Как сделан «Нос». Стилистический и критический комментарий к повести Н. В. Гоголя - Ксана Бланк

Ksana Blank

«The Nose»

A Styllistic and Critical Companion to Nikolai Gogol’s Story

Academic Studies Press

2021

Перевод с английского Александра Волкова

При оформлении обложки использован фрагмент иллюстрации Геннадия Спирина к повести «Нос».

© 1993 by Esslinger in Thienemann-Esslinger Verlag GmbH, Stuttgart.

© Ksana Blank, текст, 2021

© А. В. Волков, перевод с английского, 2021

© Academic Studies Press, 2021

© Оформление и макет. ООО «Библиороссика», 2021

О художественном языке Гоголя написано великое множество книг и статей, однако среди них нет исследований, целиком посвященных анализу стиля повести «Нос» [1]. Возможно, это связано с тем, что «Нос» стоит особняком среди других сочинений Гоголя. По языку эта повесть сильно отличается от украинских повестей и поэмы «Мертвые души». В ней нет архаической книжной лексики, гипербол и причудливых метафор. В ней не найти лирических отступлений.

Не похож «Нос» и на «петербургские повести» Гоголя. Например, в отличие от «Шинели», с ее знаменитой фразой «Оставьте меня. Зачем вы меня обижаете?», здесь отсутствуют сентиментально-драматические интонации. По сравнению с «Записками сумасшедшего» здесь мало канцеляризмов. Не характерны для стиля «Носа» и пространные, полные экзальтации описания, как в «Невском проспекте» с его экспрессивной концовкой «Он лжет во всякое время, этот Невский проспект…» Словом, вопрос о том, в чем состоят стилистические и лексические особенности этой повести, остается открытым.

Цель комментариев к «Носу», составляющих первую часть этой книги, – показать, что оригинальность его художественного языка в значительной мере основана на игре с идиомами, в частности, на буквализации идиоматических выражений (употреблении идиом в прямом, а не переносном смысле). В первую очередь это игра с фразеологизмом «остаться с носом» («потерпеть неудачу, оказаться одураченным», МАС; СРФ). Эта идиома определяет центральное событие сюжета: Ковалев остается без носа. Следует подчеркнуть, однако, что комментарии не ставят себе цели выявить многочисленные идиоматические выражения со словом «нос»: их наличие неоднократно отмечалось исследователями [Виноградов, 1976:14; Набоков 1996: 33; Пильщиков 2019: 227–228]. Задача здесь иная: показать десятки других примеров актуализации буквального значения различных идиом, разрушения структуры устойчивых выражений и прочих видов словесной игры, с помощью которой Гоголь создает комический эффект и ощущение абсурдности происходящего. Гоголевские описания повседневной петербургской жизни, понятные современникам писателя, но не всегда очевидные для сегодняшнего читателя, также требуют пояснений. Для удобства пользования комментариями в начале книги помещен полный текст повести.

Раздел «Как сделан “Нос”: языковая игра как двигатель сюжета» основан на предпосылке, что главным героем в повести выступает русский язык. В нем определяются роль и функция повествовательной манеры Гоголя и делается вывод о том, что гоголевская игра с фразеологизмами в «Носе» создает своего рода сказ – тип повествования, в котором речевая манера рассказчика отличается от стиля автора. Иначе говоря, развитие сюжета в «Носе» задается мастерской языковой игрой рассказчика с читателем.

Вторая часть книги посвящена основным интерпретациям повести. В 1859 году поэт и литературный критик А. А. Григорьев предостерегал, что не следует слишком усердствовать в поиске трактовок «Носа»: «Этот юмор достигает крайних пределов своих в „Носе“, оригинальнейшем и причудливейшем из произведений, где все фантастично и вместе с тем все – в высшей степени поэтическая правда, где все понятно без толкования и где всякое толкование убило бы поэзию…» [Григорьев 1967: 194]. В последующие сорок лет о Гоголе писали мало, но на исходе XIX века его сочинения, включая «Нос», стали предметом пристального внимания писателей и критиков. В статье «Гоголь» (1909) Андрей Белый отмечал: «Я не знаю, кто Гоголь: реалист, символист, романтик или классик… Гоголь – гений, к которому вовсе не подойдешь со школьным определением; я имею склонность к символизму; следственно, мне легче видеть черты символизма Гоголя; романтик увидит в нем романтика; реалист – реалиста» [Белый 2008: 268–269].

На протяжении XX века повесть «Нос» побуждала литературоведов, принадлежащих к разным школам, отыскивать самые разные мотивировки исчезновения носа с лица майора Ковалева. За последние сто восемьдесят пять лет повесть пытались истолковать с разнообразных точек зрения; в ней видели невинную шутку и едкую сатиру на общество, мистическое прозрение автора и свидетельство его антиклерикальных взглядов, выражение страха перед кастрацией и полную бессмыслицу.

Во второй части книги представлен обзор этих точек зрения и толкований, подчас противоположных, но не взаимоисключающих. Вопреки опасениям А. А. Григорьева, интерпретации, предложенные современниками Гоголя, идеи, выдвинутые исследователями в XX веке, и новейшие работы, опубликованные как в России, так и на Западе, мирно сосуществуют друг с другом и не убивают поэтическую правду этой уникальной повести. Напротив, они свидетельствуют о ее многогранности.

Я очень признательна Александру Волкову (Пушкинский дом – ИРЛИ РАН) за прекрасно выполненный перевод с английского, а Ольге Бараш за замечательную редактуру и ценные советы. Также я хотела бы поблагодарить издательский коллектив, занимавшийся организацией и осуществлением этого проекта. Благодаря профессионализму, оперативности и добросердечному отношению всех работников издательства Academic Studies Press, публикация перевода этой книги была подготовлена в максимально короткий срок. Разумеется, ответственность за все оставшиеся недочеты лежит на авторе.

I

1. Марта 25 числа случилось в Петербурге необыкновенно странное происшествие. Цирюльник Иван Яковлевич, живущий на Вознесенском проспекте (фамилия его утрачена, и даже на вывеске его – где изображен господин с намыленною щекою и надписью: «И кровь отворяют» – не выставлено ничего более), цирюльник Иван Яковлевич проснулся довольно рано и услышал запах горячего хлеба. Приподнявшись немного на кровати, он увидел, что супруга его, довольно почтенная дама, очень любившая пить кофий, вынимала из печи только что испеченные хлебы.

2. – Сегодня я, Прасковья Осиповна, не буду пить кофию, – сказал Иван Яковлевич, – а вместо того хочется мне съесть горячего хлебца с луком.

3. (То есть Иван Яковлевич хотел бы и того и другого, но знал, что было совершенно невозможно требовать двух вещей разом, ибо Прасковья Осиповна очень не любила таких прихотей.) «Пусть дурак ест хлеб; мне же лучше, – подумала про себя супруга, – останется кофию лишняя порция». И бросила один хлеб на стол.

4. Иван Яковлевич для приличия надел сверх рубашки