По докладу Каменева, в отличие от всех остальных, сделанных на пленуме, резолюции не приняли. Ограничились предельно простой констатацией: «Принять к сведению, обсуждение практических мероприятий и вынесение окончательного решения по докладу Каменева на основе обмена мнениями на пленуме поручить Политбюро»{532}. Однако ПБ на протяжении последующих двух месяцев какого-либо общего решения так и не принимало. Судя по всему, оно долго не могло прийти к единому мнению: какие же требуется сделать выводы, кто виновен в происшедшем, что предпринять, дабы избежать впоследствии повторения столь вопиющего срыва планов.
И всё же разыгравшиеся в конце августа — сентябре события чисто экономического характера не прошли без следа. Вскоре привели к новому всплеску политической борьбы.
Весь октябрь и ноябрь 1925 года «Правда», «Известия», другие газеты продолжали поддерживать у читателей ощущение близости мировой революции. Пусть и не в Европе, а на пробудившемся Востоке, но оттого не потерявшей своей значимости. Колониальные и полуколониальные страны поднимались против своих вековых угнетателей на громадных пространствах от Атлантики до Тихого океана.
В Марокко — и французском, и испанском — мужественно оборонялась Рифская республика, возглавлявшаяся Абд эль Каримом.
В Сирии ведомые султаном Атрашем, восстали друзы. Не только установили контроль над созданной французской администрацией «автономной областью» Джебель Друз с центром в Эль Сувейде, но и начали вести бои за Дамаск. Своей борьбой подали пример другим народам региона, в том числе и курдам Ирака.
В Иране сторонник сохранения целостности страны Реза хан Пехлеви совершил государственный переворот. Сверг шаха из династии Каджаров, не противившегося английским планам расчленения древней монархии, и объявил шахом себя.
В нидерландской Индонезии нарастало сопротивление колониальным властям. Инициатором его стала религиозно-националистическая партия Сарекат ислам, в которую входили и местные коммунисты.
Но самое значимое происходило в Китае. Юг находился под полным контролем дружественной РКП и Советскому Союзу партии Гоминьдан. На Севере ее союзник генерал Фэн Юйсян, используя советское оружие и советских военных советников, совместно с Чжилийской кликой У Пейфу наносил удар за ударом по армиям диктатора Маньчжурии японской креатуры Чжан Цзолиня. Уже подошел к столице фактически независимого Северо-Восточного Китая Мукдену, падения которого можно было ожидать со дня на день.
Из Европы же приходили менее утешительные известия. В Румынии, Венгрии, Болгарии судили коммунистов. В Испании сменился состав директории, но сам диктатор — генерал Примо де Ривера остался на своём посту, продолжая политику сближения с фашистской Италией. В самой Италии покушение на Муссолини оказалось неудачным. Обнадёживало лишь одно. В Халле, на пленуме ЦК компартии Германии, лидером избрали героя Гамбургского восстания Эрнста Тельмана, а Рут Фишер раскаялась в своих леворадикальных взглядах и призвала своих сторонников во всём следовать указаниям ИККИ.
Информация о положении в СССР выглядела куда скромнее, более провинциальной. Не вызывала сенсаций, хотя подчас и являлась весьма важной.
В Сибири началось падение цен на хлеб. Пшеница стоила уже ниже 80 копеек, а рожь — ниже 55 копеек за пуд. Пошёл на спад товарный голод благодаря решительным мерам государства, пресекавшим главную беду — спекуляцию мануфактурой. В Москве Всероссийскому союзу писателей передали особняк на Тверском бульваре — «Дом Герцена» (его десятилетие спустя М. Булгаков описал в романе «Мастер и Маргарита» как Дом Грибоедова) для размещения рабочих структур объединения литераторов…
И совсем неожиданным оказался номер «Правды» за 7 ноября. День, когда вся страна отмечала 8-ю годовщину Октябрьской революции. В нём не оказалось статей ни Зиновьева, ни Каменева, ни Сталина. Зато два подвала заняла в общем ничего не значащая статья Троцкого «За качество — за культуру!» об основных задачах «социалистической организации общества». Большими были и статьи Радека, Сокольникова, Преображенского. Тех, кого ещё совсем недавно называли оппозиционерами.
Между тем ПБ без особой огласки принимало важные решения, стремясь выполнить свои намерения, возникшие еще летом. Тогда, когда небывало высокий урожай заставлял видеть будущее в розовом свете. Решения, направленные на улучшение жизненного уровня населения: 22 октября — о повышении зарплаты рабочим бумажной, химической, стекольной, фарфоровой, спичечной промышленности на 10%, а военной — на 7%; 19 ноября — рабочим треста ГОМЗЫ (Государственного объединения машиностроительных заводов).на 11,6%; 3 декабря — работникам просвещения{533}.
Не менее значимым стало утверждение ПБ 29 октября резолюции «О борьбе с безработицей». Подготовленной комиссией в составе A.M. Лежавы — председателя Госплана РСФСР, И.И. Короткова председателя инспекции труда ЦКК, С.Г. Струмилина — члена президиума Госплана СССР, М.П. Томского — главы советских профсоюзов, В.Е. Шмидта — наркома труда СССР.
Этим важным документом начиналось разрешение болезненной проблемы, позорной для страны диктатуры пролетариата. Существования городской безработицы, сопровождавшей НЭП всё время его существования. Возраставшей. Если на апрель 1922 года биржи труда зарегистрировали 266 тысяч безработных, то в 1923 году — 865 тысяч, в 1924–1,4 миллиона, в 1925 году- 1,1 миллиона{534}.
Резолюция предусматривала следующие меры:
1. Обязать Наркомат труда и ВСНХ немедленно вступить в договорные отношения с Главным управлением профессионального образования (Главпрофобр) Наркомпроса и Центральным институтом труда (ЦИТ) при ВЦСПС о подготовке 20 тысяч работников определённых профессий за счёт сумм, ассигнованных на эту цель по бюджету наркомата труда.
2. «Обязать ВСНХ СССР обеспечить своевременное размещение на своих предприятиях 20 тысяч безработных, получивших переподготовку на курсах ЦИТа и Главпрофобра в заранее установленные по договору сроки.
3. Принять к сведению, что ВСНХ обязуется в предстоящем году пропустить через свои школы и курсы при предприятиях, включая сюда бригадное индивидуальное обучение, 147 тысяч рабочих, причём в эту цифру войдёт в счёт полного исполнения установленной брони около 70–80 тысяч рабочих-подростков.
4. Признать целесообразным наряду с этим в целях смягчения безработицы конторско-канцелярского персонала использовать для переподготовки на курсах Главпрофобра и ЦИТа в первую очередь безработную молодёжь со школьной подготовкой не ниже семилетней.
5. Обязать ЦУССТРАХ (Центральное управление социального страхования Наркомтруда СССР. — Ю.Ж.) обеспечить пособиями из своих средств в размере 15 рублей в месяц не менее 10 тысяч безработных курсантов из числа обучающихся на курсах Главпрофобра и ЦИТа»{535}.
На все такие меры предусматривалось выделить на 1925/26 год около 74 миллионов рублей. В том числе на общественные работы -12,5 миллиона{536}.
Тем же постановлением ПБ сочло необходимым предусмотреть борьбу с безработицей и в деревне, страдавшей от отсутствия возможности приложения труда не меньше, чем город. Документ потребовал «в первую очередь нанимать батраков… С этой целью НКТруд с привлечением Всерабземлеса (Всероссийского профсоюза работников земледелия и лесной промышленности. — Ю.Ж) разработать правила о порядке привлечения на мелиоративные, лесные, дорожные и т.п. массовые работы в сельской местности в первую очередь батраков — членов (проф)союза… В хлопководческих (Средняя Азия) и лесозаготовительных (Урал) районах… воздержаться без крайней нужды от ввоза иностранной рабочей силы… Считать необходимым… поднятие квалификации батрачества путём обучения на курсах трактористов и др.»{537}.
Разумеется, претворить намечаемое в жизнь не составило бы труда, если бы хлебозаготовки прошли так, как их планировали. В новых же условиях ПБ пришлось задуматься об источнике финансирования расходов, не предусмотренных бюджетом. Выручил СТО, ещё 2 сентября решивший как использовать ожидаемые излишки зерна — значительно увеличить производство водки, чтобы три четверти её направить в сельскую местность, где по-прежнему царило самогоноварение.
Два месяца спустя, 5 ноября, ПБ предложило В.В. Куйбышеву, Н.М. Янсону — секретарю президиума ЦКК и Г.Д. Пятакову срочно разработать более конкретные предложения, в соответствии с которыми «процент водки, продаваемой в деревне, был максимально увеличен». Только теперь предполагалось не столько справиться с нарушением государственной монополии, сколько вынудить крестьян увеличить продажу хлеба заготовителям ради денег на покупку алкоголя промышленного производства.