Требования восставшего крестьянства выражались в многочисленных воззваниях повстанцев к населению, к красноармейцам, местным Советам. Параллельно с боевыми действиями развернулась своеобразная пропагандистская война — обе противоборствующие стороны пытались доказать собственную правоту.
В обращении Усть-Ламенского повстанческого гарнизона Ишимского уезда к Глубоковскому, Бурлаковскому, Гоглинскому, Зубаревскому сельским Советам 18 февраля 1921 г. говорилось:
«Наступил момент, когда крестьянин, выведенный из терпения, взял в свои мозолистые руки дубину и с ней стал на защиту своих жизненных интересов, на защиту своего труда и свободы. Момент этот страшен был сначала, чтобы дерзнуть, взмахнуть пред высотой. Троцкого, обстановленного пушками и пулеметами и тысячами своих преданных рабов-коммунистов, которые, не признавая ничего: ни святости, ни правды, ни закона, — терзают каждого, который осмеливался выразить слово против диктатуры, расстреливают каждого, который утаивал свой труд, свой хлеб, приобретенный своими мозолистыми руками и потом. Раздевали, обирали и затем голодного и холодного крестьянина заставляли выполнять все похоти коммунистов, отрывая от сохи и от своей прямой работы, от которой зависит благо и жизнь всей страны. За полтора года довели страну до полнейшего разорения, голода. И выведенный из терпения мужик взял в свои мозолистые руки дубину и пошел с ней на пушку и пулеметы, никем не подгоняемый: ни офицерами, ни начальством, — и идет бесстрашно. И все ломится под его могучим натиском. Гонит он от себя коммунистов.
Присоединившийся к нему и обирающий его, не мешайте ему работать, не мешайте жить, не издевайтесь над ним. Каждый идет с надеждой победить своего врага, и победит он его. Не может быть страшна смерть от врага, когда она неминуема. Кто из трусости боится пожертвовать своей жизнью в борьбе с врагом, тот должен понять то, что он остается под игом коммунистов, через год или более умрет с голода, а голодная смерть гораздо ужасней боевой, ибо страна за полтора года доведена до голода. А что впереди?…» {2: 233—234}.
Командование повстанцев Голышмановского района Ишимского уезда в феврале 1921 г. дважды обращалось к красноармейцам. В воззвании 10 февраля объяснялись мотивы восстания: «Товарищи красноармейцы. Мы идем не против советской власти крестьян и рабочих, ибо мы вполне убеждены, что советская власть есть действительно власть, всецело стоящая на защите интересов трудового народа. Мы идем против коммунистов — представителей колчаковских банд, наводнивших все наши правительственные учреждения и вносящих в нашу массу смуту, всячески стараясь подорвать нашу советскую власть. Мы идем против тех коммунистов, которые выгребли у нас все до последнего зерна и гноят его в амбарах, а если не хватало хлеба для выполнения наложенной на крестьян разверстки, то конфисковывали все имущество; против тех коммунистов, которые при непосильной шерстяной разверстке заставили нас стричь шубы и овец в зимнее время, отчего овцы гибли от мороза. От которых также хорошего ничего не слышали, кроме угроз и понудительных работ, а если крестьянин стал бы защищаться, то имущество его приказывали сжечь, не считаясь с целыми селениями. Да здравствует свобода!» {2: 169}.
В другом воззвании в середине февраля 1921 г. голышмановские повстанцы призывали красноармейцев присоединиться к восставшим: «Братья, кровавое зарево повстанческого пожара смутно видно вам издалека. В недрах необъятной, могучей Сибири ширится пожар повстанческого движения. Братья-солдаты, обобранные, голодные, удерживая потоки кровавых слез, стиснув зубы от душевной боли, мы идем с палками в руках против орудий и пулеметов. Льются океаны нашей крови, но возврата к прежнему нет, позади могила. В решительную минуту протягиваем свои руки к вам, чтобы не смотрели безучастно на это страшное избиение народа. Коммунисты кровожадны и стремятся уничтожить нас. Ждем вас. Знайте, что это — решительная минута. Горе тем, кто не пойдет на голос своего народа» {2: 211}.
Аналогичные мотивы звучали в воззвании Тобольского главного штаба Народной повстанческой армии к красноармейцам 6 марта 1921 г.: «…Нас спрашивают: за что мы воюем? Мы говорим открыто и честно, что жить так, как заставляют нас коммунисты, дальше нельзя. Ведь вы сами знаете, что у нас отобрали весь хлеб в первую разверстку. Но этого показалось им мало. Они отобрали и весь семенной хлеб и ссыпали по амбарам, где и гноят его. Они остригли шубы у нас и овец в зимнее время, которые теперь замерзают. Народ, измученный, обобранный, угнетенный, не вынес коммунистического ярма и восстал как один человек. Коммунисты, обставив себя пулеметами и орудиями, издевались гнусно над русским бедным народом, чувствуя себя сильными за спиной одураченных ими красноармейцев.
Мы, крестьяне, хотим, чтобы человек стал человеком, чтобы всем жилось свободно. Мы хотим восстановить рабоче-крестьянскую советскую власть из честных, любящих свою опозоренную, оплеванную, многострадальную родину. Коммунисты говорят, что советская власть не может быть без коммунизма. Почему? Разве мы не можем выбрать в советы беспартийных, тех, которые всегда были с народом воедино и страдали за него? Что нам дали коммунисты? Они обещали нам чуть ли не райскую жизнь, обещали свободу во всех отношениях, но, взяв в руки власть, они дали нам тюрьмы и казни, они издевались над нами, а мы молча гнули спины. Но ведь всякому терпению бывает конец, и мы, крестьяне, отдавши коммунистам все добытое потом от земли, решили: лучше умереть от пули и штыка коммунистов, чем умирать медленной, мучительной голодной смертью или гнить в тюрьмах.
Братья-красноармейцы, опомнитесь! Идите к нам, бейте своих комиссаров и коммунистов, и мы окончим братоубийство, установим свою рабоче-крестьянскую власть, станем у станков, возьмемся за сохи, бороны и заживем мирным трудом. Идите же к нам!! Вас ждут старики и братья. Помните, что вы проливаете кровь не помещиков, офицеров и генералов, а свою чисто родную — крестьянскую!!!
Да здравствует народная советская власть! Долой коммунистов!!! Да здравствует полная свобода народа!!! Мы — народные представители от 22 волостей и говорим от имени народа!!!» {2:304—305}.
Известны случаи перехода к повстанцам не только отдельных красноармейцев, но целых воинских подразделений. Часть красноармейцев боеспособного Казанского полка перешла к повстанцам и влилась в Народную армию. Мотивация подобного решения бойцов регулярной Красной армии объяснялась в обращении бывших красноармейцев Казанского стрелкового полка к беспартийным красноармейцам 21 марта 1921 г. из Тобольска: «…Товарищи! Не белогвардейцы и не колчаковские офицеры сражаются против коммунистов, воюет наш простой, серый крестьянин, воюет наш брат и отец. За что же он воюет и против кого воюет?
Он признает советскую власть и советские учреждения, но не может смириться с той кабалой и с той бесправной, скотской жизнью, которую устроили для рабочих и крестьян коммунисты. Крестьянин добывает упорным трудом хлеб, который затем отбирается от него силой и преет в зернохранилищах. Крестьянин выращивает скот для того лишь, чтобы коммунисты сгноили мясо на своих складах. Наконец, сам крестьянин очутился на положении крепостного раба: зиму и лето должен он рубить, возить и плавить дрова, мотаться во всяких подводах, зиму и лето изводиться на тяжелых работах.
Крестьянин до поры до времени терпел и молчал. Чаша терпения переполнилась, когда коммунисты начали отбирать семенной хлеб и ссыпать его в те амбары, где уже прели десятки тысяч пудов отобранного ранее хлеба. Увидя, что у него не будет даже семян для посева, крестьянин не стерпел: вооружился дубиной и с яростью кинулся истреблять коммунистов.
Товарищи! Все мы — тоже крестьяне. Наши братья, наши отцы также разорены, оплеваны и также взяты в непосильную крепостную работу.
Товарищи, братья! Кого же нам поддерживать? Коммунистов ли, которых все мы ненавидим, или отцов и братьев? Ответ ясен.
Берите пример с Петропавловского гарнизона, который сам отдал своими руками город Петропавловск в руки народа!..» {2: 380—381}.
В восстании действовали совместно крестьяне и казаки Сибири и Урала. Протестные настроения крестьянства усиливались недовольством сибирских казаков, лишенных политикой расказачивания своего традиционного социального статуса и образа жизни: казаки Петропавловского и Кокчетавского уездов упорно саботировали продразверстку, хотя ее размер для них не был столь обременителен, как для крестьян Ишимского уезда.
Восстание сибирского крестьянства имело преимущественно стихийный характер: единое руководство у повстанцев Западной Сибири отсутствовало. Но крестьянские выступления были массовыми: в восстании принимали участие крестьяне, принадлежавшие ко всем социальным группам. Тем не менее основная масса крестьян и казаков не поддержала повстанцев, хотя многие им симпатизировали {2: 16, 17}. Многие отказывались в открытую восстать против коммунистической власти из-за боязни мести за участие в восстании: население на собственном опыте уже познало карательную мощь советской системы. Решившийся на восстание осознавал, какие последствия ожидают его самого и его семью. Все имущество участников восстания подлежало конфискации.
