, но как раз этой находке можно дать очень простое и естественное объяснение: либо эти таблички были оставлены в Микенах и Пил осе критскими купцами, либо микенские «варвары», завоевавшие Крит после 1420 года до н. э., вывезли к себе критские таблички, а может быть, — и уцелевших писцов-грамотеев. Сами же микенцы не могли создать ничего культурно значительного, тем более — самостоятельной письменности, поскольку их «цивилизация» была попросту последней, предсмертной «судорогой» великой крито-минойской культуры, а на своей последней стадии цивилизации, как и живые организмы, ничего нового создать уже не могут: творческий расцвет сопровождает молодость культур.
Возникший спор имел прямое отношение и к интересующей нас загадке Троянской войны. «Шлиманцы» вслед за своим учителем (а также приведенные к этому собственными исследованиями) все более приближались к признанию исторической реальности этой войны. «Эвансисты» вслед за своим догматичным мэтром утверждали, что после краха «дворцовой культуры» Крита «варварские» города материковой Греции попросту не способны: были на такую далекую и трудную военную экспедицию. Поэтому никакой Троянской войны не было. А рассказ Гомера о ней, говорили «эвансисты» вслед за своим великим учителем, есть не что иное, как воскрешение критского мифа!
Подтверждение или опровержение этого радикального тезиса требовало новых раскопок, но время для этого наступило самое неподходящее — грянула вторая мировая война, и Греция вместе с Критом были захвачены немецкими войсками. Единственным доступным полем исследований остались одни лишь критские и микенско-пилосские глиняные таблички. Только в их загадочных письменах могли теперь исследователи искать (и надеяться найти) решение жестокого и непримиримого спора между последователями Эванса и последователями Шлимана, а заодно, и возможные свидетельства «за» или «против» реальности Троянской войны. Задача была из труднейших. Ситуация казалась безнадежной. Неизвестны были не только знаки «глиняной письменности» — неизвестен был и язык, который скрывался за этими знаками: Вэйс и Блеген полагали, что это какой-то диалект древнегреческого (очень «древне» — времен расцвета Микен, XIV–XIII веков до н. э.), сторонники Эванса считали, что это никому неведомый «крито-минойский» язык.
